Минные крейсера России. 1886-1917 гг. - Мельников Рафаил Михайлович - Страница 46

Сам же Николай 11 упиваясь успехом, своей дипломатии, по-ребячески был доволен (так, наверное, позднее успеху Мюнхена радовался столь же недалекий Гитлер) тем, как ему удалось перехитрить и англичан и японцев. На полях доклада генерал-адмирала, извещавшего о приходе в Порт-Артур 4/16 декабря в 1 ч 40 мин дня отряда контр-адмирала Реунова, он от полноты чувств начертал: “Слава Богу. Я нахожу желательным, чтобы два наших крейсера были посланы в Талиепван, покуда англичане его не заняли. Прошу сообщить об этом Дубасову. По занятию этих двух портов я буду спокойно относиться к дальнейшим событиям на Востоке".

Дипломатия тем временем продолжала лгать. Посланник в Японии барон Розен 13 декабря 1897 г. телеграфировал из Токио в Нагасаки контр-адмиралу Дубасову: “японскому правительству сообщено было, что государь император признал необходимость повелеть, чтобы отряд нашей эскадры отправился для временной стоянки в Порт-Артур, на что последовало согласие китайского правительства. Заявление это принято к сведению в том же дружеском духе, в котором оно было сделано”.

Тем временем 10 декабря начальнику эскадры из ГМШ было послано предписание кораблям в Порт-Артуре остаться на зимовку, для чего следовало подготовить запасы угля, одежды, продовольствия. Все еще боясь, как бы иностранные державы не вытолкали русских из вероломно захваченного Порт-Артура, начальник ГМШ 14 декабря запрашивал адмирала Реунова: “Министр приказал сообщить истинные пеленги места “Нахимова”, положение и расстояние других судов от него”. Пеленги были сообщены. Надоедливые англичане тем временем не переставали воздействовать на психику русских: за шедшим из Нагасаки в Порт-Артур "Корейцем” в пути из Чифу увязались крейсеры “Иммортейлит” и "Ифигения”. Они входили в состав державшейся между Чифу и Чемульпо” эскадры адмирала Буллера (броненосец "Центурион”, крейсера “Эндаунтуд, “Нарциссус, “Феникс” и “Алжерин”). В одно время эти два крейсера-преследователи отдали якоря на внешнем рейде, но входить в гавань не стали. Китайцы, держали сигнал: “вход в портзапрещается”. И император не выдержал. На всеподданнейшей записке графа Муравьева от 20 декабря о необходимости усилить оборонительные средства России в Тихом океане”, он начертал: “Вполне согласен с Вашим мнением, нам необходимо возможно сильнее подкрепить эскадру Тихого океана”.

22 декабря начальнику эскадры Средиземного моря контр-адмиралу П.П. Андрееву (1843-) было предписано послать в Тихий океан броненосцы “Наварин” и “Сисой Великий”. Идти им следовало соединенно, ие задерживаясь в портах. В Порт-Артуре” тем временем лихорадочно собирали запасы для зимовки.

Пришла очередь вступить в дело и “Всаднику”.

“Старая гвардия” тихоокеанской эскадры

3 января 1898 г. начальник ГМШ вице-адмирал Ф.К. Авелан телеграфировал командиру Владивостокского порта контр-адмиралу Г.П. Чухнину: Министр приказал крейсеру “Всадник” начать компанию; в командование крейсером вступить капитану 2 ранга Василию Бойсману; крейсер одновременно с выходом парохода “Воронеж” послать в Нагасаки в распоряжение адмирала Дубасова. Пароход шел для приема в Японии (из складов постоянно выручавшего эскадру купца А.С. Гинсбурга) запаса угля для кораблей в Порт-Артуре. "Всадник” его конвоировал и отведенная ему особая роль при эскадре подчеркивалась зачислением корабля в ее состав. На крейсере была отправлена в Нагасаки в адрес адмирала Дубасова телеграмма Управляющего морским министерством от 9 января. В ней предписывалось избегать каких-либо подозрений в активной деятельности в Корее и употреблять все усилия к поддержанию с Японией самых дружественных отношений. Англия будто бы заняла выжидательную позицию, а отношение с Германией (только что откровенно захватившей у Китая Киао-Чау. — P.M.) "должны были признать вполне дружественными; в планах Крайнего Востока, мы будем идти с Германией в полном согласии”. Поэтому с офицерами германского флота следовало поддерживать “наилучшие отношения" и в случае надобности оказывать друг другу взаимные услуги. Адмиралу внушали, что “неприятельских действий” со стороны Японии или Англии не предвидится, "тем более, что обоим правительствам сообщено, что мы не заняли Порт-Артур, а лишь временно пользуемся им с согласия китайского правительства”.

