По стандартам миллиардеров - Перфилова Наталья - Страница 49

– Да уж, Ренат, скажи?ка нам свое веское мужское слово! – С издевательской насмешкой прищурилась Лариса. – Неужто язычок проглотил, голубь ты мой сизокрылый…

– Прекрати, Лариса. – Ренат теперь явно чувствовал себя не в своей тарелке. – Сейчас не время и не место для подобных разборок. Подожди хотя бы, пока огласят завещание… Ты не боишься потом пожалеть о том спектакле, который устроила?

– Я уже ничего не боюсь! – Грубовато отрезала Колесникова, сверкнув глазами. – Это ты, дурачок, все еще надеешься урвать что-то от состояния Семена… Неужели ты так и не понял, убогий, что Сема был в сто… в тысячу раз умнее всех нас вместе взятых. Да ты ломаного гроша от него не дождешься, особенно после того, что он узнал… Иван Станиславович, не могли бы вы дать ту бумагу, которую Семен насчет Юленьки оставил? Будьте добры! Хотя в принципе не трудитесь, я и так знаю, что там написано. Естественно, мать всегда знает, кто счастливый отец ее любимого ребенка… К сожалению, моей крошке не повезло, ей в папаши достался безответственный, трусливый, к тому же нищий слизняк по имени Ренат Романович Асманов. Семен и бросил то меня после того, как узнал о нашей с ним связи… Я с себя вины не снимаю, я дурой была, кретинкой и идиоткой… А наш обожаемый Ренат, как только узнал, что на Семины миллионы мне рассчитывать не приходится, быстренько перекинулся на менее привлекательную, но в тот момент более перспективную жертву – Ирину Матвеевну… Вы уж извините меня за откровенность, но он сам мне рассказывал кое-что из вашей интимной жизни… да не волнуйтесь вы я не настолько цинична, чтобы выносить это на всеобщее обозрение, у меня совесть еще осталась… Семен узнал все и постарался удалить этого корыстного парня как можно дальше от своего дома и своих близких. Ренат заметался. То ко мне прибегал, в ногах валялся, то вас подкарауливал во всех мыслимых и немыслимых местах. Параллельно он и в других местах вешки ставил, но кроме нас с вами, двух дур беспросветных, на его слащавые приманки никто не клюнул.

– Ты бы прикусила свой ядовитый язычок, дура! – Прикрикнул на бывшую любовницу Асманов. – Откуда ты знаешь, как все будет. Смотри, как бы не пришлось потом прощения на коленках вымаливать…

– Уж не на Семины ли денежки ты губу раскатил? Ну?ну… Давайте, действительно, дослушаем диск до конца, Иван Станиславович. Мне тоже со страшной силой захотелось узнать, что там для нашего дорогого Ренатика Семен приготовил. Надеюсь, никто не возражает против продолжения просмотра. – Лариса обвела всех нас поочередно глазами. Мы все, пораженные таким оборотом событий, молча закивали.

– Я с удовольствием снова включу речь Семена Васильевича. – Устало откликнулся нотариус. – Честно говоря, у меня давно такого тяжелого оглашения не было… Я предупреждал, что Семен напрасно перегибает палку, но он настаивал именно на таком порядке и форме. Желание клиента, как известно, для нас нотариусов закон.

– Тогда давайте уже к следующему наследнику перейдем.

– Мы вообще-то еще с предыдущим не закончили… – Он хитровато глянул на раскрасневшуюся от возбуждения Ларису.

– Так заканчивайте уже… – Проворчала она, изящным движением руки поправляя волосы. – Что еще, интересно, приготовил мне благодарный любовничек…

– Не наглей. – Для порядка напомнила Колесниковой я, хотя зла на нее я больше не испытывала совершенно.

