Первая кровь - Держапольский Виталий Владимирович "Держ" - Страница 22

— Хочется верить, — кивнул Грабб.

Здание школьной столовой, спрятавшееся за новенькими, недавно отстроенными школьными казармами, сверкающими свежетесаным брусом, было под стать особняку — старое каменное, выстроенное на века. Через распахнутые высокие окна на улицу вырывались чудесные ароматы, от которых у голодного Вильгельма рот мигом наполнился слюной, а в животе утробно заурчало.

— У! — принюхался Мейер. — Пахнет жареными колбасками.

— Что, эту мелюзгу колбасками жареными кормят? — не поверил Грабб.

— Ну это ты перегнул! — рассмеялся комендант. — Колбаски только для комсостава и администрации. Хотя и малолеткам кое-чего перепадает…

— Ну это ни в какие ворота не лезет! — возмутился Вильгельм, прибавляя шаг. — Нас на фронте такой иногда дрянью потчевали…

— Ну за этим проектом из самого Берлина наблюдают. У фюрера далеко идущие планы…

— Не понимаю я, — признался Грабб, — для чего ему эти славянские ублюдки? Неужели у нас не хватает своих солдат?

— Это, мой друг, не нашего ума дело! — произнес Мейер. — Им там, — он ткнул пальцем в небо, — виднее. Ты лучше радуйся, что на фронте не загнулся. Что будешь жив-здоров, сыт, одет и обут. А начальство само разберется, что, кому и как.

— Согласен, — кивнул Грабб, останавливаясь у массивных дверей столовой, так же, как и окна, распахнутых настежь.

— Проходи, что встал у дверей, как не родной! — подтолкнул Мейер учителя.

Грабб вошел внутрь и остановился на пороге. Помещение столовой было огромным, а высокие потолки и широкие стрельчатые окна добавляли объема.

— Эрмочка, золотце! — закричал комендант с порога. — Мы пришли!

— Кого это принесло? — раздался низкий грудной голос из кухни. — А? Герр комендант наконец-то соизволили покушать? — Следом за голосом в столовую вплыла необъятных размеров женщина.

— Точно так, душечка моя! — Максимилиан, похотливо ухмыльнувшись, игриво шлепнул повариху по мясистой заднице.

— Ах ты черт плешивый! — делано возмутилась повариха, но Вильгельм заметил, что ей нравится такое «внимание» коменданта. — Чего ж ты меня перед людьми позоришь? Что он о нас подумает?

— Ой-ой-ой! Какие мы нежные! — Мейер сгреб толстушку в охапку и звонко поцеловал её в щеку. — Так и съел бы сладенькую пышечку…

— Садись уж, едок! — Повариха легонько толкнула коменданта тяжелым задом — субтильный Мейер покачнулся, едва не свалившись.

— Ах, какая женщина! — с чувством произнес он.

«А наш комендант еще тот „ходок“, — понял Грабб, вспомнив, с какой страстью расписывал Максимилиан прелести местного борделя. — Значит, будет с кем наверстать упущенное на фронте!»

— Познакомься, Эрма, — произнес Мейер, — это — Вильгельм Грабб, наш новый учитель.

— Ой, какой худенький! — всплеснула руками повариха. — Недавно с фронта?

— Недавно, — ответил Грабб.

— Ничего, я вами займусь, — загадочно пообещала Эрма, тряхнув мощными телесами.

— А мной когда займешься, фрау Херманн? — усаживаясь за стол, спросил Мейер.

— На тебя только добро переводить! — прыснула в кулачок Эрма. — Кормишь тебя, кормишь — и все коту под хвост!

— Под хвост, говоришь? — Маленькие глазки коменданта маслянисто заблестели. — Тогда я зайду вечерком, моя булочка? — Он вновь игриво хлопнул кухарку по попе.

— Отстань, паразит! — по самые уши залилась краской Эрма. — Герр Грабб, вы не обращайте на него внимания. Герр Мейер у нас известный весельчак.

— Да я уже это понял, — ответил Вильгельм.

— Ой, а что же это я стою? — всплеснула руками кухарка. — Вы же голодные! Сейчас все принесут… — Она с необычной для столь грузного тела резвостью исчезла на кухне.

Через минуту она появилась, держа наперевес поднос, нагруженный парящими тарелками с супом.

— Ну вот, — едва слышно произнес Грабб, — жизнь-то налаживается.

Глава 5

12.06.1948

Рейхскомиссариат «Украина».

