Мыс Трафальгар - Перес-Реверте Артуро - Страница 16

– А может, мы и победим, – говорит Де Монтети: несмотря на свое аристократическое происхождение (оба его деда и родной дядя расстались с жизнью на гильотине), он оптимист.

Командир «Энсертена», почесывая колючий подбородок, бросает косой взгляд на заместителя. Сам он сильно сомневается в этом, однако держит свои мысли при себе. Да, Нельсон – призрак, впору детей пугать, но, однорукий и слепой на один глаз, он, как выражаются союзники-испанцы, всем морякам моряк. Настоящий морской волк. Горацио Нельсон. Он кто угодно, только не головотяп и не самоубийца. Келеннеку отлично известно, какие англичане великолепные моряки и комендоры, как сильно в них стремление обломать рога противнику. Французский флот, действуя самостоятельно, ни в чем не уступит ни им, ни кому другому, и, кстати, недавно это доказал тридцатидвухпу-шечный корвет «Байоннез», взявший на абордаж, а потом и в плен английский фрегат «Эмба-скейд», на котором было на восемь пушек больше; а Робер Сюркуф, капитан корсара «Ла Конфьянс», имея всего восемнадцать пушек и сто восемьдесят пять членов команды, сумел взять на абордаж сорокапушечный фрегат «Кент», на борту которого находилось, ни больше ни меньше, четыреста тридцать сынов Великой Британии. И это только два примера. Однако совсем иную картину являет собой la France, когда речь заходит о крупных морских эволю-циях и о талантах ее расфуфыренных (издержки имперской моды) высших чинов, ибо в этом плане имперские адмиралы, которые еще недавно присягали Первому консулу, а до этого были яростными республиканцами (la politique, etcetega, mon petichu[69]), и по сей день свято привержены «Traite des evolutions navales»[70] 1696 года: две линии, боевой порядок и так далее, хотя с тех пор пролилось немало дождей. А нынче, понятное дело, английский гений и дисциплина берут свое. Rule, Britannia[71], пока не надоест. А кроме того, всем, даже врагу (может, именно поэтому Нельсон и идет на подобный риск), известны безынициативность и нерешительность адмирала Вильнева: этому протеже министра Декре вполне хватает храбрости, чтобы поднять Tetendard sanglant[72] и крикнуть «На абордаж!», а потом «оляля» и все такое, но в роли командующего союзной эскадрой, по словам офицеров его же собственного генерального штаба (в Кадисе после заседаний по тактическим вопросам все они выходили белыми как бумага, французы бежали в ближайшую таверну, а испанцы осеняли себя крестом), господин адмирал Вильнев, обдумывая важные маневры, отличается от коровы лишь тем, что у коровы взгляд умнее.

– Сигнал с адмиральского корабля.

Гардемарин Галопен, оставив подзорную трубу возле нактоуза, старательно листает свод сигналов, общих для франко-испанской эскадры. Келеннек замечает, что руки у парня дрожат. Скоро они у тебя еще больше задрожат, думает он. Вот уже совсем скоро.

–Всей эскадре развернуться бакштаг, чтобы выровнять линию.

Командир «Энсертена» видит, как на отдаленных фрегатах и на ноках реев больших кораблей флаги репетуют сигнал. Самое время для такого приказа, думает он, потому что вест по-прежнему слаб, и те, кто идет по нему, плетутся как черепахи, а остальные сбились кучками. Подойди англичане прежде, чем удастся выровнять линию, начнется такое, что и представить страшно. Так что выход один: всем одновременно встать так, чтобы ветер дул в корму и немного сбоку. Хотя даже после этого вряд ли стоит успокаиваться. Точнее, совсем не стоит.

– Еще сигнал, мои командан[73]. Номер… Посмотрим… Уи… Кораблям вступать в бой сообразуясь со своими возможностями.

– Отметь время, мон анфан[74].

11.30, записывает гардемарин в судовом журнале, а Келеннек и его старший помощник молча переглядываются. Так и я умею командовать, без слов говорят они друг другу. Ничего себе. Как раз в этот момент «Энсертен», идущий левым бакштагом с сильно развернутым вправо гротом, почти перпендикулярно пересекает франко-испанскую линию в том месте, где между кормой французского «Эро» и могучим носом «Сан-тисима Тринидад» образовалась большая брешь, размеры которой – как минимум пара кабельтовых – заставляют поежиться даже Келеннека, немало повидавшего за тридцать пять лет морской службы. Однако, проходя мимо испанского четырехпалубника, он не может не восхититься, оглядывая этот самый большой в мире военный корабль. Испанский гигант – высокий красно-черный с белыми обводами корпус, ощетинившийся вдоль обоих бортов черными жерлами своих ста тридцати шести пушек и увенчанный целым лесом мачт, несущих громаду парусов, – выглядит несокрушимым укрепленным островом, так что от одного его вида, зная, что он на твоей стороне, по идее, можно было бы вздохнуть с облегчением. Можно было бы.

