Тонкая струна - Пермяк Евгений Андреевич - Страница 20

Сеня помчался домой. Он страшно спешил, ехал с пересадками. Тяжело дыша, он подбежал к открытой голубятне.

Голуби не вернулись. «Может быть, ищут дорогу домой», — подумал он и решил ждать.

Время шло, а голуби не возвращались.

Андрей Олимпиевич застал Сеню плачущим подле голубятни. Узнав, в чём дело, растроганный артист твёрдо сказал:

— Голуби улетели в Египет и скоро вернутся. Обязательно вернутся! Как могут они не вернуться к такому хорошему мальчику, который не пожалел для Египта единственную пару своих голубей?

— Когда? — спросил Сеня. — Когда?

И Андрей Олимпиевич ответил на это:

— Нужно подсчитать дни. Пойдём ко мне.

Когда Сеня появился в квартире Андрея Олимпиевича, начался сложный подсчёт. Друзья оказались перед развёрнутой картой мира.

Андрей Олимпиевич взял линеечку и стал говорить:

— Сейчас твои голуби летят где-нибудь между Орлом и Курском. Вот здесь. — Он показал на карте. — Если они полетят прямой дорогой в Египет, то вернее всего, что заночуют в Крыму. Да. В Симферополе или даже в Севастополе.

Артист положил на карту линейку и прочертил карандашиком прямую линию от Москвы до главного города Египта — Каира. И оказалось, что прямой путь голубей проходит через Севастополь.

— Вы думаете, Андрей Олимпиевич, они в самом деле полетели к себе на родину? — спросил Сеня.

— Не думаю, а знаю, — сказал артист. — Уж кому-кому, а мне известны повадки египетских голубей. Они очень часто летают к себе домой и возвращаются со своими родственниками. С двоюродными братьями, сёстрами, просто с хорошими знакомыми.

— А зачем?

— Во имя дружбы. Да и потом, всякому разумному голубю понятно, что в хорошей голубятне, в такой, как у тебя, веселее жить большой компанией.

У Сени раскраснелось лицо. Глаза зажглись двумя синими огнями. Он, часто замигав, спросил:

— И вы думаете, Андрей Олимпиевич, что и мои прилетят с двоюродными братцами?

— Убеждён.

— А когда?

— Давай продолжим вычисления... Сегодня, мне кажется, они переночуют в Севастополе. Их, наверное, покормят моряки. Они страшно любят чаек, голубей. Вообще это удивительно милые люди. А утром голуби полетят через Чёрное море. И, как мне кажется, они остановятся где-нибудь на берегу Средиземного моря.

— Вот тут? — спросил Сеня, указав на карте точку пересечения карандашной линии и берега Средиземного моря.

— Да. Здесь им необходимо будет отдохнуть. Пообедать. Я думаю, что в Турции тоже немало хороших людей, и они бросят им горсть кукурузных зёрен. А потом голуби полетят через большое Средиземное море прямо в Каир.

— Но ведь там война, — сказал Сеня. — А вдруг они будут убиты?

Артист на минуту задумался, а потом ответил:

— Такая возможность, конечно, не исключена. Но будем надеяться на лучшее. Не такие же дурачки твои голуби, чтобы лезть под бомбы! Облетят сторонкой. Словом, послезавтра, в среду вечером, они долетят. Четверг они проведут в Египте. Полетают по родным, по знакомым... Поклюют в гостях хороших зёрен и, наверное, в пятницу... нет, вернее всего, в субботу утром они вылетят обратно. Тем же путём. Значит, в воскресенье вечером нужно будет открыть голубятню, насыпать овсянки и гороху. Вот и всё. Не так уж долго тебе ждать до воскресенья.

Затем Андрей Олимпиевич стал собираться в театр. Он был занят в спектакле.

Сеня, счастливый, отправился домой. Ему снились хорошие сны. Он видел море, над которым летят его голуби. Высоко-высоко. Он видел, как встречали в голубиных гнёздах гостей из Москвы. Египетские голуби хотя и ворковали на своём египетском языке, но Сене всё было понятно. Они хвалили свою московскую голубятню у заставы Ильича и очень хорошо говорили о Сене.

Дни шли медленно, но шли. Настало воскресенье.

