Маленькие дикари (Издание 1923 г.) - Сетон-Томпсон Эрнест - Страница 43

Яну, между прочим, засчитали ку за нахождение следов. Охота на оленя была усовершенствована тем, что «мальчик-олень» надевал сандалии, сделанные из старых сапог. Подошвы этих сандалий были подбиты гвоздями в виде треугольника, обращенного острием вперед, и оставляли следы наподобие копыт. Зерно представляло то неудобство, что нельзя было распознать направление или поворот следа, но сандалии исправляли этот недочет и, в соединении с небольшим количеством зерна, давали великолепный, след. Мальчики наловчились разбираться в следах, особенно Ян. Если он не отличался такой остротой зрения, как другие, зато превосходил их терпением и наблюдательностью. Он получил свой первый гранку, когда раньше всех нашел оленя и с одного выстрела попал ему в сердце. Потом он получил еще шесть гранку за то, что проплыл двести ярдов в пять минут; за то, что прошел четыре мили в час; за то, что пробежал сто ярдов в двенадцать секунд; за то, что знал сто диких растений; за то, что знал сотню птиц и, наконец, за то, что застрелил ушастую сову. У Гая было несколько ку, главным образом, за остроту зрения. Он видел «младенца на спине сквау», а в охоте на оленя несколько раз чуть-чуть не получил гранку. Однако судьба в последнюю минуту поворачивалась спиною, и даже старый Калеб, благоволивший к нему, не мог по совести подать голос за высшую награду.

— Что индейцы больше всего ценят в мужчине, Калеб? — спросил однажды Гай в надежде, что старик похвалит его зрение.

— Смелость, — ответил Калеб. — Для них важнее всего, чтобы человек был смелым. И это не только у индейцев. Люди могут уверять, что они больше всего ценят то или другое качество, а все-таки на поверку выходит, что любой мужчина, женщина или ребенок уважает смельчака.

— Я вам скажу, что я ничего не боюсь, — воскликнул Гай, весь вспыхнув.

— Не хочешь ли сейчас побороться с Яном?

— Нет. Он старше и больше меня.

— Слушай, Ветка, что я тебе предложу. Сходи в сад один и принеси ведро вишен. К девяти часам там уж никого не будет.

— Да, а старый Кеп меня загрызет!

— Как! Ты такой храбрец и боишься собаки?!

— Нет, я просто не люблю вишен.

— Я тебе устрою, настоящее испытание, Гай. Видишь этот камень? — сказал Калеб, поднимая маленький круглый булыжник со сквозным отверстием. — Ты знаешь, где похоронен старый Гарни?

Гарни был беспутный солдат, который застрелился будто бы по несчастной случайности. Его похоронили к северу от владений Рафтена на земле, которая считалась его собственной, но впоследствии оказалось, что это лишь часть большой дороги, к которой примыкала боковая тропинка. Таким образом могила очутилась на перекрестке.

Люди говорили, что сама судьба отметила Билля Гарни, как самоубийцу. Легенда добавляла, что когда над его головою проезжает телега, то он страдает, а чтобы крики его не затерялись среди стука колес, он дожидается полуночи и тогда начинает громко стонать. Кто услышит эти стоны, должен выразить сочувствие, иначе ему грозит ужасная участь. Калеб напомнил мальчикам легенду о Гарни и рассказал ее очень выразительно, так как она, по-видимому, производила сильное впечатление на него самого.

— Я положу этот камень за плитой на могиле Гарни, — сказал Калеб, — и когда-нибудь ночью пошлю тебя за ним. Ты согласен?

— Да, — нехотя ответил Третий Вождь.

— Если он так стремится теперь, то что же будет ночью? — заметил Дятел.

— Помни, что это случай показать себя в истинном свете, — сказал Калеб, собираясь уходить в свою жаркую хижину. — Я привяжу к камню веревочку, чтобы тебя проверить.

— Мы сейчас будем ужинать. Не хотите ли закусить с нами? — предложил Сам, но Калеб ушел, не удостоив вниманием его приглашения.

