Замуж с осложнениями. Трилогия (СИ) - Жукова Юлия Борисовна - Страница 100

— А как мы возьмём лошадей?

Азамат фыркает чаем.

— Уж не в багажнике, это точно. Ты что, Лиза, как мы их возьмём? Их отправят на пароме в Долхот, а оттуда монорельсом до нас. Через несколько дней приедут.

— А… тут есть монорельс? — удивляюсь я. Как-то у меня плохо укладывается в голове, как муданжцы умудряются сочетать свеженькие земные удобства с первобытнообщинным строем в головах.

— Есть, конечно. От всех больших городов к столице и кольцевой. Вот если от Долхота в Сирий ехать, то рельс проходит прямо под горами, по пещерам. Ох и красиво там… надо будет летом съездить, сейчас это направление почти не работает, весной много обвалов бывает. А если ехать на Орл, то под водой. Там уже не вагоны, а почти звездолётик такой ходит, прямо в толще воды. Можно на всяких морских гадов посмотреть. Красота, в общем. Да и обычный монорельс неплох. Я всегда из столицы к матери ездил, а не летал. Уж очень там леса живописные… сидишь в вагончике, а по обе стороны такие деревья гигантские, почти вплотную. Иногда под вывернутым корнем проезжаешь. Те горы, что тянутся от Ахмадхота до Худула — они самые старые на всём Муданге. И растения там тоже древние. А я в детстве обожал всё древнее.

У меня аж слюнки текут, так хочется поскорее всё это увидеть. Правда, неплохо бы дождаться весны, чтобы полазать по огромным корням да пощёлкать цветочки — маме отправить фотки…

— Это у вас мать так далеко жила? — поражается северянин. — Это ж сколько у вашего отца денег было — ездить-то из столицы в Худул?

— Да он нечасто ездил, — смущается Азамат. — Но вообще с деньгами у него было слава богам… — Азамат мнётся, стараясь отойти от скользкой темы. — А мать, наверное, и до сих пор жива. Она очень рано меня родила, да и если бы умерла, мне бы сказали.

— А она знает, что ты вернулся? — спрашиваю тихонько.

Он пожимает плечами.

— Вряд ли. Кто бы ей сказал?

— А ты сам?

— Я не говорил.

Я потерянно моргаю.

— Ты ей вообще давно последний раз звонил?

Он на меня странно смотрит.

— Я не уверен, что у неё есть телефон.

До меня начинает постепенно доходить.

— А ты… в принципе когда с ней общался?

— До того, как… — он неопределённо взмахивает рукой в районе лица.

— А она вообще знает, что ты жив-то? — похолодев, спрашиваю я.

Он слегка приподнимает брови.

— Ну, ей сказали, на что я стал похож. Вряд ли ей очень хочется на меня смотреть.

— Это ты так думаешь или она сама так сказала? — продолжаю допытываться я. Мы уже давно перешли на всеобщий, так что пастухи только переглядываются и недоумевают, о чём это мы.

— Я так думаю, — вздыхает он. — Ну ты сама посуди, если уж отец…

— Я совершенно не вижу тут связи. Или ты считаешь, что его кретинизм передаётся половым путём?

Азамат смотрит на меня с убийственной укоризной.

— Я просто хочу сказать, — поясняю я, — что твоя мать ещё имеет шанс оказаться хорошим человеком. Во всяком случае, я бы не стала так категорично её клеймить.

— Естественно она хороший человек! — взвивается Азамат. — Она прекрасный человек, я её очень люблю!

— Тогда какого ж чёрта ты её игнорируешь? Ты поставь себя на её место — она узнаёт, что ты ранен, а потом семь лет ни слуху, ни духу! Семь долгих муданжских лет! Тебе не стыдно, вообще?

— Да на какого шакала я ей сдался?!

— Азамат, она твоя мать! Даже муданжская мать не может просто так наплевать на своего ребёнка, не выродки же вы все тут, в самом деле!

Он ещё плечами пожимает — ну в чём тут можно быть неуверенным?!

— Отец же смог.

— Так то отец! Он тебя не рожал! А материнский инстинкт никакая внешность не спугнёт!

— Ну хорошо, — перебивает меня Азамат повышенным голосом. — И что ты теперь предлагаешь? Семь лет уже прошли, их не вернуть.

— Во-первых, выясни её телефон и позвони.

— И что я ей скажу?

Пастухи поняли, что с ними больше никто разговаривать не собирается и начинают расползаться по своим шатрам.

