Самоучитель игры на мировой шахматной доске - Переслегин Сергей Борисович - Страница 51

Формально при операциях с показателем риска 6-8 трудно не найти правильного, то есть спасающего и автоматически приводящего к победе решения. Казалось бы, войну можно выиграть в этом случае простым подбрасыванием монетки. В реальности же использование статистических методов выбора (равно как и естественных, «уставных» ходов) приведет к быстрому разгрому именно из-за способности стратегии риска модифицировать вероятности.

Не следует, однако, ударяться в другую крайность — считать, что управляемый риск обязательно приводит к победе. В конкретной шахматной партии время на принятие решения измеряется минутами (в самом крайнем случае, чреватом цейтнотом, десятками минут). Поэтому в шахматах могут «пройти» заведомо некорректные комбинации, лишь бы только пространство решений не могло быть исчерпано расчетом в течение указанных минут.

В войне — за редким исключением — характерные времена составляют часы и дни, притом работает не один человек, а квалифицированный штаб. Поэтому перегрузить информационные каналы до такой степени, чтобы «пространство решений» противника вообще не содержало правильных ходов, практически невозможно. С этой точки зрения аналогом стратегии риска окажется не комбинационная шахматная партия, а скорее «дырявый» мизер в преферансе. Но такие мизеры тоже можно разыгрывать хорошо и плохо!

«Весь ваш план — азартная игра», — сказал Нагумо.

«Угу, и я ее выиграю», — ответил Ямамото.

Аналитическая стратегия всегда имеет дело со средними значениями величин — усредненными показателями боевого потенциала и численности. Усреднение как наиболее естественная форма упрощения составляет самую суть аналитического подхода. Воюют не конкретные люди с их особенностями, характером, темпераментом — сталкиваются между собой счетные дивизии, приведенные расчетами опытных генштабистов к «нормальной» форме.

В реальной жизни средние показатели встречаются сравнительно редко: почти всегда значения параметров несколько (хотя, может быть, и не слишком существенно) отклоняются от теоретически предсказанных. В статике этим отклонением можно пренебречь. Однако динамические процессы в сложных системах имеют тенденцию к неустойчивости, поэтому отклонения от среднего начинают нарастать, а в бифуркациях[132] — полностью изменяют картину.

Здесь и возникает надежда добиться нетождественного преобразования. Нет противоречия с законом аналитической стратегии, согласно которому равные позиции остаются равными: бифуркационный переход порождает возможности как со знаком «плюс», так и со знаком «минус», и в среднем они составляют ноль, то есть статистически позиция осталась равной! Вот только теперь это «среднее» есть сумма диаметрально противоположных вариантов, из которых в конкретном сражении реализуется только один.

Итак, риск следует переопределить как вероятность неблагоприятного исхода в бифуркационном процессе. Вероятность эта всегда отлична от нуля, именно вследствие закона перехода равных позиций в равные. Более того, существует аналог правила рычага: произведение вероятности благоприятного исхода на степень его благоприятности равно произведению вероятности неблагоприятного на степень неблагоприятности.

К примеру, если и благоприятный и неблагоприятный исходы имеют равные показатели, то риск оказывается равен 50%, вне зависимости от остальных параметров.

Определив понятие рискованной операции, мы должны отметить, что ее эффективность определяется величиной «рычага»: произведения вероятности благоприятного исхода на степень благоприятности этого исхода. Чем больше рычаг, тем выше возможный выход. В терминах аналитической стратегии этот параметр называется нагрузкой на операцию. Выражает он степень отклонения результата от аналитического среднего исхода.

Понятно, что увеличение нагрузки на операцию также увеличивает и возможные негативные эффекты, в результате чего операция становится очень строгой в управлении. Если обычный план (вроде захвата Польши) Германский штаб мог модифицировать на ходу, превращать его совсем в другой план, даже терять недели, то запаздывание группы Гудериана во время Французской кампании всего на четыре дня (с 12 по 16 мая) приводило к полному краху замысла Манштейна.

Таким образом, использование стратегии риска требует от исполнителей значительно более тонкого понимания и точного выполнения планов, нежели в рамках классического подхода. Работа командиров и штабов неизмеримо усложняется.

Результат, однако, стоит того. Должен существовать закон, описывающий степень усложнения операции как функцию нагрузки на операцию: по всей видимости, сложность растет быстрее, чем показатель риска.

В отличие от аналитической стратегии, когда индивидуальные особенности исполнителей малосущественны, для стратегии риска характерна привязка операции к личности командира. План Шлиффена, построенный начальником германского Генерального штаба «под себя», был невыполним для Мольтке-младшего. Тому не оставалось ничего делать, кроме как снижать показатель риска, чтобы сделать схему кампании приемлемой для себя. Однако уменьшение нагрузки на операцию привело к затягиванию войны, что стало гибельным для Германии, равно как и для остальной Европы.

Как способ преодоления кризиса аналитичности стратегия риска приводит к идеальному результату с точки зрения этики войны[133]. Однако полководец, принимая решение о рискованной операции, должен помнить о том, что он ставит на кон не только судьбу своей страны — эту ставку он делает постоянно, — но и свое имя. То есть стратегия риска это и стратегия ответственности.

Мольтке-старший так говорит об обязанности ответственного командира принимать рискованные решения [Мольтке, 1938]:

Итак, платой за огромную эффективность рискованных операций является ответственность командира[134]. Она порождает прежде всего неуверенность в принятых решениях. Между тем технически рискованная операция существенно труднее обычной аналитической. Как отмечалось ранее, обратившись к стратегии риска, необходимо приложить максимум усилий для достижения нужного исхода. В отличие от аналитической стратегии, в которой наблюдается эффект саморегуляции (по крайней мере в фазе нарастания), в рискованной операции динамический гомеостаз панацеей не является. От начала такой операции до ее последнего дня основным ресурсом, модифицирующим вероятности, поддерживающим оперативную устойчивость и извлекающим из дружественной Вселенной спасительные и грозные чудеса, служит психика ответственного командира.

Показатель риска не снижается даже после преодоления операцией первой критической точки. От первого до последнего дня исход рискованной операции остается неопределенным. Иными словами, пока не достигнута победа, такая операция должна считаться проигранной и государственную политику следует строить в предвидении этого поражения.

Важно понять, что «конец игры», как правило, носит не военно-технический, а психологический характер. Стратегия риска в сущности является «стратегией блефа»: лучший способ правильно разыграть некорректный мизер — вынудить партнеров бросить карты на стол, так как «очевидно, что он не ловится». Противник должен внутренне признать неизбежность капитуляции гораздо раньше, чем она будет подписана.

В этом плане психологическое содержание в военном искусстве гораздо шире, нежели в шахматах. Рискованная операция значительно дальше выводит позицию за границы равновесия, нежели даже некорректные атаки М. Таля, не говоря уже о строгих позиционных комбинациях А. Алехина [Алехин, 1989]. Но — и в шахматах, и в войне — стратегия риска может быть построена только на здоровой позиционной основе. Иными словами, неаналитическая теория операций есть развитие аналитической, но отнюдь не нигилистическое отрицание ее.