НФ: Альманах научной фантастики. День гнева - Гансовский Север Феликсович - Страница 21

Ее ресницы настороженно приподнялись, как крылья птицы, готовой взлететь при малейшем шорохе.

— Когда был жив папа…

Но еще раньше, чем услышал ответ, сигом понял, что ошибся, причинил боль.

— Я понесу тебя до Праги, — сказал он.

— Ладно, — согласилась Вита. Сначала она подумала, что это игра, а потом вспомнила, что рассказывал учитель о сигомах. Она никогда не думала, что у кого-нибудь еще, кроме отца, может быть такая ласковая и сильная рука.

Валерий Павлович бережно поднял девочку, как поднимают одуванчик. Откуда-то из плеч сигома забили две струи, окутывая и его и Виту прозрачной упругой оболочкой.

Девочка увидела, как отдаляется зеленая земля, как навстречу, похожие на журавлиные ключи, несутся цепочки перистых облаков. Она представила, как обычно сигом летает здесь один, врезаясь в облака, и они накрывают его вот такой же холодной белой мглой. Ей стало жалко сигома: “Такой могучий и такой одинокий”. И она сказала:

— Большое, большое вам спасибо. Без вас я бы никогда не смогла так летать.

Она почувствовала приятную теплоту на голове, как будто кто-то опустил руку и ворошит ее волосы.

— Посмотри вниз, Вита!

Под ними проплывали цепи холмов. Их покрывал туман, и только меловые вершины, как маски, выглядывали из него.

— Будто в сказке, — сказала девочка, и по ее голосу угадывалось, что она всегда готова к встрече с чудесами.

— А в космос вы тоже могли бы вот так полететь? — спросила она.

— Могу, — ответил сигом.

— А что вы еще можете необычного? Он улыбнулся и задумался.

“Почему взрослым так трудно иногда отвечать на наши вопросы? Наверное, потому, что они думают, будто все знают”, — подумала Вита и, чтобы помочь Валерию Павловичу, спросила:

— А на дно моря тоже можете пронырнуть?

— Да.

Он думал одновременно о девочке, о ее маме и бабушке, о себе, о том, что ему предстоит:

Я несу ее на своих руках, но она мне нужна больше, чем я ей Даже мои создатели не подозревали, как она мне будет нужна.

Труднее всего пришлось бы им А сейчас? Как они волнуются, подозревая меня в преступных замыслах! А ведь им еще предстоит узнать правду… Смогут ли они понять?

Разгона не нужно. Скорость возникает сразу, как вспышка света. Только так можно перескочить барьер.

“Люди всегда движутся через барьеры. И то, что они живут, — уже преодоление барьера. И особенно то, что они сумели создать нас. Пожалуй, это самый большой барьер, который они одолели. А у нас впереди свои барьеры. Но нам легче, чем им, хоть мы и пытаемся помочь, подставить плечо под их ношу. Они нам дали то, чего сами были лишены: всемогущество и бессмертие, а мы им — только надежду. И сейчас эта девочка отдает мне свою ласку и восторг, а что я дам взамен? И нужно ли это ей?”

Вопросы, на которые он не находил ответа… Ответ должна была дать девочка, раз ее мать и бабушка не смогли сделать этого.

— А вы можете пронырнуть сквозь время? Нам говорил учитель… Знаете, я бы тоже могла, если бы только у меня были такие органы. И я бы сначала пронырнула в прошлое, года на четыре назад…

Он понял: она открывает ему самый сокровенный свой секрет. Она говорит неопределенно “года на четыре”, но думает точно: “На четыре года”. Тогда был жив ее отец.

Сигом почувствовал, что его волнение все растет и мешает думать. Он мог расшифровать свое состояние, разобрать все нюансы, слившиеся в один поток, мощный, недоступный обычному человеку, у которого в сотни раз меньше линий связи и чувства беднее в сотни раз. Такой порыв сломил бы его, как буря сухое дерево. Но сигом не расшифровывал потока. Он включил стимулятор воли, и ему показалось, что он слышит затихающий грозный клекот в своем мозгу…

— Угадайте, что это такое.

Рука девочки показывала вниз, на зеленую щетину леса.

Он хотел сказать “лес”, но вовремя уловил загадочный блеск ее глаз и произнес полушепотом:

— Зеленый зверь-страшилка.