— Во-первых, что ты жив и здоров. Во-вторых, спросишь, как она сама, здорова ли, не нужно ли ей чего. А там уж смотря что ответит.

— Ладно, — вздыхает он и не двигается с места.

— Ну и чего ты сидишь? Звони уже!

— Что, сейчас, что ли?

— А почему нет?

Он, не сводя с меня оторопелого взгляда, достаёт телефон и несколько расслабляется.

— Сети нет.

Я состраиваю ехидную улыбочку и протягиваю ему хвост от пистолетика. Не отвертишься, дорогой.

Звонит он брату. Тот долго вообще не может понять, что и зачем от него требуется. Видимо, тоже давненько с матушкой не общался. Наконец Азамат говорит «понятно» и прощается.

— Она теперь живёт не в Худуле, а в деревеньке на побережье, и связи там практически нет. Арон её номера не знает, но даже если бы знал, всё равно вряд ли удалось бы дозвониться.

— Ясно, — вздыхаю я. — А название деревни он сказал?

— Да…

— А найти её ты сможешь?

— Ну да, а что ты…

— Я предлагаю прямо сейчас туда полететь.

— Лиза, это часов семь отсюда!

— Заодно поучишь меня управлять унгуцем. А то я сегодня чуть не рехнулась, как тебя искать, да как выбираться, если с тобой что случится, не дай бог.

— Лиза, но я со всеми договорился, что завтра уже буду дома!

— Вечером будешь.

— Но тренировка!

— Ну вот что. Я понимаю, что ты ухватишься за что угодно, чтобы только не навещать маму. Так что я тебе повышу мотивацию. Есть кое-что, чего ты обо мне не знаешь, хотя очень хотел бы узнать. Пожалуй, когда узнаешь, это перевернёт всю твою жизнь. Но пока ты не навестишь маму, я тебе ничего не скажу.

Он смотрит на меня широко раскрытыми глазами.

— Ты всё-таки имеешь какое-то отношение к Укун-Тингир?

Я приподнимаю брови и безжалостно отчеканиваю.

— Не-ска-жу.

Он изучает меня ещё с минуту, потом встаёт, проходится по шатру. Потом берётся за телефон и выбирает контакт.

— Алтонгирел? Слушай, я задержусь ещё на день. Предупреди всех, чтобы зря не ездили…

Управлять унгуцем несложно, если рядом сидит Азамат и доходчиво объясняет, какой рычажок для чего. Оказывается, что добрая половина всех значков на панели не имеют никакого отношения к управлению, а вовсе даже являются охранными символами, типа как у нас народ иконы, магендавиды и нэцкэ по кабине расклеивает. Вокруг навигатора символы богов-погодников, на рулевом рычаге обереги от невнимательности, на контроле взлёта и посадки молитва богу гостеприимства. Впрочем, после предварительного ликбеза, успешного взлёта и получаса полёта я вполне овладеваю управлением и без подсказок. Погода по-прежнему хорошая, ведёт меня внятный и правдивый электронный навигатор, Азамат тихо скрипит зубами на соседнем сиденье.

— А твоя мама любит рыбу? — внезапно спрашивает он меня.

— Терпеть не может, — озадаченно отвечаю я. — А что?

— Да так… — отмахивается он. Потом, помолчав, снова спрашивает: — А волосы она длинные носит?

— Ты же видел фотки.

— Ну мало ли…

— Недлинные, как у меня примерно.

— Ясно. А…

— Азамат, если ты этими расспросами пытаешься выморщить из меня ответ на свой вопрос, то можешь не надеяться.

Он разоблачённо вздыхает.

— Ты можешь мне хотя бы объяснить, зачем тебе так непременно надо, чтобы я встретился с матерью? Ты ведь понимаешь, что у вас принято поддерживать более близкие отношения с родственниками, чем у нас.

— Если бы мы были на Земле и ты такое отчудил, я бы вообще не знала, что и думать. Понимаешь, я ведь не заставляю тебя с ней общаться постоянно. Я знаю, какие бывают пожилые люди неприятные, у меня для этого бабушка есть. Просто я думаю, что она заслуживает знать, что с её сыном всё в порядке, ведь это каждой матери важно. Она-то от тебя не отрекалась.

— Нет, — задумчиво соглашается он, — не отрекалась. Но и не приехала из Худула, когда я был ранен.

— А ей сразу сказали?

— Ей и отцу сказали одновременно. Не совсем сразу, но быстро… Кстати, помнится, ты очень резко высказывалась обо всех моих друзьях, которые за меня не вступились. А ведь она тоже не вступилась. И что ты об этом думаешь?