Правила жестоких игр. Дилогия (СИ) - Ефиминюк Марина Владимировна - Страница 21

– Пожалуйста, передайте ответным жестом и еще вот это… – Я быстро вытащила из сумочки ручку и на салфетке вывела мало понятым почерком: «Уступаю сладкое твоим подругам! У меня аллергия на зефир!»

– Хорошо? – Я протянула официанту записку, и он только недоуменно кивнул, отходя. – И запишите на счет молодого человека, передавшего кофе! – Уже ему в спину крикнула я.

– И что это значит? – Сдержано поинтересовался Павел.

– Да так, знакомые из института. – Отмахнулась я, стараясь держать раздражение в кулаке. – На чем мы остановились?

Неожиданно на скатерть упал пожухлый бордовый лепесток, а потом еще один. Скосив глаза, я обнаружила, что цветы в вазе стремительно темнеют и съеживаются, будто в ускоренной киносъемке. Букет подарил настоящий листопад, и свежими осталась лишь пара роз. Как для покойника, честное слово. Открытие добавило мрачного юмора подлой ситуации.

Паша помолчал, потом быстро заговорил, словно боялся, что его перебьют:

– Саш, мы знаем друг друга уже много лет. Мы еще детьми были, когда познакомились. – Он жалобно заглядывал в мои глаза, и мне становилось как?то очень тоскливо и обидно. – Я всегда тебя поддерживал и после аварии тоже был рядом.

Это был удар ниже пояса! Вспоминать, что он носился со мной, как с ребенком, не давая впасть в депрессию, звучало далеко не по?дружески!

– Понимаешь? – Приятель накрыл влажной ладонью мои пальцы, сжатые в кулак. – Я хочу постоянно о тебе заботиться, мне просто необходимо это… Я хочу быть с тобой.

– Ты же и так со мной. – Напряженно пробормотала я.

– Нет, я хочу…

На стол осыпались остатки роз, превратив букет в голые прутики с коричневато?зелеными шипами, словно в отдельно взятое кафе залетела осень, обнажила цветы и исчезла.

– Извините! – Раздался голос официанта, я воспользовалась заминкой и отдернула руку, спрятав ее под стол. Пашка шумно выдохнул и уставился на невольного курьера злобным взглядом. Официант плюхнул передо мной тарелочку с кусочком черного хлеба. – Это тоже вам, – парень явно чувствовал себя не в своей тарелке, смахивая ладонью со скатерти съежившиеся лепестки.

– Кто? – Я заставила себя не оглядываться, а потому сидела, неестественно выпрямившись на самом краешке стула.

– Ээээ… брюнет. – Покосившись на дальний столик, отозвался бедняга.

– Брюнет, значит. – Через сжатые зубы пробормотала я. – В таком случае, передайте ему мою благодарность. Хлеб – это как раз то, что нужно!

Теперь Пашка покраснел в цвет скатерти, накрывающей столик. Официант ушел, а я тут же поднялась, с грохотом отодвигая стул.

– Паш, мне что?то есть расхотелось. Ты можешь отменить заказ? Я подожду тебя на улице.

И пока он возмущенно мычал, явно растерявшись, выскочила из кафе. Холодный ветер тут же остудил горящие щеки, внутренности рокотали. Конечно, быстрый уход со стороны выглядел позорным и поспешным бегством, но семейка злых фей сводила меня с ума!

У дверей квартиры, ругая себя последними словами, я позволила Пашке себя поцеловать, понимая, что он для меня является кусочком простого постного хлеба. Мне отчаянно хотелось находиться в другом месте, совсем с другим человеком (или совсем не человеком?) с невероятно синими глазами.

Я загадала, что если Филипп мне позвонит назавтра, то не стану слушать доводы рассудка и уступлю нам обоим. Тем более что с рассудком мы рассорились уже давным?давно.

ГЛАВА 6. Большие ошибки маленьких детей

Я вскочила с кровати, почувствовав, что захлебываюсь кровью. Приложив руку к лицу, чтобы не закапать ковер, я бросилась в ванную. Раковина тут же окрасилась алым, густые капли падали на кафель. От приторного запаха и солоноватого вкуса на языке меня замутило, комната пошатнулась.

В этом доме жило целых два врача, но оба еще вечером, пока в кафе рушились мои отношения с единственным другом, укатали в командировку.