Какой ценой покупались это согласие и дружеская благосклонность властей в Порт-Артуре, адмиралу ие сообщили, но зато дали прочувствовать меру заботы о новоприобретенном порте и сразу же начавшей в нем бедствовать эскадре.

Из петербургского далеко "его превосходительство Павел Петрович”, уже давно являвший себя губительным для флота экономом, сумел "подкорректировать” потребности эскадры. Постройкудвух сараевдля угля на уступленной еще владевшими портом китайцами, адмирал великодушно разрешал, а вопрос о заказе китайских джонок для погрузки угля урезал с восьми до четырех штук. “Преждевременным он нашел и просьбу о посылке "буксирного пароходика”. Сначала надо было определиться со стоимостью и выбором продавца. Эскадре же предлагалось “обойтись судовыми средствами”.

21 января "Всадник” и “Воронеж" пришли в Нагасаки, 23 января начальник эскадры с “Рюриком" и “Памятью Азова” ушел в Нагасаки. “Воронеж" ушел за углем в Иокогаму. “Всадник” для секретности и на страх японцам оставили в Нагасаки, приказав выйти в Порт- Артур через неделю. Со смешанным чувством надежд и разочарования (скептический взгляд Ф.В. Дубасова на полезность Порт-Артура, мог быть, наверное известен на эскадре) всматривались люди на “Всаднике", в выраставшие из моря и все более и более поражавшие своей неприветливостью крутые берега новой базы, только что по воле императора во славу России приобретенной для флота.

Под их каменистыми кручами, схожими с побережьем русской Екатерининской гавани и других берегов Мурмаиа, ютились на внешнем рейде корабли немногочисленной тогда эскадры. Войти на мелководные рейды большие крейсера не рисковали: их осадка была значительно больше, чем у еще недавно стоявших в Восточном бассейне китайских броненосцев. На диво удобным оказались створы, ведущие с моря в гавань. Его знаки "располагались на вершине и у подножья Перепелиной горы в глубине входного пролива, ведущего в гавань, были разнесены по высоте настолько, что не заслоняли один другого. Черноморцам на эскадре они должны напоминать главные входные створы инкерманских знаков.

Как говорилось в описании, составленном мичманом Симанским, глубина входного пролива в малую воду составляла три и три четверти сажени, высота прилива, как свидетельствовала китайская портовая служба составляла 9 футов. “Внутренний рейд, — говорилось в описании, — чрезвычайно тесен и неудобен, становиться на якорь нельзя иначе как фертоипгом. Самое широкое место рейда имеет не более двух кабельтов в ширину”. Западный бассейн был немного шире, но участок с достаточными глубинами для больших кораблей невелик. Остальная его часть представляла собой мелководную бухту с длинным углубленным руслом по середине. Китайские власти собирались его углублять до 24 фут, для чего были приведены несколько землечерпательных машин (которые японцы, оставляя порт, увели).

Гавань длиной около 2 кб (шириной около 1,5 кб. и глубиной 30 фут в момент осмотра, составлявшегося, видимо, в 1895 г.) имела добротную гранитную набережную. Гранитом был обложен и сухой док в северо-восточном углу бассейна. Его длина составляла 410 фут, ширина 72 фута, глубина 25 фут.

Одной из главных забот новых хозяев стало уже начатое было китайцами удлинение дока и расширение его входа для ввода крейсеров класса “Россия" и броненосцев. Эти работы, как доносил начальник эскадры 8 мая 1892 г. могут по расчетам стоить 350 тыс. руб. и 9-месячного вывода дока из действия. По этому адмирал, забыв о факторе времени (власть могла, как оно и вышло, охладеть к проблеме), полагал, что “может быть, благоразумнее предупредить о переделке не ранее будущего года, когда будет готов проектированный док самого большого размера при коммерческом порте Талиенван.