Assassin (СИ) - Мелан Вероника - Страница 18

– Ты возьмешь его. - Челюсти Рена плотно сжались, руки больно сдавили плечи.

– Нет. Я больше не хочу тебя видеть. Отпусти! - отрывисто произнесла я.

Я дернулась, но он еще сильнее прижал меня к стене.

– Отпусти, слышишь? Ты мне никто! - Закричала я срывающимся голосом. Рвущийся наружу плач больно сдавил горло.

В этот момент Рен резко сжал мой подбородок, силой поднял голову и приказал:

– Смотри на меня!

Я никогда раньше не слышала в его голосе столько льда. Растеряно моргнув, я посмотрела на него и мои глаза тут же пронзила адская боль.

Я закричала.

Белая вспышка разорвалась в моей голове, словно бомба. Тысячи острых осколков вонзились в мозг, парализуя его. Глаза пульсировали болью, слезы градом катились по щекам. Сквозь красную пелену в моем сознании высветились яркие зеленые цифры.

Телефонный номер.

Стараясь приоткрыть полуослепшие глаза, я, задыхаясь от боли и унижения, прохрипела:

– Тварь.

Теперь мне было все равно.

Все равно, что делать, все равно, что говорить. За эти слова он имел полное право ударить меня, но я не боялась.

Пусть бьет. Больнее, чем теперь, он уже не сделает. Он и так сделал все, что мог - насильно выжег свой телефон у меня в мозгу. И от этого мне теперь никогда не избавиться. Бумагу можно выкинуть, записную книжку поменять, мобильный телефон забыть в кафе.

Но невозможно самостоятельно стереть прожженный участок памяти. Невозможно!

Ненавистные цифры продолжали зеленым огнем полыхать перед глазами.

Приложив ладони к пульсирующим глазам, я расплакалась и стала медленно съезжать вниз по стене. Ноги отказывались служить.

И без того стальная хватка Рена, только усилилась, не позволяя мне осесть на пол.

Стараясь сдержать рыдания, я медленно отняла ладони от глаз, и, несмотря на режущую боль, посмотрела на Рена.

– Ты… - Задыхаясь от слез, прошептала я тихо. - Ты выжег свой номер в моей голове…

Он молча смотрел на меня холодными серо-голубыми глазами. … - но тебе не заставить мои руки набрать его. - Добавила я, с трудом сдерживая ярость. - Никогда, слышишь? Никогда…

Я резко оттолкнула его руки и со всех ног побежала к выходу. Почти врезавшись в дверь, я рывком распахнула ее и выбежала на темную улицу.

Несмотря на то, что глаза почти перестали видеть в темноте, я продолжала бежать и бежать, пока злосчастный ресторан не остался далеко позади. По сторонам мелькали дома и деревья, каблуки быстро стучали по асфальту, сердце безудержно колотилось в груди.

«Ненавижу» - внутренний голос, раз за разом выкрикивал это слово, будто это могло чему-то помочь.

– Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! - шептала я на бегу, пока силы окончательно не покинули меня, и я не упала на пыльный тротуар, разрыдавшись в голос.

Вот уже третий час я медленно брела по пустынной улице. Колени, ободранные об асфальт, нещадно болели, но я почти не замечала этого. Не замечала я и того, что по моим щекам продолжают катиться слезы, а голова раскалывается. Я чувствовала только, как отчаянно кричит от боли разорванное на части сердце, безжалостно искромсанное холодным лезвием невидимого ножа.

Что же ты наделал, Рен? Зачем…

Поиграл со мной, как с симпатичным плюшевым мишкой. Подергал за лапы, посмотрел, что внутри и выбросил в урну на заднем дворе за ненадобностью. И теперь я, как мишка, грустные пуговичные глаза которого навсегда обречены смотреть в бескрайнее небо, точно так же обречена на унылое одиночество.

Рен забыл обо мне.

И теперь я должна попробовать забыть о нем. Никогда больше не вспоминать его красивое лицо, нежные губы, ласковые руки. Забыть, как пахнет его кожа и как звучит его голос…

От горьких мыслей я остановилась и снова разрыдалась. Глаза невыносимо болели, сердце рвалось на части. Всхлипывая, я достала из сумочки зеркало и поднесла к лицу.

