Минуя границы. Писатели из Восточной и Западной Германии вспоминают - Байер Марсель - Страница 37

Я сажусь на диван, но тут же встаю, беру в руки документ и сажусь обратно. Перечитываю: «Семья намеревается покинуть ГДР в конце мая…» Меньше чем через два месяца мы сможем двинуться дальше. Я снова вскакиваю, выхожу на балкон и вдыхаю вечерний воздух. Ветер дует со стороны моря. Приятный бриз. Вообще-то хорошо жить рядом с берегом. Возможно, при других обстоятельствах мне бы тут даже понравилось. Я чувствую, как ко мне возвращаются жизненные силы — усталость, которая не отпускала меня несколько месяцев, как рукой сняло. Иду на кухню посмотреть, из чего можно приготовить праздничный ужин. Жидкий томатный суп, который Рубен обычно заказывает в ресторане «Митропа», пока ждет поезда, наверняка не сможет надолго утолить его голод.

С тех пор как Селия узнала, что в конце мая мы уезжаем, ее словно подменили. Сегодня утром я видел, как они с Даниэлем прыгали по гостиной — кто быстрее. Я сижу за обеденным столом и разбираю наши документы. Шесть недель назад я в очередной раз поехал в район Карлсхорст, и мне наконец удалось пробиться к чиновнику, который понимал идею социализма несколько шире своих коллег. Изучив мою переписку с мексиканским отделением Программы развития ООН, он пришел к выводу, что моя деятельность пойдет на пользу эксплуатируемому классу Мексики. И что на месте, в Латинской Америке, я смогу внести больший вклад, чем в ГДР. Следовательно, он с чистой совестью мог ходатайствовать за мой отъезд и — что еще важнее — обосновать его в глазах остальных чилийских товарищей. Именно на это я и рассчитывал. Подумать только: чего я только не делал, чтобы получить эту бумажку. Что ж, по крайней мере, я добился своего законным путем. В отличие от одного коллеги, который пошел на риск и достал под дельные паспорта, а потом, чтобы получить разрешение на выезд, все равно задействовал связи. Но вот я держу ходатайство в руках и совсем не чувствую удивления. Скорее, воспринимаю это как закономерное следствие всех наших усилий. Еще три недели. Я уже подал заявление об уходе. Прежде чем положить сделанный Беатой немецкий перевод заявления к остальным бумагам, решаю еще раз его просмотреть:

Когда я в кабинете профессора М. показал ему свое письмо, он только бегло пробежал его глазами и добродушно посмотрел на меня через свои очки в толстой черной оправе. Он пожелал мне всего хорошего и спокойно, по-отечески дал понять, что рад за меня. Я почувствовал, что он полностью одобряет мой поступок. Возможно, он даже начал удивляться, почему я тут так надолго задержался. После нашего разговора прошло две недели, прежде чем мне вручили соглашение о прекращении трудовых отношений. В нем причина увольнения была названа предельно просто: «Переезд».

Сейчас полседьмого утра. Луч солнца пробивается сквозь оранжево-зеленые узорчатые занавески и отбрасывает на стену круглые тени. Селия тихонько похрапывает и издает едва слышный щелкающий звук, с каким лопаются мыльные пузыри. Я поворачиваюсь к ней и глажу мягкий круглый кончик ее маленького носа.

— Селия, ворчунишка, просыпайся. Пора в путь! — шепчу я ей на ухо. — Через полчаса за нами приедет Беата.

Мне хочется, чтобы жена спросонья прижалась ко мне, но против обыкновения она рывком отдергивает одеяло и резко поднимется.

— Уже так поздно?

Она торопливо соскакивает с постели, на ходу сбрасывает ночную сорочку и так быстро исчезает в ванной, что я успеваю заметить только ее замечательные симметричные ягодицы. Мой взгляд блуждает по спальне. Одежда упакована в чемоданы и вещмешки вместе с полотенцами, постельным бельем и разными мелочами. Кроме того, мы берем с собой только документы, важные бумаги, несколько книг и пластинок. И конечно, коллекцию комиксов Даниэля. Собирались до поздней ночи. Открытая сумка ждет, пока в нее сложат последние вещи. Мебель и прочее имущество мы оставляем здесь. Нам его просто «одолжили». К тому же мы очень надеемся, что в скором времени сможем вернуться в Чили и забрать наши вещи со склада. А пока в Гамбург. Там свекровь одолжит нам деньги на билеты до Мехико.

Одежду, в которой собираюсь поехать, я аккуратно сложил на стул — всегда так делаю, со школы. Тонкие коричневые штаны, бежевая рубашка, белье, носки и новые кожаные ботинки, которые я купил во время одной из поездок в Берлин и про которые совсем забыл. Селия смеется над моей привычкой складировать новые вещи в шкафу. Она всегда надевает обновки при первой же возможности. Однажды ребенком она даже спала в резиновых сапогах, которые ей подарили на день рождения. Я слышу, как Селия принимает душ, и иду на кухню ставить чайник.

Ровно в восемь раздается звонок в дверь. Застегивая рубашку, я выглядываю в окно спальни. Беата припарковала бутылочно-зеленую «ладу» прямо перед входом. Даниэль уже у двери.

— Мама! Папа! Поехали! — его голос чуть не срывается от возбуждения. Похоже, он рад нашему отъезду, хотя обычно не любит переезжать.

— Уже иду. — Селия стоит у кровати и укладывает в сумку последние вещи. Вода капает с темно-русых волос на плечи и оставляет на белой блузке прозрачные следы. Нужно было разбудить ее раньше. Она даже не успела выпить чаю, который я принес ей в спальню.

Я первым выхожу в прихожую и приветствую Беату. Она привезла с собой коллегу из латиноамериканского института. Тот стоит в дверях, прямой, как палка. Как будто ждет указаний. В ответ на мое приветствие молча кивает.

— Ну что, готовы? — Беата улыбается, но серые глаза смотрят грустно. Мы все понимаем, что вероятность снова встретиться близка к нулю. Мне тоже жаль зарождавшейся дружбы. Беата относится к тем немногим людям, кто, как мне кажется, искренне к нам расположен, а не следует указанию партии. Хотя симпатию по отношению к чилийскому сопротивлению высказывают многие. Но меня не покидает чувство, что люди, у которых на стенах висят плакаты с изображением Альенде, Корвалана или Виктора Хары, мечтают о Чили как о далеком абстрактном месте, где в некотором роде воплотились их революционные фантазии. Беата не такая. Я улыбаюсь ей в ответ и говорю:

— Да, Селия сейчас подойдет. Давайте пока вытащим чемоданы.

Я и глазом не успел моргнуть — так быстро мы вынесли двенадцать сумок на улицу и разместили их в багажнике и на крыше «лады». Мы с Селией в последний раз осматриваем квартиру. Не покидает ощущение, будто что-то забыли. Беате просит поторапливаться. Кажется, она волнуется больше нашего.

— Поехали скорее. Когда поезд подойдет, мы должны стоять на платформе в полной боеготовности, иначе не успеем погрузить весь багаж.