Андрей Олимпиевич, уходя куда-то, сказал:

— Не забудь открыть сегодня голубятню. Вечером они должны прилететь.

Сеня весь день просидел у своей голубятни, а голуби не прилетали.

Настал вечер. Мать позвала Сеню домой. А как уйти? Они прилетят, а кто закроет дверцы?

Выручил Андрей Олимпиевич. Он сказал:

— Я подежурю. У меня сегодня нет спектакля. Они могут прилететь поздно ночью. Дует встречный северный ветер, им трудно лететь. Спи!

И Сеня уснул. Он проснулся, когда ещё совсем было темно. Мать, подавая ему ключ от голубятни, сказала:

— Андрей Олимпиевич велел сказать тебе, что они прилетели в полночь. Шесть штук. Чем кормить станешь такую ораву?

Никогда ещё не было таким торопливым одевание. Сеня выбежал из дому не умывшись. Подбежав к своей голубятне, он увидел шестёрку пугливых голубей.

Среди них он не узнал своей старой пары, которая была знакома ему до пёрышка, до коготка.

«Может быть, изменились в дороге», — решил он, не желая думать иначе, хотя ему в голову лезли всякие подозрения относительно появления голубей в воскресенье — в этот единственный день недели, когда в Москве открыт птичий рынок.

И в классе не верили, что Сенины голуби летали в Египет и вернулись оттуда вшестером. Не верили, но рассказывали на разные лады о том, как египетские голуби, побывав на родине, прилетели в Москву.

В театре, где работал Андрей Олимпиевич, артисты тоже не верили рассказу о египетских голубях. Не верили, но пересказывали эту историю за кулисами и дома.

Я тоже не верю этому. Но мне так приятно переносить сейчас на бумагу рассказ о египетских голубях, услышанный мною в театре, где играет хорошие роли добрых стариков превосходнейший человек и отличный артист Андрей Олимпиевич.

Волчок

Мой дядюшка Пётр Артемьевич служил старшим конюхом на опытном поле в Кулундинской степи. Дядюшка был очень любознательный человек. Его затеи привлекали внимание окружающих. Приручал ли дядя лису для охоты, одомашнивал ли диких гусей, придумывал ли новые способы ловли куропаток, — всегда было интересно.

Однажды он добыл в логове волчат и одного из них решил воспитывать вместе со щенком немецкой овчарки. Того и другого кормила мать щенка, крупная собака Альта.

Когда волчонок подрос, дядя, боясь, что он убежит, поместил его вместе со щенком в вольер, за проволочную сетку.

Волк получил имя Волчок, а собака была названа Стрелкой.

Когда Волчок и Стрелка подросли, когда пришло им время позаботиться о потомстве, дядя соорудил вместо конуры подобие логова. Вскоре у Стрелки появились дети. Дядя уже не входил в вольер — волк показывал зубы и не подпускал к логову.

— Как же теперь, Пётр Артемьевич, их называть? — спросил сторож опытного поля Аким Романович. — Волчатами или щенками?

— А это будет видно, — ответил дядя.

Мало-помалу дети Стрелки подросли и стали выходить из логова. Их было пятеро.

Дядя, внимательно рассматривая их, сказал мне:

— Вот эти двое — волчата, а эти два — щенята... А этот — ни то ни сё.

Я не поверил дяде. Как могли родиться у одной матери и щенки, и волчата!

— Подрастут — увидишь, что одни в мать, а другие в отца. Так не только у волков, а у многих бывает.

Живущие на опытном поле тоже считали, что дядя мудрит. Когда же волчата-щенята стали подрастать, все ясно увидели, что двое всё больше и больше похожи на отца, двое — на мать, а пятый — на того и на другого. Ни то ни сё. Так и прозвали его: «Нитонисёй». Волчата походили на отца не только по окраске шерсти, но и по характеру. Они были жаднее. В их глазах стояла какая-то затаённая злоба, ненависть к людям, хотя люди ничего, кроме добра, для них не сделали.

Дядя да и все остальные знали, что пословица «Сколько волка ни корми, а он всё равно в лес глядит» — не только крылатые слова, но и правда. И дяде очень хотелось проверить, насколько крепка эта семья. Сумеет ли удержать Стрелка детей Волчка, выросшего среди людей и вскормленного собакой? И всем это хотелось знать.