Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу


Кац Джон - Год собаки Год собаки

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Год собаки - Кац Джон - Страница 3


3
Изменить размер шрифта:

Случается, читал я дальше, что бордер-колли принимают детей за овец и пытаются сгонять их в стадо, причем могут сильно покусать ребенка. Они — рабочие собаки во всех смыслах этого слова: одиночество им отвратительно, безделье ненавистно. Если хозяин не знает, чем занять собаку, она найдет себе занятие сама.

Бордер-колли увлеченно гоняются за белками, кроликами, бурундуками, автомобилями, грузовиками — словом, за всем, что быстро движется. При этом они могут развивать удивительную скорость. Ни окрик хозяина, ни заборы, ни колючие изгороди, ни машины на дороге — ничто не может остановить бордер-колли, преследующую добычу.

На мониторе в аэропорту я прочел, что самолет Девона задерживается. На сколько — не сообщали. Долгий перелет тяжел для любой собаки; что уж говорить о нервной овчарке с тяжелым прошлым!

О прошлом Девона мне было известно мало. Похоже, он никогда не жил в доме и, в сущности, не имел хозяина — человека, к которому мог бы привязаться.

— У Девона проблемы, — коротко сказала Диана по телефону.

Насколько я понял, его готовили к соревнованиям по обидиенсу, но он не справился с нагрузками и покинул команду. Такое нередко случается со спортивными собаками. Смысл их жизни — в тренировках и соревнованиях: когда они выходят из игры, им становится незачем жить.

Девон тосковал и чах день ото дня.

— Он в отчаянии, — говорила мне Диана. — Ему очень важно знать, что он кому-то нужен.

Заводчики бордер-колли очень хорошо умеют разбираться в людях. При их работе это необходимо — слишком много их питомцев, своеобразных и неистощимо энергичных, не найдя общего языка с хозяевами, оказываются брошенными и ненужными. Поэтому заводчики стараются отдавать собак либо скотоводам, на ранчо у которых овчарки могут заниматься своим прямым делом, либо тем чудакам, что работают дома, например писателям.

Сдается мне, что Диана задумалась о моей кандидатуре, когда я упомянул, что Стенли приглашает меня поиграть в мяч, слегка покусывая за мягкое место. У вас необычное чувство юмора, сказала она, не сомневаюсь, вы оцените бордер-колли по достоинству. Так Девон отправился в путь. Сам не понимаю, почему я согласился на эту авантюру.

Что же теперь будет с Джулиусом и Стенли? Они привыкли к ленивой и беспечной собачьей жизни, полной вкусных косточек, мягких игрушек, прогулок в парке и регулярных поездок в загородный домик, где Стенли плавал в озере, а Джулиус целыми днями лежал у крыльца и мечтательно смотрел в пространство. Они питались высококачественными собачьими кормами, отдыхали на Кейп-Коде, гуляли четыре-пять раз в день, постоянно общались друг с другом — и платили за все это лишь любовью и преданностью.

Вечером я оставил Джулиуса и Стенли во дворе. Пусть познакомятся с Девоном на открытом месте — может быть, это поможет собакам меньше нервничать и убережет их от неприятных эксцессов.

— Ребята, — сказал я им, — я сейчас привезу сюда нового пса по имени Девон. Он, может быть, будет немного странно себя вести. Будьте с ним терпеливы.

Джулиус и Стенли преданно смотрели на меня и виляли хвостами, они как будто говорили мне: «Конечно, мы будем с ним терпеливы!»

Я взял с собой миску, флягу с водой и коробку собачьего печенья, новый голубой поводок и ошейник, к которому уже прикрепил табличку с кличкой Девона и своими телефонными номерами.

Я волновался, нервничал, не находил себе места, чувствовал, что совершаю глупость. И то, что Диана обещала принять пса обратно, если мы с ним не найдем общего языка, вовсе меня не успокаивало.

Самолета я прождал час. Еще через полчаса после приземления — в девять вечера — я наконец увидел двоих грузчиков, волочивших по полу большую собачью переноску. Переноска тряслась, дергалась во все стороны и с шумом билась о кафельный пол. Пластиковый контейнер был огромным, с вентиляционными отверстиями по бокам; спереди его закрывала металлическая решетка, на крышке был закреплен конверт со всеми документами собаки и разрешением на перевозку. Сквозь решетку я заметил скомканное одеяло — последний остаток былой жизни Девона, — пустую миску и обрывки газеты.

