Тьма века сего - Перетти Фрэнк - Страница 61

Рон Форсайт, сидевший до этого молча, вмешался в разговор:

– Я знаю, о чем вы говорите. В гимназии происходит то же самое: ребята запутались в разного рода сатанизме, вы не поверите, насколько это серьезно. В ваше время увлекались наркотиками, а теперь всех одолели бесы.

– Да, я знаю, это ужасно, – проговорила Джин сквозь слезы. – Но неужели Бобби – одержимый?

– Со мной было то же самое, – неожиданно произнес Рон. – Я это точно знаю. Я слышал голоса, они мне приказывали, чтобы я раздобыл кнарк или украл что-нибудь, заставляли вытворять ужасные вещи. Я не разрешал родителям вмешиваться в мою жизнь, ушел из дома. И все кончилось тем, что я стал ночевать в самых диких местах, с самыми невероятными людьми…

– С Бобби происходит то же самое. Мы его уже неделю не видели, – вздохнул Дан.

– Как это у тебя началось? – допытывалась Джин. Рон пожал плечами:

– Я уже до этого сбился с дороги. И теперь не уверен, что полностью освободился. Но я скажу вам, по моему мнению, меня втянули в эту дьявольщину, когда мне предсказывали судьбу.

Уверен, что все произошло именно тогда.

Кто-то спросил, знает ли Рон эту гадалку.

– Нет это было нечто другое. Три года назад, во время карнавала, в луна-парке.

– О, они повсюду!

– простонал кто-то.

– Это подтверждает, насколько далеко зашло дело в нашем городе! – заметила Сесиль Купер. – Гадалок и ведьм здесь больше, чем учителей воскресных школ.

– Посмотрим, что можно сделать в подобной ситуации, – откликнулся Джон Колмэн. Рон продолжал свой рассказ:

– Но это вовсе не так просто. Я имею в виду, что столкнулся с настоящей мистикой, когда этим занимался: видел, как предметы летали сами по себе, мог читать мысли других, однажды я даже вышел из тела и парил над городом. Лучше всего, если вы все начнете серьезно молиться!

Джин Кореи снова заплакала:

– Бобби одержим, я это чувствую!

Ханк понял, что пора взять разговор в свои руки:

– Хорошо! Я чувствую обязанность молиться за наш город, уверен, что и вы тоже. Я думаю, что именно так мы найдем ответ. Это первое, с чего нужно начать.

Все были готовы. Многие чувствовали себя неловко перед необходимостью громко молиться вслух, другие, привыкшие к этому, молились с полной отдачей. Некоторые в молитве произносили слова, заученные во время разного рода литургий. Но все относились серьезно к каждому сказанному слову, стараясь максимально выразить свои чувства и мысли. Сердечная атмосфера постепенно и медленно захватывала собрание, молитвы становились определеннее. Кто-то затянул простой псалом, те, кто знал его, подхватили, остальные пели, разучивая на ходу.

Вверху, на крыше, пели ангелы, такими же мягкими певучими голосами, какими звучат бас и виолончель в симфоническом оркестре. Трискал развел руки и с широкой улыбкой смотрел на Криони. Улыбнувшись в ответ, тот обнял друга. Шимон вытащил из ножен меч, заплясавший у него в руках, сверкая и рассыпая в воздухе разноцветные брызги. Увлеченный пением Мота смотрел куда-то в бездонное небо, покачивая в такт распростертыми крыльями и руками.

Кэт в глубокой задумчивости сидела за столом. Перед ней стояла чашка с остывшим чаем и тарелка с бутербродами, к которым она так и не притронулась. Кэт была совершенно подавлена нахлынувшими на нее чувствами, от которых перехватывало горло и сжималось сердце. Сколько же раз ей приходилось сидеть за обеденным столом вот так – в полном одиночестве. Конечно, Кэт мирилась с этим в Нью-Йорке, где Маршалл с утра до ночи был занят охотой за материалом для своих статей. Но ведь они с мужем перебрались в маленький городок, где жизнь обещала быть спокойной и размеренной. Однако и здесь Маршалл по-прежнему старался быть в курсе всех новостей. В результате он день и ночь за кем-то гонялся или что-то расследовал. И все ради того, чтобы раскопать историю, в которой совершенно ничего невозможно было понять. Может быть, в этом была его главная страсть, куда более сильная, чем любовь к жене или дочери.