«Псарня» — первый детский военизированный интернат для неполноценных.

Слегка дребезжащий звук натертой до зеркального блеска морской рынды, заменяющей школьный звонок, возвестил о конце занятий.

— Die Stunde ist beendet,[33] — произнес Вильгельм, убирая методическое пособие в стол.

Услышав долгожданную фразу, дежурный по взводу подскочил с места, словно его подбросило мощной пружиной.

— Der Zug! Stillgestanden! — проорал он зазубренную наизусть команду.

Курсанты, громыхнув стульями, поднялись на ноги.

— Ruehrt euch! Abtreten![34] — объявил учитель.

— Свободны все, кроме курсанта Путилова! — добавил заглянувший в класс мастер-наставник Сандлер.

— Михаэль, я вам не нужен? — спросил Грабб. — Может, чем-то помочь?

— Нет, Вильгельм, спасибо! — качнул головой наставник. — Только Путилов. Weggetreten![35] — произнес он, повысив голос.

Сандлер терпеливо ждал, когда курсанты покинут класс. Вовка тем временем стоял возле парты с отсутствующим выражением лица. Оставшись с Путиловым наедине, мастер-наставник уселся на уголок учительского стола и произнес:

— Садись, Путилов. Разговор у нас с тобой будет серьезный…

Если мальчишка и удивился, то вида не подал. Михаэль по достоинству оценил Вовкину выдержку, когда малец уселся за парту с тем же отсутствующим выражением лица, как и минутой ранее. Сандлер достал сигарету, прикурил и пустил в потолок струю табачного дыма. Затем он задумчиво посмотрел на курсанта, продолжающего сидеть с неестественно прямой спиной, словно по команде «смирно».

— Расслабься, Путилов, — добродушно усмехаясь, посоветовал Михаэль. — Разговор у нас с тобой хоть и серьезный будет, но неофициальный… Так сказать, «по душам».

— А о чем мне с тобой говорить, — подал голос Вовка, — да еще «по душам»?

— О тебе.

— Обо мне?

— Да, о тебе, — повторил Сандлер. — И о твоей дальнейшей судьбе.

— А чего в моей судьбе такого особенного? — с вызовом спросил мальчишка. — Она абсолютно такая же, как и у любого другого курсанта… Пса, — после небольшой паузы добавил он.

— Такая, да не такая, — покачал головой наставник-воспитатель. — Можешь мне не верить, но твоя дальнейшая судьба меня очень заботит… Есть у меня свой интерес. Куришь? — неожиданно спросил он Вовку.

— Когда табак есть — курю, — ответил пацан.

— Держи! — Сандлер кинул на стол перед курсантом распечатанную пачку «Das Reich» и зажигалку.

— «Für den Deutschen Soldaten», — прочитал Вовка надпись на сигаретной пачке, выполненную красивым готическим шрифтом. — Для немецкого солдата, — перевел он, криво усмехаясь. — Такие не курю!

— Ну, что ты гордый, я уже понял…

— Ненавижу я вас всех! — прошипел мальчишка, неожиданно теряя самообладание. Его лицо исказилось гримасой гнева. — Ничего от тебя мне не надо! Ни сигарет твоих паршивых…

— Ну-ну-ну! — примирительно поднял руки Сандлер. — Не кипятись. Я тебя понимаю…

— Что ты понимаешь? — шмыгнул носом Вовка. — У меня… вы, фашисты… мамку с папкой… Я даже не знаю, что с ними… Живы ли они?

— А у меня, думаешь, все в радужном свете? — Сандлер нервно затянулся и достал из пачки еще одну сигарету, которую прикурил от сотлевшего окурка. — Чтоб ты знал, мои родители сгинули в Сибири, в советских лагерях… Еще до войны. Их посадили только за то, что они были чистокровными немцами! Я тоже ничего о них не знаю. Скорее всего — их уже нет в живых. Несмотря ни на что, у нас много общего, курсант.

— Я не знал, — вновь шмыгнул носом Вовка, теряя «боевой запал».

— Закуривай, не стесняйся! — Сандлер подвинул сигареты поближе к мальчишке. — Пока я разрешаю, — Михаэль подмигнул Вовке.

— А то я буду спрашивать! — огрызнулся пацан.

— Будешь, — тоном, не терпящим возражений, заявил воспитатель. — Рановато пока тебе… Настоящий Пес должен вырасти здоровым и выносливым. А табак здоровью — плохой помощник!