Козы и Шекспир - Искандер Фазиль Абдулович - Страница 74

— Постой! Постой! А если все это случится, ты будешь звать его на свадьбу?

— Не позвать на свадьбу шефа — самоубийственная глупость.

— Почему глупость?

— Потому что ты не знаешь, какие подарки здесь дарят богатые люди. Мы можем получить в подарок трехкомнатную квартиру, конечно, взамен отцовской, двухкомнатной… Впрочем, ничего заранее нельзя знать. Кстати, прикрой занавеску, он идет.

Ветерок раздул ее платье, и она, сдвинув ноги, пригладила его и скромно придержала руками.

На верхней палубе ресторана «Амра» появился высокий человек в светлом костюме, с довольно приятными чертами лица, обрамленными благородной сединой.

Он деловито огляделся, иногда кивая знакомым, а потом, заметив нашу парочку, быстро и уверенно направился к их столику.

Молодой человек вскочил, отодвинул третий стул, чтобы гостю было удобнее присесть, и стал наливать шампанское в третий бокал. Рука его явно дрожала, и видно было, что он взволнован.

Человек присел за стол, властно оглядел обоих застольцев, и было видно, что девушка ему сейчас очень нравится. Он явно был доволен собой, что не ошибся в выборе. Она сидела опустив глаза, и это делало ее еще более привлекательной.

Он поднял бокал.

— Выпьем за нашу встречу, — сказал он и, строго взглянув на молодого мужчину, добавил: — Пока ничего не получается. Но ты не огорчайся. Один из основателей нашей фирмы зуб имеет против твоего отца и из-за того выступил против тебя. Все эти кавказские штучки портят бизнес. При чем тут сын? Но скоро он свою фирму организует и тихо уйдет от нас. Тогда твоя кандидатура — верняк.

Видимо, больше у него времени не было. Он поставил свой недопитый бокал на стол. И встал во весь свой внушительный рост. Он властно взял девушку за руку и поставил рядом с собой: цветущий старик с цветущей внучкой.

— Кстати, нам нужна интеллигентная секретарша, — сказал он, — вскоре мы начнем торговать с турками. Мы можем ее оформить.

— Я знаю английский язык, — краснея и подняв лицо к шефу, сказала девушка, — я окончила Московский университет. Я могу поддержать разговор почти на любую тему.

— Очень хорошо, — сказал шеф с придыханием и, крепко прижав к себе девушку, пошел к выходу.

— Чао! — быстро обернувшись, махнула рукой девушка своему жениху. Тот ничего не ответил. Но когда они скрылись, он налил полный бокал шампанского и опрокинул его, как водку. Потом он быстро пошел куда-то звонить, и вскоре к нему явилась другая девушка. Скорее всего, это была Люба. Они кутили, но я их уже не слушал. Я только вынужден был согласиться, что выбор дальнозоркого шефа был намного точнее.

Светофор

Маленький, очаровательный, как игрушка, древний немецкий городок. Мы, несколько членов российской делегации, поздно ночью возвращаемся к себе в гостиницу. Переходим улицу, хотя светофор показывает, что переходить нельзя. Но мы переходим улочку, потому что ни одной движущейся машины не видно.

Когда мы стали ее переходить, я услышал недовольный ропот нескольких немцев, которые стояли на тротуаре и явно, в отличие от нас, ждали зеленый свет. И ни одной машины, а они все стоят и ждут.

Я подумал, что вот это и есть демократия на самом низовом и, может быть, самом важном уровне. Это что-то вроде негласного общественного договора между государством и гражданином.

Есть вещи, неуследимые для граждан, но государство их обязано выполнять. Есть вещи, неуследимые для государства, но граждане их обязаны выполнять.

Гражданственность — это донести свой окурок до урны. Государственность — это сделать так, чтобы путь до очередной урны был не слишком утомительным.

Гражданин демократического государства догадывается, что для его личного достоинства выгоднее, не дожидаясь полиции, самому донести свой окурок до урны. Демократическое государство догадывается, что ему выгоднее чаще расставлять урны, чем полицейских. Это и есть взаимовыгодная практика демократии.