– «Я специально купил красивую дорогую рамочку, очень органично вписывающуюся в интерьер твоей спальни, будешь просыпаться по утрам и подмигивать старому глупому толстячку. Надеюсь, вполне доброжелательно. Ведь, не смотря ни на что, нас с тобой связывало много добрых и приятных моментов, правда? Я заметил, что ты, Ларочка, обожаешь игрушки… Меня всегда умиляло, как ты просто таешь среди плюшевого великолепия на полках „Детского мира“ Поэтому на память обо мне и приятных минутах, проведенных вместе, я решил оставить тебе ткацкую фабрику, ну ту, где есть филиал по пошиву меховых игрушек. Помнишь, мы ездили туда как?то года четыре назад. Сейчас дела на фабрике идут прекрасно, я нанял профессионального управляющего, вполне честного и компетентного парня, так что ты можешь спокойно положиться на него во всем. Сейчас он на базе предприятия еще и магазин открыл в центре города, так что дела идут вполне не плохо. Если ты правильно поведешь бизнес, фабрика обеспечит вам с дочкой вполне достойное существование. Тогда тебе не придется очертя голову бросаться от одного „кошелька“ с ножками к другому, лишь бы вывести девочку в люди. Я ни на минуту не сомневаюсь, что ты есть и будешь всегда отличной мамочкой, и девочка у тебя… черт, как же это я ее имя то забыл, кретин, … девочка просто прелесть. Я открыл для нее счет в своем банке, который она получит ровно в шестнадцать лет, пусть и она вспоминает смешного дядю Семена с доброй улыбкой. Общение с ней доставляло мне искреннее удовольствие, честное слово. Давай будем считать, что я, если и не настоящий отец твоей дочке, то пусть хотя бы что?то типа крестного что ли. Ладно? Ну, теперь все. Не вешай нос, Ларчик! Ты еще найдешь свое счастье, только не стоит больше идти к нему такими путаными и темными дорожками… – Я покосилась на стул у окна, где сидела Лариса. Она спокойно смотрела на экран, степенно сложив на коленях руки, и даже не моргала. Только крупные горькие слезы, без остановки катящиеся из ее покрасневших глаз, выдавали жуткое волнение переполняющее все ее существо. – А ну?ка быстренько вытри глазки! – Внезапно сказал Семен. – Я вроде ничего печального или обидного не сказал… Хотя женщины вечно слезы пускают по любому удобному и неудобному случаю. Ладно, плачь, если хочется. А я перехожу к следующему пункту завещания. Кто там у нас на очереди? Конечно ты, мамочка. Кто же еще?

Итак, Ирина Матвеевна Наумова. С вами нас связывают отношения намного более длительные и более существенные, чем со всеми, кто находится сейчас в этой комнате. Никто не оказал на мою жизнь и на мой характер такого влияния как ты, милая мамочка! Хотя, честно говоря, теперь уж и не знаю, имею ли я право так тебя называть… Вернее, хочу ли… – После этих слов сына Ирина Матвеевна побледнела, как полотно, и уже безо всякой наигранной картинности прижала обе руки к тому месту, где у каждого нормального человека находится сердце. – Не знаю уж, за что небеса так пошутили надо мной, ведь, видит бог, мало кто из мальчиков так беззаветно и искренне любил свою мамочку, беспрекословно слушался ее всегда и во всем. Старался порадовать, к каждому празднику подарки мастерил своими руками… И это при том, что в ответ от мамы я никогда не видел ни тепла, ни нежности. Отец, как мог, старался успокоить меня, объясняя, что есть такие люди, которые не могут, просто не умеют, показывать свои эмоции, стыдятся проявлять чувства, считают всякие там поцелуи и нежности не приличными и не допустимыми для себя. Они хорошие, эти люди, просто они вот так вот странно воспитаны. Он утверждал, что наша мамочка Ира относится именно к таким замкнутым особям. Но я-то точно знал, мама хорошая, она добрая, прекрасная просто замечательная женщина, а вот я плохой, поэтому я и не достоин элементарной любви и нежности. И с еще большей энергией старался доказать тебе, мамочка, обратное. Господи! Кто бы знал, сколько сил и энергии потрачено напрасно! Сколько слез пролито. Я с любовью и благодарностью вспоминаю отца. Он был по настоящему добрый и справедливый человек. Единственное, чего я никогда не смогу ему простить, так это того, что он не нашел в себе сил и смелости, чтобы сказать мне правду. Он же не мог не видеть, как пагубно холодность и равнодушие матери сказываются на моем характере и мироощущении в целом. На нервной почве я много ел и старался как можно реже показываться на пороге своей комнаты. Я чувствовал волну раздражения и неприязни, окатывающую меня при каждой встрече с матерью. Если бы мне сразу сказали, что Ирина Матвеевна вовсе не родная мне, возможно, я бы не задавал себе так мучительно вопрос, почему она меня не любит. С годами я бы даже, наверное, смог понять и простить чувства обманутой женщины, которой изменил муж и которой мое присутствие никак не дает смириться и забыть о столь печальном факте ее не больно счастливой семейной жизни…»