Собственный вид потряс меня до глубины души. Белки глаз покрылись красной сеткой лопнувших сосудов, синие зрачки казались неестественно яркими из-за алого ореола. Даже света уличных фонарей хватило на то, чтобы увидеть насколько ужасно я выгляжу. Что же тогда будет днем? Ведь в глазах не осталось ни единого белого пятнышка, сплошная красная пелена. Как я пойду на работу? Как я вообще выйду на улицу?

Трясущимися руками я спрятала зеркало обратно в сумку и двинулась по дороге. Голова сделалась пустой и монотонно звенящей. Мои ноги то и дело запинались об асфальт, глаза начинали пульсировать от малейшей попытки сфокусировать зрение.

Дойдя до ближайшей скамейки, я медленно опустилась на нее и, всхлипнув, закрыла лицо ладонями.

Рен гнал машину на предельной скорости.

Он давно миновал разрешенное ограничение в сто двадцать километров в час и продолжал неумолимо давить на газ. Руки сжимали руль с такой силой, что костяшки пальцев побелели. На шее пульсировала жилка Холодные глаза внимательно следили за дорогой, губы плотно сжались от напряжения.

Титаническим усилием Рен заставил себя ни о чем не думать. Ни одной мысли. Ни одного слова. Сосредоточившись на вдохе и выдохе, он хладнокровно душил даже намеки на эмоции.

Взвизгнув шинами, машина резко вошла в очередной поворот и, натужно выровнявшись, черной тенью понеслась по пригородному шоссе.

Когда огни ночного города остались далеко позади, Рен немного снизил скорость, высматривая неприметный поворот среди густо растущих деревьев. Наконец его глаза наткнулись на небольшой прямоугольник указателя и он, едва не проскочив поворот, резко вывернул руль вправо.

Машина плавно закачалась по ухабистой дороге, ведущей в лес. Сминая траву и опавшие листья, тихо зашуршали колеса.

Наконец Рен остановил машину на небольшой поляне, затянул рычаг тормоза и вышел наружу.

Небольшой участок земли, покрытый невысокой травой, со всех сторон окружали деревья. Лунного света едва хватало на то, чтобы разглядеть лежащие под ногами коряги. Но это не смущало высокого хмурого мужчину, лицо которого в этот момент напоминало холодную маску. Уверенно двигаясь по поляне, он безошибочно отыскал несколько вбитых в землю железных пластин, сверху которых висели деревянные мишени.

Стряхнув с них маскировку в виде пучков травы и веток, он вернулся к машине и достал из-за пояса два тяжелых металлических пистолета.

Посмотрев на мишени, Рен прицелился.

Его холодные глаза безжалостно впились в самый центр одной из них. Отсутствие света не мешало, он прекрасно видел в темноте.

Накопившаяся ярость, смешанная с болью, выплеснулась, наконец, при нажатии на курок.

Выстрелы, один за другим загрохотали в темноте. Пули пробивали доски насквозь, все новые и новые дыры появлялись в самом центре деревянных фигур. Большие и маленькие щепки с треском отрывались и разлетались в стороны. В течение нескольких секунд всю поляну сотрясал оглушительный грохот.

Рен точным движением откинул пустые магазины, заменив их новыми, и вновь принялся стрелять, безжалостно кроша и разбивая ни в чем не повинные деревяшки.

Здесь, где его никто не мог увидеть, он на какое-то время перестал обращать внимание на выражение своего лица, зубы его сжались, в глазах застыла бесконечная боль.

Продолжая менять магазины, он стрелял и стрелял, пока, наконец, не почувствовал, как напряжение медленно отпускает его тело.

Ярость ушла из серо-голубых глаз, оставив после себя глубокую тоску и печаль.

В последний раз, надавив на курок, он медленно опустил пистолеты вниз и застыл.

Я не помнила, как добралась домой.

Больше всего я боялась, что не смогу заснуть. Никогда. Боялась, что теперь каждую ночь мои глаза будут смотреть в потолок, а сердце невыносимо болеть. Что отныне каждая мысль превратиться в жестокую пытку, а любое изображение в кошмар.

Отворяя дверь спальни, я готовилась к самому худшему. Остаться наедине с собой.

Но судьба оказалась ко мне благосклонна и как только мокрая щека коснулась подушки, я провалилась в тяжелый, полный неясных голосов и отрывочных видений, сон.