Посреди ночи мальчиков разбудил мужской голос снаружи и царапанье палкой по брезенту.

— Эй, Гай, Ян! Гай!

— Кто там?

— Калеб Кларк. Слушай, Гай, уж половина двенадцатого. Ты успеешь к полуночи сходить на могилу Гарни и достать камень. Если ты не найдешь этого места, то прислушайся к стонам. Тогда уж, наверное, не ошибешься.

Калеб давая указания хриплым шопотом, как будто сам боялся.

— Я… я… я… — лепетал Гай, — теперь не увижу дороги.

— Ты подумай, какой это случай! Если принесешь камень, то получишь перо гранку — высшее отличие за смелость. Я подожду здесь, пока ты вернешься.

— Я… я не найду камня в такую темную ночь. Я… я не пойду.

— Ты трус, — прошептал Калеб.

— Вовсе нет! Но что за смысл итти, когда я все равно не отыщу этого места. Я пойду в лунную ночь.

— Может, кто другой из вас решится пойти за камнем?

— Я пойду! — одновременно ответили оба мальчика, хотя в их голосах звучала надежда, что им не придется итти.

— Уступаю тебе эту честь, Ян, — сказал Дятел с видимым облегчением.

— Я пойду с удовольствием, но… но… я не хотел бы занимать твоего места: ты ведь старше меня. Это было бы неблагородно с моей стороны, — ответил Ян.

— Давай, бросим жребий.

Сам отыскал длинную соломинку, а Ян тем временем раздул угли. Сам переломил соломинку на две неравные части, зажал их в руке и кончиками повернул их к Яну.

— Кто вытянет длинную соломинку, тому итти.

Ян знал по опыту, что короткую соломинку обыкновенно выдвигают дальше; поэтому он взял другую и стал медленно тянуть ее. Она казалась бесконечной. Сам разжал руку, где у него осталась короткая соломинка.

— Тебе итти, — весело заявил он. — Какой ты счастливчик, во всем тебе везет!

Если б подвернулся благовидный предлог, Ян отказался бы итти, но теперь он считал своей обязанностью отправиться за камнем. Его к этому побуждало не столько мужество, сколько самолюбие. Он стал торопливо одеваться. Руки его немного дрожали, когда он зашнуровывал башмаки. Калеб ожидал около типи и узнав, что идет Ян, стал его подбодрять.

— Молодец! Люблю смелых. Я доведу тебя до опушки леса, дальше мне уж не следует итти, и подожду, пока ты вернешься. Дорогу не трудно найти. Иди вдоль изгороди к маленькому вязу, отсчитай оттуда четыре межи, и ты увидишь перед собою белую каменную плиту. Рядом с нею лежит кольцевидный булыжник; веревка от него перекинута через плиту. Вот тебе на всякий случай кусочек мела. Если храбрость тебе изменит, то отчеркни на изгороди, до каких пор ты дошел. О стонах не думай, это небылицы. Не бойся.

— Кажется, я боюсь, но все-таки пойду.

— Правильно! — воскликнул охотник. — Не только тот смел, кто не боится, нет! Еще больше характера у того, кто идет, несмотря на страх: значит он может его преодолеть.

Разговаривая, они вышли из тени деревьев на сравнительно светлое открытое поле.

— Без четверти двенадцать, — сказал Калеб, осветив спичкой часы. — Теперь ступай, я здесь подожду.

Ян пошел дальше один. Ночь была темная, но он не сбился с пути и шел вдоль изгороди к проезжей дороге, которая была на одну тень светлее, чем окружающая трава. Он, наконец, выбрался на дорогу. Сердце его сильно билось, и руки были холодны, как лед. Окрестная тишина нарушалась только писком полевых мышей, Ян по временам останавливался, но все-таки шел вперед. Вдруг в темноте, справа, от дороги, он услышат шорох и увидел что-то белое. Кровь застыла в его жилах. Белая фигура имела очертание человека без головы, совсем как говорилось в легенде. Ян в первую минуту словно прирос к земле. Мало-помалу в трепещущем теле заговорил разум.