Санди. Где была она в этот вечер? Разве не ради нее они переехали? А теперь она отдалилась от них как никогда, хотя по-прежнему жила дома. Шон вошел в ее жизнь как разрушающая все вокруг раковая клетка, а не как друг. Кэт так и не удалось поговорить с Маршаллом, несмотря на его обещания. Ее муж был постоянно погружен в свои мысли. Он был женат на своей газете, а может быть, и влюблен в хорошенькую молоденькую репортершу.

Кэт резко отодвинула тарелку, изо всех сил стараясь сдержать слезы. Сейчас не время раскисать и жалеть себя, нужно все серьезно обдумать и что-то решить. Но увы, принимать решение ей предстояло в одиночестве.

Возле вокзала, расположенного на самом краю Аштона, в заброшенной водонапорной башне, Тол собрал своих воинов на совет.

Натан прохаживался взад и вперед, и его голос отзывался эхом от высоких стен огромного резервуара:

– Капитан, я заметил, когда враг завлек Хогана в ловушку. Произошла опасная перемена в его чувствах к Крюгер. Семье журналиста грозит серьезная опасность.

Глубоко погруженный в свои мысли, Тол рассеянно кивнул:

– Этого и следовало ожидать. Рафар знает, что прямым ударом ничего не добьешься, его коварная рука нашла самое слабое место. Он пытается скомпрометировать их.

– И, похоже, успешно.

– Но что мы можем сделать? Если Хоган потеряет семью, он сломается!

– Нет, не сломается. Согнется, ослабеет, наверняка. Однако все зависит целиком и полностью от грязи в его душе, от которой Божий Дух должен убедить его избавиться Мы ничего не можем сделать. Мы должны ждать, позволив всему идти своим чередом.

Натан в порыве чувств качал головой. Гило, стоящий поблизости, размышлял над словами Тола. Естественно, то, что тот говорил, было верно. Грешит только тот, кто хочет грешить.

– Капитан, – сказал он, – подумай, что будет, если Хоган падет?

Тол прислонился к стене.

– Вопрос не в том, что будет, «если Хоган падет», а в том, «когда». Буш и Хоган закладывают фундамент, который нам необходим в сражении за город. Когда они сделают свое дело, они оба «должны» пасть, и Буш, и Хоган. Только их полное поражение поможет вытащить Стронгмана из укрытия.

Гило и Натан в смущении смотрели на Тола.

– Ты… ты думаешь пожертвовать этими людьми?

– Только временно, – ответил Капитан.

Маршалл достал толстый коричневый конверт с документами, тайно скопированными Эрни Джонсоном в бухгалтерии Вайтмор-колледжа, и протянул его через перегородку в редакции «Кларион» Харвею Кулу. Ревизора Кула Маршалл знал достаточно хорошо и вполне доверял ему.

– Я не понимаю, что ты сможешь извлечь из всего этого, но постарайся отыскать то, что нашел Джонсон, и проверь, что за темные делишки они там творят.

– Да, но это будет тебе дорого стоить, – ответил Харвей.

– Я дам тебе бесплатно место для нескольких объявлений, что ты на это скажешь?

– Идет, – Харвей улыбнулся. – Я займусь этим делом и дам тебе знать, как только появится что-нибудь конкретное.

– Спасибо, и как можно быстрее…

Харвей ушел. Маршалл вернулся в свой кабинет, чтобы заняться обычной вечерней работой вместе с Бернис.

Они просматривали груды записей, газеты, телефонные справочники и прочие материалы, которые смогли свободно раздобыть. Посреди этой бумажной горы лежал список с именами, адресами, должностями и налоговыми счетами. Листок за листком.

Маршалл просмотрел запись разговора с Хармелем.

– Отлично, как у нас дела с судьей, как бишь его зовут, Джефферсоном?

– Антони С., – дополнила Бернис и полистала телефонный справочник за прошлый год. – Да, Антони С. Джефферсон, 221 Адлер-стрит. Она тут же заглянула в свои каракули, наспех сделанные в агентстве «Вершина благополучия». – «221 Адлер-стрит…» – она пробежала глазами один листок, потом второй, третий, пока наконец не воскликнула:

– Нашла!

– Еще один!

– Может быть, так: Джефферсона убрала Организация, а «Омни» вошла в дело и купила его дом?