Первая кровь - Держапольский Виталий Владимирович "Держ" - Страница 12

— Уверен, что его еще никто не обнаружил? — уточнил Вовка. — Мало ли как обернется…

— Не, — мотнул головой Миха, — там бурьяну выше тебя да шиповником диким все заросло — никто из воспитателей в здравом уме туда не полезет. Это ж подерешься весь!

— А этот, старый хрыч на одной ноге? Он тоже не в курсе?

— Сильвер-то? Думаю, тоже не знает. Хотя, по идее, это он должен траву там косить…

— Тогда вперед? — спросил Вовка. — У вас еще есть время передумать.

— Мы уже все решили, — ответил Чухна. — Правда, Миха?

— Да, решили! — твердо сказал Миха, раздвигая в стороны оторванные доски.

Возле штабного подвала мальчишки остановились.

— Пацаны, погодите пяток минут, я куреху из подвала заберу. Че добру пропадать?

Он сдвинул крышку и исчез в темноте подземелья.

— Слышь, Вовка, а нас точно в отряд возьмут? — еще раз спросил Севка.

— Можешь не сомневаться! Знаешь как нам люди нужны!

— Пацаны, я все! — Выбравшийся из подвала Миха показал заветный кисет с махрой. — На несколько дней точно хватит!

Миха спрятал кисет за пазуху и полез в дебри сухостоя, обороняющего подступы к высокой бетонной стене интерната. Он шарился по кустам минут десять, пока, наконец, не закричал:

— Парни, дуйте сюда! Я нашел.

Мальчишки только того и ждали: через секунду их уже не было видно за кустами разросшегося шиповника. Пока Вовка продирался сквозь колючки к Михе, он умудрился разодрать себе лицо и руки. Впрочем, когда мальчишка все-таки выбрался сквозь неприметную дыру в ограде, его приятели тоже выглядели не лучшим образом: у Михи кровоточила щека, а Севка разодрал шею и ладони.

— Куда теперь? — уточнил Чухна.

— Двигаемся к северу, мимо КПП. Нам в лес…

— Так за контрольным пунктом поле? — поправил Миха.

— Вот-вот, — кивнул Вовка. — Нам в лес, что за полем. А дальше я проведу.

— Ну айда, пацаны, — срывающимся голосом произнес Чухна, перебегая на другую сторону дороги. — Огородами пойдем.

Мальчишки пересекли дорогу, перелезли через низенький заборчик чьего-то заброшенного огорода, густо заросшего сухим репейником, и углубились в лабиринты приусадебных участков сельчан. Миха уверенно вел друзей к северному краю Сычей, избегая приближаться к центральным улицам села, где существовала реальная возможность наткнуться на патруль полицаев.

— Ловко у тебя выходит прятаться, — с завистью произнес Вовка, когда приятель технично разминулся с очередным патрулем.

— Так я ж местный, — ответил Миха, — с детства на этих огородах с пацанвой в прятки и казаки-разбойники играл… Покуда эти твари в интернат не забрали! Ненавижу! — скрежетнул он зубами.

Вскоре за околицей последнего огорода замаячило большое поле, через которое днем ранее пришел в Сычи Вовка. Осталось миновать лишь контрольно-пропускной пункт, где несли вахту только настоящие немцы. А дальше — до леса, можно сказать, подать рукой.

— По оврагу обойдем фрицев, — сообщил друзьям Миха. — Вон там, с левой стороны…

Парни ползком перебрались из огорода в овраг, который с дороги было не видно.

— Придется небольшой крюк сделать, но в итоге попадем куда нужно, — пояснил Миха.

Проламывая корку снежного наста и утопая в рыхлом снегу, мальчишки побрели по дну оврага к долгожданной свободе. Иногда Миха взбирался по почти отвесному краю земляного разлома, чтобы определиться, не пора ли покинуть спасительный овраг.

— Все, парни, чисто! — наконец сообщил он приятелям. — С поста нас теперь не заметить.

Беглецы не спеша вылезли из оврага и отряхнулись от снега. Вовка огляделся по сторонам и облегченно перевел дух — никто за ними не гнался. А на горизонте виднелась темная полоска спасительного леса. Дотянуть бы, а там уже легче…

— Вот, блин горелый! — сокрушенно произнес Севка. — Полные боты снега набрал!