Она с восторженным удивлением посмотрела на него, как бы говоря: вы такой догадливый, словно и не взрослый вовсе. С вами интересно разговаривать. И спросила:

— А он злой?

— Нет, он только притворяется. В самом деле он очень добрый.

— Верно, — подтвердила она и впервые посмотрела на него не покровительственно и не восхищенно, а так, как смотрят на равного, на друга.

— Гляди, вон и Прага на горизонте.

Там, куда он показывал, лежала алмазная подкова. Это сверкали новые районы лабораторий. Когда подлетели поближе, стало видно, что подкова состоит из двух частей — наземной и воздушной. Многие здания-лаборатории парили в небе, поднятые на триста — пятьсот метров. Здесь были все геометрические фигуры: здания-ромбы и шары, кубы и треугольники. Они встретили нескольких людей. перелетавших от лаборатории к лаборатории. Кто-то помахал им рукой и долго смотрел вслед.

А внизу уже распростерлась старая Прага-музей с иглой старомястской ратуши и резными шпилями собора в Градчанах. Сигом с Витой приземлились на площади как раз перед ратушей.

— Сейчас будут бить старинные часы, и ты увидишь апостолов, — сказал сигом.

— А что такое апостолы?

— Игрушечные человечки. Они покажутся вон в том окне.

Апостолов по требованию Виты смотрели два раза. А потом прошли по Карлову мосту через сонную Влтаву. У каждой статуи девочка останавливалась и наконец заключила:

— Когда-то больше любили кукол.

— Да, — серьезно проговорил сигом. — Тогда взрослые тоже играли в кукол.

Они остановились перед знаменитой фабрикой игрушек, и сигом сказал:

— Ты пока посмотришь фабрику, а я ненадолго отлучусь и вернусь за тобой.

5

Сигом вернулся раньше, чем предполагал, хотя орган-часы в его мозгу показывал, что он нерационально тратит время. Сигом не пытался оправдаться перед собой, зная, что не может поступать иначе. Он думал о Вите, вспоминал, как она спрашивала: “А можете?” На фабрике ей предложат выбрать себе игрушку. И сигом догадывался, какую она выберет.

Робот-швейцар проводил его к Главному конструктору игрушек — веселому стройному человеку, одетому в спортивный костюм. Он сидел на маленьком стульчике для посетителей, а около его глубокого старинного кресла стояла Вита.

Сигом видел ее сейчас в профиль: разгоревшаяся щека, облако пушистых волос, любопытный глаз.

— А вот и за мной пришли, — сказала она Главному конструктору, увидев сигома.

Одну руку подала ему, а второй прижимала к груди пластмассовую коробку.

— Угадайте, какой подарок я выбрала, — предложила Валерию Павловичу и заговорщицки подмигнула Главному конструктору.

— Трудно, — сказал сигом и попытался нахмурить лоб, но это у него не получалось — кожа из пластбелка не собиралась морщинами. — Может быть, ты мне поможешь? — И, не ожидая ответа Виты, спросил: — Из старых или из новых?

— Из новых. — Ее глаза говорили: “Ты хитрый”.

— Машина или существо?

— Существо.

“Я не ошибся”, — думал Валерий Павлович, вспоминая куклу-сигома, новинку пражской фабрики. Кукла умела сама ходить, выговаривала несколько слов, пела. В ее лоб был вделан маленький прожектор, прикрытый заслонкой.

“Глядя на куклу, она будет вспоминать меня”.

Он спросил:

— Это существо похоже на меня?

— Немножко, — лукаво сказала девочка.

— Может быть, это кукла-сигом? — сказал он медленно, будто раздумывая.

— Вот и не догадались!

Вита раскрыла коробку. Там лежали две чешские куклы — папа Шпейбл и Гурвинек.

— Но ты же сказала, что игрушка — из новых моделей.

— Я правду сказала: папа Шпейбл играет, а Гурвинек танцует. Раньше таких не было.

Сигом и Вита попрощались с Главным конструктором. Они вышли из его кабинета, прошли через выставочный зал. Уже у самого выхода сигом задержался, спросил у Виты:

— А ты не хочешь еще и ту куклу, которую я называл?

Девочка отрицательно покачала головой.