Готфрид Лейбниц - Нарский Игорь Сергеевич - Страница 7

Иногда Лейбниц доводит применение своего принципа до номинализма: он советует читателям «решиться отбросить абстрактные вещи и пользоваться только конкретными терминами, не допуская в научных доказательствах никаких других слов, кроме терминов, означающих субстанциальные субъекты» (4, с. 192). Из того положения, что все индивидуально, философ склонен сделать вывод, что не существует ничего, кроме индивидуальностей, и в физике он отчасти и по этой причине отрицает гравитацию, ибо она была бы неким всеобщим свойством, а универсалии означают лишь приблизительное сходство между вещами, позволяющее сравнивать их друг с другом (эти заявления Лейбница оказали впоследствии большое влияние на позднего Ф. Брентано и Т. Котарбиньского). И все же сам Лейбниц возражал против крайностей номинализма (4, с. 284).

Диалектический характер принципа всеобщих различий выпукло обнаруживается при взаимодействии его с другими принципами системы Лейбница, с ним, казалось бы, несовместимыми. Заметим, что впоследствии Кант, видимо, не без влияния со стороны лейбницеанских построений намечал аналогичные соединения противоположных принципов «однородности» и «спецификации» (53, 3, с. 562–563).

Принцип всеобщих различий подкрепляется и развивается противоположным ему по акценту «принципом тождества [вещей] неразличимых (principium identitatis indiscernibilium)». Согласно этому принципу, две вещи, у которых все свойства первой присущи второй, а все свойства второй присущи первой, тождественны абсолютно, т. е. представляют собой одну и ту же вещь. Они неразличимы потому, что они суть одно и то же. Как указывает Лейбниц, «полагать две вещи неразличимыми — означает полагать одну и ту же вещь под двумя именами» (12, с. 54). Вещей, у которых тождественны все свойства, не существует, ибо бывает только самотождественность. Здесь мы получаем еще одну характеристику того гипотетически сконструированного ряда всех вещей, о котором выше шла речь. Если бы такой ряд удалось построить, то всякое отдельное место в нем было бы занято непременно только одной-единственной вещью.

Итак, вещи либо различны, будучи различными по своим свойствам, либо совпадают в одной вещи и уже нечего различать, когда все их свойства совершенно тождественны. Само по себе это довольно бесспорное соображение (оно было сформулировано еще Фомой Аквинским), но не просто какая-то тривиальность. Именно в рамках метода Лейбница его принципы (первый и второй) оказываются неожиданно полными глубокого содержания. Диалектика заключается уже в том, что никакое тождество двух вещей не бывает у Лейбница абсолютным и устранение последнего неодинакового у них свойства (или его количественное изменение) вызывает скачкообразный переход к качественно иному состоянию — к самотождественности того, что подлежало сравнению как несамотождественное.

Как мы уже заметили, некоторые свойства (пространственные и временные координаты вещи, а также нумерическое отличие частиц однородных материалов, из которых она сложена) не берутся Лейбницем в расчет при установлении тождества, ибо они относятся не к области сущности, а к сфере явлений. Только с точки зрения эмпирических наблюдений, где иногда отвлекаются от неодинаковости других свойств, можно считать, что такие-то вещи «различаются нумерически». Однако при строгом рассмотрении сущности этих вещей отвлекаются от нумерических различий. И вообще Лейбниц учитывал, что фактически в процессе познания явлений бывает не только так, что тождественные по сущности вещи ошибочно считаются различными, но и наоборот, — различные в действительности объекты приблизительно или даже ошибочно отождествляются.

