Опалы для Нефертити - Бобев Петр - Страница 5

Гурмалулу предался воспоминаниям. Когда-то он, как все молодые, жил в хижине юношей. Его поселили там, сказав, что уже стыдно все время вертеться возле матери. А раньше он делал все, что заблагорассудится. Черные родители все позволяют своим детям. Они учат их, что и как надо делать, но не наказывают и не бьют. Вот и сейчас Нгалбара показывал сыну, как читать следы животных, поясняя речь рисунками на песке. Хорошо было тогда Гурмалулу! Все братья его отца были и ему отцами и все сестры его матери — его матерями. У Гурмалулу был один отец и две матери младше его. Но они умерли рано от какой-то болезни, как и многие дети племени. Но он выжил. Еще малышом ему сделали отверстие в перемычке носа. Джубунджава перед этим положил кусок льда и долго держал, потом проткнул хрящ костяным шилом. Сделал большую дырку, потому что отец хотел, чтобы его сын был красивым. В дырку продели толстую палочку, чтобы заткнуть ноздри. Считается очень красивым, когда мужчина дышит через рот, а не через нос, как женщины.

Однажды, когда племя встретило группу белых людей, чихающих и вытирающих свои длинные носы белыми тряпочками, Гурмалулу заболел. Демон поселился в груди и душил. Его бросало то в огонь, словно во время лесного пожара, то он замерзал, как у подножия горы Радужной Змеи.

Тогда Джубунджава сказал:

— Белые демоны несут с собой смерть. Лицо смерти — это лицо белых.

И, глядя на Гурмалулу долгим взглядом, добавил:

— Он не умрет. Вши еще ползают по нему. Если они покинут его, значит, он обречен.

И Гурмалулу не умер.

Там, в лагере юношей, он научился всему, что должен знать и уметь настоящий мужчина: метать копье и бумеранг, делать наконечники, читать следы. После обряда посвящения в мужчины на его груди остались рубцы. Гурмалулу выдержал все испытания: голод, жажду и раны от каменного ножа, нанесенные Джубунджавой.

Все напрасно! Потому что сейчас он должен умереть!

Возле его навеса сидела Руби. Она уже выглядела вдовой, посыпала голову пеплом, к телу прикрепила зеленые веточки. Руби подбрасывала в костер смолистые ветки эвкалипта и окуривала себя дымом. Она в кровь изодрала лицо и все тело. Для нее, как и для всего племени, он уже мертв. А Руби была хорошей женой. Она приносила ему много пищи. Гурмалулу взял ее, как полагалось по старому обычаю. Молодой воин, красивый и сильный, с нависающими над глазами черными бровями и приплюснутым носом, с большим ртом и толстыми губами, с волосами, собранными на затылке, заплетенными палочками и травами и посыпанными красной пылью, с телом, разрисованным черной и белой глиной, — Гурмалулу стоял тогда в одном ряду с шестью другими юношами племени. Они ждали перед хижинами соседнего селения. Навстречу вышли девушки, предназначавшиеся им в жены, и теперь каждая стояла перед своим избранником, наряженная и желанная. Напротив него остановилась Руби, то улыбаясь, то бледнея. Брачный обряд весьма суров. Не каждая невеста выживает после него. По знаку старейшины каждый молодожен обрушивает на голову своей избранницы древко копья и относит ее, потерявшую сознание, в свадебную хижину. И Гурмалулу ударил Руби, но до сих пор не пожалел об этом.

А сейчас он должен умереть! Точнее, он уже мертв, и его Руби — вдова. Теперь уже другие будут рисовать на песке следы зверей, обучая его сыновей, испуганно выглядывающих из-за хижины, не смея приблизиться. Потому что Джубунджава, торжественно восседавший перед хижиной, с длинной белой бородой, грубой как корневище спинифекса, следил за тем, чтобы никто не преступал закона.

— Белые несут зло! — так говорил Джубунджава. — Поэтому черные должны избегать белых. Им нельзя селиться в резервациях, им нужно вернуться в пустыню, подальше от белых!

А Гурмалулу продал свою душу белым. И сейчас должен умереть.