Больше почти ничего разглядеть не удавалось — лишь смутно виднелось какое-то крупное черно-белое существо, свирепо бросавшееся то на решетку, то на стены переноски. Грохот стоял такой, что я невольно поморщился. Ясно было, что Девону не терпится выйти на свободу.

— Эй, Девон! — позвал я.

Никакого ответа.

Я показал удостоверение личности, подписал багажную квитанцию и, подхватив переноску, поволок ее к стене, где народу было чуть поменьше.

В Ньюаркском аэропорту всегда людно, но в этот вечер там творился настоящий бедлам: из-за нелетной погоды по всему Восточному побережью откладывались и отменялись вылеты. Повсюду громоздились горы багажа, носильщики громко рекламировали свои услуги, в дверях полицейские орали на невнимательных водителей, хрипел громкоговоритель, над головой со страшным гулом взлетали и садились самолеты, вокруг сновало множество людей — словом, обстановка была не из самых приятных.

Я припарковал свой фургон в нескольких сотнях метров от входа. План у меня был такой: открыть переноску, надеть на Девона поводок, вывести его на улицу, держа переноску в другой руке, а дальнейшее знакомство отложить до автостоянки, где и потише, и поспокойнее. Девон бушевал по-прежнему: разглядеть его морду мне пока так и не удалось.

— Девон! — позвал я. — Девон, мальчик, я сейчас открою дверь. Не бойся. Все будет хорошо.

Дикие прыжки и метания вдруг прекратились: прямо передо мной оказалась пара испуганных чернильно-черных глаз. В их взгляде читались сила, отвага и безумный страх. Я опустился на колени, отодвинул задвижку — и дверца распахнулась мне навстречу. Клубок черно-белой шерсти сбил меня с ног, опрокинув на спину, и бросился прочь, в толпу. Когда я поднялся, Девон уже исчез из виду — о том, куда он направляется, можно было судить лишь по крикам и визгу до полусмерти перепуганных пассажиров.

Вшестером — я, двое грузчиков и трое очень недовольных полисменов — мы полчаса ловили Девона, в панике метавшегося по переполненному терминалу.

Полицейские в аэропорту, как выяснилось, не слишком-то любят собак. Они предупредили, что, если Девон собьет с ног какую-нибудь старушку или покусает ребенка, мне придется за это ответить.

— Мне приходилось видеть, как и гораздо более спокойные собаки кидались на людей, — пробормотал один из них.

Девон в испуге прыгал с одной багажной «карусели» на другую. Видимо, он искал путь к спасению — или хотя бы что-то знакомое, — но не находил ни того ни другого.

Стоило нам приблизиться к нему, как он разворачивался и кидался прочь, в толпу. Я опасался, что он обнаружит дверь и выбежит на просторную темную автостоянку, где поймать его будет куда сложнее. Выезды с автостоянки ведут на дорогу, где его легко может сбить машина, а если ему повезет и он без приключений перейдет дорогу, то растворится среди заводов, складов и ангаров, окружающих аэродром. Я громко звал его по имени. Но он словно не слышал.

Наконец нам удалось загнать его в угол возле киоска аренды автомобилей. Я медленно приближался к нему, справа и слева за мной следовали полицейские.

Подойдя к Девону на расстояние нескольких метров, я опустился на колени. Теперь я мог разглядеть его как следует. Девон оказался довольно красив — стройный, черный, с узким носом, белой грудью и белой полосой-молнией на лбу. Его бездонные черные глаза были невыразимо печальны. Бока тяжело вздымались — от страха, от усталости, может быть, и от жажды. Чтобы ему помочь, я должен был как-то завоевать его доверие.

Для бордер-колли очень важен зрительный контакт. Об этом пишут во всех книгах: именно глядя глаза в глаза, овчарка подчиняет себе овец. Может быть, это поможет? А если и не поможет — пауза в несколько секунд даст мне возможность подобраться ближе и схватить его. Я видел, как он измеряет взглядом расстояние до меня, до полицейских, до держащихся позади любопытных зрителей.