Меня колотило в панике, руки стали холодными, зато тело бросило в жар. Кровь остановилась резко, словно полностью вылилась из перевернутой чашки. Сполоснув рот и умывшись, я посмотрела в зеркало и не узнала себя: бледное лицо и неестественно расширенные зрачки напомнили мне покойников, каких мы препарировали в медицинском институте. Тут мне стало по?настоящему страшно.

Включив свет во всей квартире, я забилась в уголок дивана, завернувшись в плед, и тряслась. Пережитое казалось кошмаром наяву. Настенные часы, словно насмехаясь, показывали полночь, две тонкие стрелки сошлись на цифре двенадцать, ввергая меня в еще больший ужас.

Впервые с момента аварии я разрыдалась, освобождая внутри страшную черную дыру, заполненную прежде надеждой на лучшее. Второго шанса нет! Это просто моя выдумка, не способная обмануть действительность, и, похоже, она больше не позволяла цепляться за нее.

В ту ночь я так и не сомкнула глаз, не чувствуя ни усталости, ни желания спать. Сон пугал и отталкивал, он казался возвращением полночного кошмара. Очередной дождливый день тянулся мучительно долго, и ответы на полные радости сообщения Пашки получались односложными. «Хочу тебя увидеть» – Писал он. «Сегодня подготовка к контрольной по логике», – вяло соврала я, отправляя послание и не слыша даже шепота совести.

В толпе студентов я брела по коридору в нужный класс. Неожиданно учеба и одногруппники стали раздражать, а в голову закралась крамольная мысль забрать документы. Я все равно не понимала, что делаю на философском факультете, если всю жизнь намеревалась стать светилом медицины. В кармане резко завибрировал мобильный телефон, вырывая из хмурых размышлений. Номер оказался неизвестным, зато голос на другом конце очень знакомым.

– Не буду тебя мучить и признаюсь, – проворковал Филипп низким приятным баритоном, заставляя мое сердце подпрыгнуть к горлу, – телефон мне дала твоя подруга.

До меня доносился гул работающего мотора и приглушенная резкая мелодия моей любимой песни.

– Действительно? – Я старалась, чтобы идиотская улыбка, расцветшая на лице, не прозвучала и в голосе.

– Не сердись на Катерину, она не смогла пережить моей пытки и раскололась.

– Надеюсь, когда ты ее пытал, вы были одетыми? – Душа странно воспрянула и забыла обиды, отряхнув перышки, как легкая недалекая птичка.

– Одетыми. – Он смеялся. – Она походила на испуганную мышь и явно мечтала оказаться раздетой.

– Ты мне зубы заговариваешь! – Фыркнула я. – Зачем звонишь? Если нужно переписать лекции, то тороплюсь напомнить, я пока что на первом курсе.

– Я бы мог подарить тебе все свои конспекты, но, к сожаленью, я их не вел. – От его легкого шутливого тона у меня пели внутренности. Как будто все происходило именно так, как должно происходить. – Но звоню не за этим. Хотел узнать, как вчера понравился тебе черный хлеб?

– Достаточно понравился, но пресновато. – Прикусив губу, я ждала его ответа. – Как понимаю, кофе – не твоя затея.

– Кофе? Нет, – хмыкнул он, – к кофе я не причастен. Ответь мне, Зайка, тебя совсем не прельщает сладкое? Даже клубника со сливками?

– Клубника со сливками и «Зайка»?

– Можем поменять клубнику на вишни и без сливок, если ты их любишь больше. – Быстро пообещал он.

– Дай подумать…– Я во всю флиртовала и не чувствовала ни капли смущения. – Звучит очень заманчиво.

– Попробуем сегодня вечером вместе? Скажем в восемь. Я заеду.

– Не обещаю. – Промурлыкала я, не скрывая радости в голосе.

– И, умоляю тебя, надеть то самое изумрудное платье и чулки в сеточку. – Он отключился так неожиданно, что я моргнула и в недоумении посмотрела на телефонную трубочку, проверяя, был ли звонок или только привиделся.

Теперь остаток дня буквально плелся, прихрамывая и помогая себе костылем. Зато восемь часов наступило незаметно, и, когда зазвонил телефон, я все еще не собранная стояла перед шкафом.

– Ты надела изумрудное платье? – Лениво поинтересовался Филипп.