Разговорчики в строю № 3. Лучшее за 5 лет. - Крюков Михаил Григорьевич "профессор Тимирзяев" - Страница 38

Довелось как-то раз вывозить на этом крейсере какого-то генерал-полковника Генерального штаба, прикатившего на флот с очередной проверкой. Как может генерал, да ещё с приставкой «полковник», проверять организацию службы на флоте, для многих флотских остаётся за пределами понимания. Но проверяли, проверяют и, надо думать, будут проверять, пока флот не задолбают окончательно.

Вышел генерал проветриться после обеда, а на мостике – все, кому положено, во главе со старпомом. Вахтенный офицер, подтянутый, застёгнутый, затянутый, пристёгнутый молодой лейтенант при виде генерала намертво ввинтил бинокль в свои глазницы, демонстрируя образцово-показательное несение вахты. Генерал потоптался возле старпома, о чем-то спросил, ему что-то ответили, закурил и пристроился возле магнитного компаса. Надо сказать, что магнитные компасы на тех кораблях представляли собой стальную тумбу, которая заканчивалась полусферой, внутри которой и помещался компас. Внизу тумбы имелась педалька, при нажатии на которую на полусфере распахивались две шторки, и можно было видеть, что там компас показывает. Конструкция нехитрая, чтобы понятно было, представьте себе мусорное ведро с педалькой. Представили? Тогда поехали дальше.

Надыбал генерал эту педальку, и ему вдруг интересно стало: а что будет, если нажать? Нажал! Шторки «хлоп» – открылись. Отпустил! «Клац» – закрылись.

– Ну, надо же, как у них тут все интересно устроено, – подумал генерал. И началось: «хлоп-клац», «хлоп-клац»… Понравилось! «Хлоп-клац», «хлоп-клац»…

Через пять минут генеральской забавы внутри старпома уже все клокотало, как в жерле вулкана Везувий. Зелёный от злости, старпом косил глаз на генерала, но доже вякнуть не смел. Субординация для военного все равно, что смирительная рубашка для психопата.

– Ну как? Как урезонить этого старого дуралея? – метался немой старпом. – Чтоб ты пропал вместе с этой педалью, будь она трижды… Ну, погоди, я тебе устрою, шаловливый ты наш… Сидел бы на своей подмосковной даче, так нет – примчался мне тут педальку нажимать, – рычало все старпомовское нутро.

– Рассыльный! Ко мне! – заревел старпом. За спиной у него тут же вырос рассыльный. – Вот что, – шипит ему в ухо старпом, – дуй в машинное отделение и передай БЧ–5–му, чтобы застопорил ход.

– Как? На словах передать? Так не поверит же, – шепчет матрос. – Надо машинным телеграфом передать.

– Какой, к чёртовой матери, телеграф? Ты что, сам не видишь, – кивает старпом на генерала, который запросто пошёл бы под суд, если бы педаль могла привлечь его за изнасилование. – Я тебе сейчас записку напишу.

Рассыльный помчался в машину. Механик, очумевший от старпомовского послания, застопорил ход, не забыв при этом покрыть всю вахту на ГКП[53] соответствующими выражениями.

Корабль продолжал ещё какое-то время двигаться по инерции. Когда инерции совсем не осталось, вдруг очнулся вахтенный офицер, подтянутый, застёгнутый, затянутый, пристёгнутый молодой лейтенант, заметивший, наконец, что пеленги перестали изменяться.

– Товарищ капитан 2 ранга! Корабль по непонятным причинам потерял ход, – во всю мощь своих лёгких известил он о своём наблюдении.

Старпом, ожидавший, что рано или поздно прозвучит подобный доклад, собрал на своём лице столько эмоций, столько неподдельного изумления, что первый раз в жизни пожалел, что это происходит здесь, на крейсере, а не на сцене столичного театра.

– Как?! Не может быть! – завопил старпом, и далее полилось. Не обращая внимания на присутствие высокого начальства, старпом обматерил всю вахту вплоть до сигнальщиков, командира БЧ–5 пообещал зарядить в главный калибр и выстрелить. Но это была прелюдия. Он подбирался к кульминации своего же спектакля:

– Кто нажал на тормоз корабля?! Какая тля нажала на эту педаль?!

При этом он сделал театральный жест в сторону несчастной педали, сделав при этом вид, что совершенно не заметил генерала, когда тот, как ошпаренный отпрыгнул от неё в сторону. Старпом кругами носился вокруг магнитного компаса, приседал, падал на карачки, вскакивал, а генерал старательно изображал полную свою непричастность.