— Ты это, лучше вытряхни его, — посоветовал Вовка, — пока не растаял. А то застудишься по дороге… Здесь хоть и недалеко… Хотя, постой, какая разница, все равно наберешь. До норы дотянем, там просушимся. А позже какие-никакие обмотки на ноги приспособим, чтобы снег больше в боты не забивался. Ладно, давайте последний рывок…

— Давай, но в лесу чуть передохнем, — произнес запыхавшийся Миха. — А то я приустал слегка.

— Я вот чего думаю, Михась, — фыркнул Севка, — как ты на наших интернатских харчах так отъесться умудрился? Вон какую репу вырастил!

— Да это у меня комплекция такая! — и не подумал обижаться на подколки старого приятеля Миха. — У нас в роду все такие ширококостные.

— Ага, у меня тоже комплекция, только я не задыхаюсь, когда бежать нужно.

— Да не люблю я беготню эту, ты ж знаешь! Сколько мы на физзанятиях…

— Мужики, — по-взрослому прервал давний спор Вовка, — давайте до норы доберемся, а уж ночью хоть заспорьтесь!

— Вован дело говорит, — согласился Миха.

До кромки леса они добежали без каких-либо неприятностей, а вот в лесу удача им изменила: из заснеженного подлеска прямо на мальчишек вышел вооруженный взвод карателей, видимо возвращающийся из антипартизанского рейда.

— Ягды![5] Ложись! — падая на снег, крикнул Вовка, первым увидевший немцев.

Но было поздно — каратели заметили мальчишек.

— Die minderjahrigen Untermenschen?![6] — раздался удивленный возглас, следом — резкий как удар хлыста приказ: — Stehen![7]

Мальчишки бросились врассыпную, но треск автоматных очередей и фонтанчики снега, поднятого пулями, заставили их остановиться.

— Komm zu mir! — мотнув стволом автомата, приказал офицер ягдкоманды. — Ко мне! Бистро! — добавил он по-русски.

Ребята поспешили выполнить его распоряжение. Пока они шли, Вовка предупредил приятелей:

— Только не рыпайтесь! Скорчите жалобные физиономии, сопли по рожам размажьте…

Немец, оглядев мальчишек с ног до головы, презрительно сплюнул в снег и недовольно произнес по-немецки:

— Wohin wir laufen?[8]

— А? — втянув голову в плечи, тоненьким голоском переспросил Вовка. — Их… бин… нихт ферштеен!

— Der stumpfe Bastard![9] — рыкнул офицер карательной группы. — Я есть говорить: куда бежать? В лес к партизанен?

— Да что вы, дяденька, такое говорите? — всплеснул руками мальчишка. — Мы о партизанах и слыхом не слыхивали! Интернатские мы! Правда, пацаны?

— Точно, из интерната мы, — подхватил Севка. — Вот-вот, — он ткнул пальцем в опознавательную интернатскую нашивку.

— Schweinestall,[10] — весело заржали немцы.

— Зачем ходить в лес? — вновь повторил свой вопрос офицер.

— За шишками мы… хотели… — как можно жалостливее проблеял Вовка.

— Что есть шишками? — спросил немец.

— Шишки? — переспросил Вовка. — Шишки — это такая вкусная вещь… Щелкать, орешки кушать, эссен!

Вовка увидел заснеженную ель и указал на нее:

— Елка, шишки… Показать могу…

Фриц повелительно взмахнул рукой, а Вовка мухой метнулся к дереву.

— Вот они — шишки! — продемонстрировал он находку. — Только эта маленькая — кляйне, а в лесу — большие, гроссе…

— A! Die Fichtenzapfen,[11] — понял, наконец, командир. — In der Wald darf man nicht gehen![12] В лес нельзя! Партизанен!

От мощного удара кулаком в лицо Севкина голова запрокинулась, а из разбитого носа хлынула кровь.

— Твари! — злобно прошипел Боров, потирая ушибленные костяшки. — Ишь чего удумали: за шишками они собрались! Этот небось, мелкий, надоумил? — Боровой без замаха ударил Вовку тыльной стороной ладони по губам.

Мальчишка ловко увернулся — ладонь воспитателя лишь слегка зацепила его по щеке.