Но как она начинается? Можно подумать, что это одновременный процесс сверху вниз и снизу вверх. Но это неверно. Все начинается с наглядного примера. Самая наглядная для всех точка в государстве, на которую внимательно или рассеянно все смотрят, — это самая государственная власть. И когда гражданин, глядя на власть, про себя говорит: «Ты смотри — не воруют! Ты смотри — не лгут! Ты смотри — вчера ошиблись и сегодня, а не через год, признают, что вчера ошиблись! Придется донести свой окурок до урны».

Милосердие

Прохожу по подземному переходу возле гостиницы «Советская». Впереди нищий музыкант в черных очках сидит на скамеечке и поет, подыгрывая себе на гитаре. Переход в это время почему-то был пуст.

Поравнялся с музыкантом, гребанул из пальто мелочь и высыпал ему в железную коробку Иду дальше.

Случайно вложил руку в карман и чувствую, что там еще много монет. Что за черт! Я был уверен, что, когда давал деньги музыканту, выгреб все, что было в кармане.

Вернулся к музыканту и, уже радуясь, что на нем черные очки и он, скорее всего, не заметил глупую сложность всей процедуры, снова гребанул из пальто жменю мелочи и высыпал ему в железную коробку.

Пошел дальше. Отошел шагов на десять и, снова сунув руку в карман, вдруг обнаружил, что там еще много монет. В первый миг я был так поражен, что впору было крикнуть: «Чудо! Чудо! Господь наполняет мой карман, опорожняемый для нищего!»

Но через миг остыл. Я понял, что монеты просто застревали в глубоких складках моего пальто. Их там много скопилось. Сдачу часто дают мелочью, а на нее вроде нечего покупать. Почему же я в первый и во второй раз недогреб монеты? Потому что делал это небрежно и автоматически. Почему же небрежно и автоматически? Потому что, увы, был равнодушен к музыканту. Тогда почему же все-таки гребанул из кармана мелочь?

Скорее всего потому, что много раз переходил подземными переходами, где сидели нищие с протянутой рукой, и довольно часто по спешке, по лени проходил мимо. Проходил, но оставалась царапина на совести: надо было остановиться и дать им что-нибудь. Возможно, бессознательно этот мелкий акт милосердия перебрасывался на других. Обычно по этим переходам снует множество людей. А сейчас никого не было, и он как бы играл для меня одного.

Впрочем, во всем этом что-то есть. Может быть, и в большом смысле добро надо делать равнодушно, чтобы не возникало тщеславия, чтобы не ждать никакой благодарности, чтобы не озлиться оттого, что тебя никто не благодарит. Да и какое это добро, если в ответ на него человек тебе благо дарит. Значит, вы в расчете и не было никакого бескорыстного добра. Кстати, как только мы осознали бескорыстность своего поступка, мы получили тайную мзду за свое бескорыстие. Отдай равнодушно то, что можешь дать нуждающемуся, и иди дальше, не думая об этом.

Но можно поставить вопрос и так. Добро и благодарность необходимы человеку и служат развитию человечества в области духа, как торговля в материальной области. Товарообмен духовными ценностями (благодарность в ответ на добро), может быть, еще более необходим человеку, чем торговля.

Палач

— Как ты относишься к палачам, исполняющим смертный приговор?

— Я испытываю к ним омерзение.

— Во все времена люди испытывали к палачам ненависть и омерзение. Но может быть, они, сами не сознаваясь себе в этом, в глубине души считали, что могут совершить преступление и тогда попадут в руки такого палача?

— Нет, я не думаю так. Люди во все времена ненавидели палачей, потому что считали, что это самая грязная работа. Любой убийца движим какой-то страстью: ревность, ненависть, жажда наживы. Палач ничего не чувствует к жертве. Он — убийца в чистом виде. Вот почему люди во все времена ненавидели палачей.

— Если народ испытывает такое омерзение к палачам, может быть, следует отменить смертную казнь, и государству палачи не будут нужны? Есть же страны, где отменили смертную казнь, и, говорят, статистика показывает, что там убийц не стало больше.