Когда фонтан иссяк и корабль дал ход, генерал на цыпочках подошёл к старпому, бережно под локоток отвёл его в сторону и тихонько, чтобы никто не слышал, пропел извиняющимся голоском:

– Зря ты, старпом, так раскричался… Твои орлы не виноваты… Это я нажал… Случайно… Я же не знал, что это тормоз корабля.

«И на том спасибо!» – подумал старпом. Лицо его сияло. Он был явно доволен преподнесённым начальству уроком: «Знай флотский закон! Не твоё – не лезь!»

Тафарель     Новый старпом

– Экипаж у нас дружный, спаянный. Есть свои долбни, но где уж без них! Сами со всеми познакомитесь, сделаете свои выводы. Только берегитесь боцмана – непредсказуемый тип.

Капитан Сердюк устроил мне, новому на корабле старпому, экскурсию по судну. Часа два мы лазали по самым тёмным закоулкам «Федько». Нырнули в машинное, поднялись на мостик, заглянули в кают-компанию, поинтересовались обеденным меню у носатого кока и посетили радиста, который всё время глупо хохотал. Морячки, занятые неотложными делами, поднимали головы, приветствовали капитана, а затем долго сверлили мою спину оценивающими взглядами. Меня немного насторожило то, что в глазах некоторых отчётливо читалось сочувствие, и, казалось, хотели они что-то сказать, но при капитане не решались.

Потом был обед, полчаса пустых разговоров, затем грузовой помощник объявил, что с трюмом покончено, и скоро займутся палубой. Сердюк благосклонно кивнул и предложил снова подняться наверх, продолжить занятия по матчасти теплохода.

Немного поплутав по переходам и приветствуя встречных (которые долго смотрели мне вслед), поднялись на левое крыло мостика. Тогда, в 82-ом, «Федько» уже не был последним словом кораблестроения, но всё же имел уважаемые габариты. Особенно, когда загрузка ещё не закончилась, и ватерлиния покоилась высоко над уровнем воды. Внизу, под нами, послышались крики, пёстрый морской мат и прочие, пока незнакомые моему уху шумы.

– Вот он, голубчик, Андрей Андреич, – сказал, оскалившись, капитан, и, перегнувшись через леера, крикнул:

– Андреич, что за шум?

– Да уродцы эти, докеры хреновы, огнетушитель спереть хотели.

Боцман вышел откуда-то снизу и, задрав голову, упёрся в меня взглядом.

– Здрасте! Вы наш новый старпом?

– Да!

– Бум знакомы, я боцманом тут работаю, Андреем Андреичем зовут. Детдомовский я. А родом из Раздельной. Тут недалеко. А вы откуда? Как вам наша лайба? Вас Сергеем Николаевичем зовут? Видите, я знаю. Я всё знаю! Ну, мы ещё пообщаемся, труба зовёт!

Боцман ошарашил меня словесным потоком и переключился на капитана. Действительно, в нём что-то было необычным. В большинстве случаев его коллеги суровы и немногословны. А тут не успел увидеть, и сразу же за рассказы взялся. «Сказочник», – прозвал я его про себя, но намёка на опасность, обещанную кэпом, не обнаружил.

– Василий Владимирович, ну так что? Всё, есть новый старпом?

– Есть-есть, не волнуйся! – отвечал капитан.

– Ну так, а чё со старым делать? Каюту-то освобождать надо!

– Ну, Андреич, как обычно, не знаешь, что ли?

– Ага, понял.

Боцман исчез где-то под нами, а на мостик принесли кофе. Сердюк угостил меня импортным «Уинстоном» и закурил сам. Левое крыло выходило на причал на уровне пятого этажа хрущёвки. Двумя этажами ниже, на грузовой палубе послышались крики и вопли. Двое матросов за руки за ноги тащили связанного человека. Во рту его был кляп, голова неестественно закинута назад. За ними шёл, потирая руки, Андрей Андреич. Глянул на нас, показал пальцем на связанного, хохотнул и громко скомандовал:

– Всё, вперёд. Прощай, товарищ! – и картинно отдал честь.

Матросики раскачали человека и на счёт три перебросили через фальшборт. Глянули вниз. Что-то сказали боцману. Тот тоже глянул вниз. Потом поднял голову к нам.