Королева Юга - Перес-Реверте Артуро - Страница 95

— А как отреагировала Тереса Мендоса на тот факт, что ее эксперт по налоговым вопросам работает на врага?

— Это вам известно не хуже, чем мне.

— Ну, мне известно ровно столько же, сколько и всем остальным. Плюс то, что она использовала его как приманку в операции с русским гашишем… Но я имел в виду не это.

Упоминание о русском гашише еще более ухудшило дело. Передо мной можешь не изображать из себя умника, ясно говорило выражение его лица.

— Тогда, — предложил он, — спросите об этом у нее самой, если сумеете.

— Может быть, и сумею.

— Сомневаюсь, чтобы эта женщина соглашалась на интервью, тем более в ее нынешнем положении.

Я решил сделать последнюю попытку:

— Как вы себе представляете ее нынешнее положение?

— Я не занимаюсь Тересой Мендоса, — ответил он, сделав непроницаемое лицо. — Поэтому представлять мне незачем. Это дело уже не в моей компетенции.

Потом замолчал, рассеянно полистал какие-то документы, лежавшие перед ним на столе, и я решил, что таким образом он дает понять: наш разговор окончен.

Я знаю лучшие способы попусту терять время, подумал я и, раздраженный, уже собирался проститься. Однако даже такой дисциплинированный государственный служащий, как судья Мартинес Пардо, не смог удержаться, чтобы не излить боль, причиняемую старой раной. Или оправдаться. Он по-прежнему сидел, не поднимая глаз от документов. И вдруг произнес то, что вознаградило меня за весь этот пустой и малоприятный разговор.

— Оно перестало находиться в моей компетенции после визита того американца. — В голосе его прозвучала обида. — Того типа из ДЭА.

Доктор Рамос, обладавший своеобразным чувством юмора, дал операции по доставке двадцати тонн гашиша в Черное море кодовое название «Нежное детство».

Те немногие, кто был в курсе этого предприятия, уже две недели разрабатывали ее с почти военной тщательностью; а этим утром они узнали из уст Фарида Латакии (перед этим он поговорил с кем-то на непонятном остальным жаргоне по мобильному телефону, и когда захлопнул его, на его лице сияла довольная улыбка), что ливанец нашел в порту Алусемаса подходящее судно — старенький тридцатиметровый сейнер под названием «Тарфайя», принадлежащий испано-марокканской рыболовецкой компании. Со своей стороны доктор Рамос к этому времени уже руководил движением «Холоитскуинтле» — судна-контейнеровоза под германским флагом, с командой из поляков и филиппинцев, который регулярно совершал рейсы между атлантическим побережьем Америки и восточной частью Средиземноморья, а в настоящий момент шел из Ресифе в Веракрус. У «Нежного детства» имелся, так сказать, второй фронт — параллельная операция, решающую роль в которой играло третье судно: на сей раз сухогруз, которому предстояло преодолеть расстояние между колумбийской Картахеной и греческим Пиреем без промежуточных остановок. Он назывался «Лус Анхелита», приписан был к колумбийскому порту Темуко, ходил под камбоджийским флагом, а принадлежал одной кипрской компании. В то время как на «Тарфайю» и «Холоитскуинтле» возлагалась деликатная часть операции, «Лус Анхелите» и ее владельцам отводилась роль весьма простая, доходная и не грозящая никаким риском: роль ложной цели.

— Все будет готово через десять дней, — подвел итог доктор Рамос.

Вынув трубку изо рта, он подавил зевок. Было почти одиннадцать утра: долгая ночь работы в сотограндском доме с садом — офисе, оборудованном самыми современными средствами электронной безопасности и контршпионажа; два года назад он заменил собой прежнюю квартиру в окрестностях яхтенного порта.

Поте Гальвес стоял на страже в вестибюле, двое охранников обходили сад, а в зале заседаний стояли телевизор, портативный компьютер с принтером, доска на треножнике, а на столе для заседаний — грязные кофейные чашки и пепельницы, полные окурков. Тут же лежали два мобильных телефона. Тереса только что распахнула окно, чтобы проветрить комнату. Вместе с ней там работали, помимо доктора Рамоса, Фарид Латакия и оператор дальней связи Тересы — инженер-гибралтарец по имени Альберто Рисокарпасо, молодой, но очень надежный. Это был, как называл его доктор, кризисный кабинет — оперативный генеральный штаб «Трансер Нага».