– Держи курс норд-ост, Бержуан. Приготовиться к повороту оверштаг.

Матросы бегут по палубе, а тем временем тендер, проскользнув в брешь, оказывается по другую сторону линии. Пользуясь относительной свободой передвижения, которую дает тендеру его роль разведчика и, так сказать, мальчика на побегушках, Келеннек собирается направиться к южной оконечности строя – посмотреть, что и как. Из-за смены галса он окажется в непосредственной близости от испанца, а также от его заднего мателота[75] «Бюсантора», флагманского корабля адмирала Вильнева, поэтому ему хочется совершить маневр красиво. Ведь такие вещи учитываются, хотя всегда где-то рядом и дорогие коллеги – только и ждут твоего промаха, чтобы перемигнуться и подтолкнуть друг друга локтем. Келеннек бросает взгляд на вымпел на верхушке мачты, показывающий направление ветра. Вест-норд-вест по-прежнему слабый. Отлично. Почти то, что надо.

– Чуть под ветер, Бержуан. Так… Хорошо.

Когда «Энсертен» оказывается на траверзе «Эро», в паре кабельтовых, Келеннек отдает обычные в таких случаях распоряжения; рулевой поворачивает штурвал в указанную сторону, тендер скрипит, чуть ныряет носом, почти не теряя скорости, и оба треугольных носовых паруса трепещут на ветру, который дует теперь с бакборта. Маневр выполнен безупречно. И с исключительным изяществом.

Матросы крепят шкоты, паруса ловят ветер, и «Энсертен» теперь движется зюйд с подветренной стороны от главных сил эскадры. Вид которой, кстати, оставляет желать лучшего: за кормой «Тринидад» держат строй лишь «Бюсантор» да французский «Редутабль», идущий за ним в кильватере, немного отставая, но весьма лихо (молодец все-таки этот малыш, капитан Люка, думает Келеннек, не сдерживая улыбки восхищения). Испанца «Сан-Хусто» (который вообще должен был находиться не здесь, а значительно дальше, поскольку входит в другую группировку), еще одного испанца – «Сан-Леандро» и французский «Нептюн» снесло, и они изо всех сил стараются вернуться на свои места, но выходит плоховато: ветер слаб, да и они к нему почти носом. Хуже всех приходится «Сан-Хусто» – бедняга совсем потерял ветер и теперь неуклюже ворочает реями, чтобы хоть как-то поймать его и сдвинуться с места. У его капитана сейчас наверняка уши пылают от стыда.

Идя вдоль «Бюсантора» на расстоянии пистолетного выстрела, Келеннек машинально поправляет галстук и ворот кафтана, после чего обнажает голову со всеми полагающимися при этом церемониями (что поделаешь – новая империя, вздыхает он про себя), держа равнение на ахтердек флагмана, откуда группа французских офицеров наблюдает за его маневром. Среди них он различает расшитую треуголку, эполеты и звезды адмирала Вильнева (еще один любитель выставить напоказ свои награды). Один из офицеров подходит к фальшборту и через блестящий латунный рупор выкрикивает несколько приказов для «Энсертена»: Келеннек должен голосом подтвердить адмиралу Гравине, строй кораблей которого нарушен, инструкцию сохранять свои места, держась волны, то есть дрейфуя. Келеннек и Де Монтети снова молча переглядываются. Гравина. Некоторое время назад испанский адмирал, командующий эскадрой наблюдения, оказавшейся теперь в арьергарде, флагами запросил разрешения действовать независимо от общего строя и атаковать своими кораблями ближайшую английскую колонну, обстрелять ее, рассечь или попытаться окружить. Вполне разумная идея, с какой стороны ни взгляни – хоть с Новой Земли; Гравина – умелый и отважный моряк, и Келеннеку его решение показалось превосходным. Однако у Вильнева другое мнение: там, где есть адмирал-француз, испанцу не командовать. Пропади все пропадом. Так что Келеннек подтверждает: приказ понял, – еще раз отдает честь и послушно идет дальше, курсом зюйд. Они еще не успели отдалиться от «Бюсантора», когда на нем поднимают новый сигнал.