Всегда чего-то не хватало Гурмалулу. Вечный скиталец, как все черные люди, он решил посмотреть, как живут белые. Пришел к белому колдуну, у которого было сто женщин. Звали его Мис-Си-Онер. Он купил у племени сто девушек, но не жил с ними и не требовал, чтобы они носили ему пищу, а сам их кормил и только учил писать какие-то знаки на бумаге и петь. Пришел к нему Гурмалулу, а тот показал крест, который всегда носил на шее, и сказал: «Это Иисус-тотем. Самый сильный тотем!». Затем он заставил Гурмалулу одеться и креститься. За это и давал Гурмалулу пищу и не требовал ничего другого. Но Гурмалулу недолго прожил у миссионера. Он ушел и стал пастухом на ферме, потом нанялся рубить тростник, снова вернулся к колдуну с сотней жен.

Тот не рассердился и разрешил делать бумеранги и деревянных кенгуру, которых продавал иностранцам, а на эти деньги покупал еду для всех.

Однажды приехал к ним человек, рисующий не священные чуринги на дереве, а картинки на бумаге. Он изображал не духов, не демонов и тотемы, а поля и деревья, горы и пустыни. Гурмалулу тоже попробовал рисовать. Художник дал ему лист бумаги и краски. Получилось не сразу.

И вот (лучше бы никогда не настал этот день!) в миссию пришел мистер Том. Постояв за спиной, посмотрел на его мазню и спросил:

— Есть у тебя другие рисунки?

— Нет! — ответил Гурмалулу. — Я их рву.

Тогда мистер Том сказал:

— Больше не делай этого! Будешь отдавать их мне. Уедешь из миссии. Станешь великим, как Наматжира.

Гурмалулу слышал кое-что о всемирно известном черном живописце, ставшем академиком. Он был единственным туземцем, которому власти разрешили жить в Алис-Спрингсе. Но Наматжира не согласился, требуя, чтобы в город пустили все племя. Ему отказали, и художник купил легковую машину, грузовик с прицепом, чтобы возить соплеменников, превратив их в моторизованных кочевников. Гурмалулу слышал также, что Наматжира давал всем своим близким спиртное, хотя белые этого не разрешают. Не знал Гурмалулу только, что значит «великий».

— У тебя будет много денег, — пояснил мистер Том.

— А зачем они мне? Мис-Си-Онер хорошо меня кормит.

Однако мистер Том не сдавался. Он отвел Гурмалулу в свою машину и угостил виски. Никогда раньше Гурмалулу не пробовал такого питья. Голова затуманилась, и все вокруг стало красивее. Даже белый мистер Том уже не казался таким противным со своим длинным носом и ртом-щелью. Он уже не ощущал дурного запаха, исходящего от всех белых людей. И Гурмалулу ушел из миссии. Вернулся в свое племя. Начал рисовать. Мистер Том приезжал каждую неделю, приносил бумагу и краски, уносил то, что приготовил для него Гурмалулу. За каждый рисунок он оставлял по бутылке виски. Гурмалулу пил и угощал всех мужчин, женщин и детей. Они пили и веселились. Только Джубунджава недовольно ворчал:

— Вот что приносят белые! Смерть и виски! И охотники уже не могут держать копье, не способны метать бумеранг.

Но спирт был сильнее гнева старейшины. Поэтому никто его не слушал.

Однажды в селение пришел Джонни Кенгуру, прозванный так белыми, хотя он и не был из тотемной группы Гурмалулу. Он пришел с пустыми руками.

— Мистер Том не хочет больше твоих рисунков. Их не покупают.

— Почему ты не принес виски?

— Нет рисунков — нет виски!

А что будет делать Гурмалулу без выпивки?

Джонни Кенгуру наклонился и прошептал на ухо:

— Знаешь, что хочет мистер Том, — чтобы ты рисовал ему чуринги!

— Нет! — прохрипел Гурмалулу, задрожав от ужаса.

— Тогда не будет и виски!

Джонни Кенгуру ушел, не оставив ни одной бутылки.

Гурмалулу терпел два дня. Он уже никого не хотел ни слышать, ни видеть. Раньше он никогда не поднимал руку на Руби и детей, а сейчас бил их, если те попадались на глаза. И не выдержал. Нашел мистера Тома и сказал ему:

— Дай виски! Буду рисовать тебе все, что захочешь. Буду делать все, что скажешь. И чуринги. Только не знаю, как они рисуются.

Мистер Том разозлился.

— Пойдешь туда, где вы их прячете, возьмешь две-три штуки. Будешь на них смотреть и сделаешь такие же.

— Закон не разрешает ходить в Священное хранилище. Закон не разрешает брать чуринги. Племя наказывает за это.