Итак, хотя Лейбниц в качестве условия тождества говорил о наличии у одной вещи всех свойств, которые присущи второй, и наоборот, им тем не менее вводятся в рассмотрение ситуации, для которых характерна в том или ином смысле неполнота списка свойств, равно присущих сравниваемым вещам. В противном случае проблема тождества потеряла бы реальное значение: если вещи не тождественны, то их самотождественность не представляет интереса. Но для Лейбница принцип тождества неразличимых вещей существен: он позволяет ему подчеркнуть непреложную истинность для мыслящего разума принципа всеобщих различий (если бы все вещи не отличались друг от друга, они совпали бы в одну вещь, и механизм этого совпадения «пожирает» всякое исключение, которое могло бы быть у принципа всеобщих различий), указывает на преемственность существования изменяющихся во времени объектов и разрушает ошибочное допущение, по которому наша «Вселенная будто бы могла сначала иметь другое положение в пространстве и времени, чем присущее ей ныне» (12, с. 54), т. е. сложилась раньше или позднее, чем она сложилась. Онтологические выводы из рассматриваемого принципа сказанным не ограничиваются.

В этой связи трудно согласиться с мнением А. И. Уемова, что в понятии преемственной связи «выражен некоторый принцип отождествления, существенно отличный от принципа Лейбница» (60, с. 90). Как показывает этот автор далее, принцип отождествления, предполагаемый понятием преемственной связи, логически не означает отрицания Лейбницевой формулировки принципа тождества. А. И. Уемов формулирует более общее логическое условие тождественности через свойства свойств, однако уже у Лейбница генетическое тождество неизбежно вытекало, как мы видели выше, из общелогического тождества.

Действие указанного принципа тождества относилось Лейбницем не только к реальным вещам или даже только к вещам-субстанциям, но в соответствии с его рационализмом и к любым, в том числе к чисто логическим (логически существующим и реально возможным, а также относящимся собственно к области языка и логики) объектам. Поэтому этот принцип формулировался им и несколько иначе: «Тождественны те вещи, одна из которых может быть подставлена вместо другой при сохранении истинности» (eadem sunt quorum unum in alterius locum subtitui potest, salva veritate) (14, 7, S. 219; cp. 19, S. 460). Здесь имеется в виду сохранение истинности предложений, высказываемых о мире, и оно обеспечивается тем, что понятия, обозначающие в этих предложениях вещи, заменяются только равносильными им понятиями. Вторая формулировка принципа тождества не во всех случаях может заменять собой первую, т. е. не абсолютно равна ей, так как структура предложений по их логической истинности или ложности представляет собой более абстрактную «сетку», чем структура отношений вещей.

Рационалист Лейбниц не касается проблемы различия между двумя формулировками принципа тождества неразличимых вещей. Впрочем, рационализм Лейбница не заходит так далеко, чтобы он не различал предложений и фактов, понятий и вещей, определения вещи и определяемой вещи, существования логического и существования реального. Наоборот, Лейбниц различает их, как мы уже отметили выше, достаточно определенно, и на этом основано очень важное для его системы разграничение между логически возможным и реально действительным.

Непрерывность

Итак, мир представляет собой совокупность вещей, которые все неодинаковы, различны, индивидуальны. Но какой характер присущ самим этим различиям? Скачкообразно или же наоборот постепенно происходит переход от одних вещей к другим, от одних состояний вещи к иным, отличающимся от первых? Ответ на этот вопрос дает принцип, или закон непрерывности (lex continuitatis), о котором Лейбниц писал Вариньону в «Animadversiones» и других работах.

Согласно этому принципу, всюду имеют место постепенно возрастающие различия и происходят постепенные (их можно было бы назвать «бесконечно малыми») изменения, так что «вещи восходят вверх по степеням совершенства незаметными переходами» (4, с. 417). Это говорит о том, что всюду в мире царит «бесконечная тонкость вещей» (3, с. 201). «Существует бесконечное число ступеней, — указывает Лейбниц, — между каким угодно движением и полным покоем, между твердостью и совершенно жидким состоянием, которое не представляет никакого сопротивления, между богом и ничто. Точно так же существует бесконечное число переходных ступеней между каким угодно побудителем и чисто страдательным началом» (3, с. 237).