— «Тарфайя», — говорил Латакия, — будет ждать в Алусемасе. Очистка трюмов, мелкий ремонт, заправка горючим. Все безобидно и спокойно. Мы выведем ее из порта только за два дня до назначенного свидания.

— Хорошо придумано, — сказала Тереса. — Меня совершенно не устраивает, чтобы она целую неделю болталась у всех на виду и привлекала внимание.

— Не беспокойтесь. Я сам этим займусь.

— Команда?

— Все марокканцы. Капитан Черки. Как обычно, люди Ахмеда Чакора.

— Ахмеду Чакору не всегда можно доверять.

— Это зависит от того, сколько ему заплатить, — улыбнулся ливанец. Все зависит от того, сколько заплатят мне, говорила эта улыбка. — На этот раз нет никакого риска.

То есть на этот раз ты тоже получишь лишние комиссионные, подумала Тереса. Судно плюс люди Чакора равняется деньгам. Она заметила, что улыбка Латакии стала шире: он угадал, о чем она думает. По крайней мере, этот сукин сын не скрывает своей жадности. Он проделывает все это открыто и вполне естественно. И всегда знает меру. Потом она повернулась к доктору Рамосу:

— Что там насчет лодок? Сколько штук потребуется для перевозки?

На столе перед доктором лежала карта № 773 британского Адмиралтейства, на которой во всех подробностях изображалось марокканское побережье между Сеутой и Мелильей. Он указал мундштуком трубки: в трех милях к северу, между скалой Велес-де-ла-Гомера и отмелью Шауэн.

— Готово к использованию шесть лодок, — начал объяснять он. — Скажем, пара рейсов из расчета плюс-минус по тысяче семьсот килограммов на каждую… Если рыбак будет двигаться вдоль этой линии, вот так, все можно закончить за три часа. Если море неспокойно, за пять. Груз уже готов в Баб-Беррете и Кетаме. Пункты погрузки: Рокас-Неграс, бухта Кала-Трайдорес и устье реки Месташа.

— Зачем так дробить груз?.. Не лучше ли все разом?

Доктор Рамос серьезно взглянул на нее. Задай этот вопрос кто-либо другой, тактик «Трансер Нага» обиделся бы, но вопрос задала Тереса, и это было вполне нормально. Она всегда вникала во все до мельчайших деталей. Что было хорошо и для нее, и для остальных, поскольку ответственность и за успехи, и за провалы всегда делилась на всех, и в случае чего потом не приходилось вдаваться в слишком долгие объяснения. Мадам влезает во все по самую задницу — так выражался Фарид Латакия своим живописным средиземноморским языком: разумеется, не в присутствии хозяйки. Но Тереса знала, что он так говорит. На самом деле она знала все обо всех. Внезапно Тереса поймала себя на том, что думает о Тео Альхарафе. Еще одно дело, которое тоже надо решить в ближайшие же дни. Она мысленно поправила себя: она знает почти все почти обо всех.

— Двадцать тысяч килограммов на одном берегу — это чересчур много, — принялся объяснять доктор. — Даже если «механи»[79] будут на нашей стороне… Я предпочитаю не привлекать лишнего внимания. Поэтому мы изложили это марокканцам так: намечается три отдельных операции. Идея в следующем: погрузить половину товара в одном пункте всеми шестью лодками сразу, затем четверть в другом пункте тремя лодками, а последнюю четверть — оставшимися тремя лодками в третьем пункте… Таким образом уменьшим риск, и никому не придется возвращаться за грузом на прежнее место.

— Какая ожидается погода?

— В эту пору вряд ли уж будет очень плохой. У нас три подходящих ночи, в последнюю чуть-чуть выглянет месяц. Правда, есть вероятность тумана, и он может осложнить дело. Но каждая лодка будет снабжена ГПС, и сейнер тоже.

— Средства связи?

— Обычные: клонированные или закодированные мобильники для лодок и сейнера, Интернет для большого судна… Для маневра — радиопередатчик СТУ.

— Я хочу, чтобы Альберто находился в море со всей своей техникой.