Повесть о Сегри и Абенсеррахах - Перес де Ита Хинес - Страница 17

Потрясена и взбудоражена была Гранада, ибо цвет рыцарства был вовлечен во вражду и распрю. Молодой король отягчен заботами и не знал, что предпринять против новых неприятностей, ежедневно возникающих при дворе. Он изо всех сил старался восстановить мир между враждующими рыцарями. Кроме того, он приказал произвести расследование: из-за чего возникла распря? И тогда выяснилось и стало очевидно, что зачинщиком явился Магома Сегри, павший в игре; стало известным и предательство, замышленное им против Абенсеррахов и Алабеса.

Король решил тогда судить Сегри и Гомелов; но рыцари Гранады сделали все возможное, чтобы он этого не делал. И потому враждующие стороны помирились друг с другом, и в Гранаде воцарился прежний мир.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Повествующая про горестное оплакивание прекрасной Фатимой смерти отца; а также про то, как прелестная Галиана вернулась бы в Альмерию, если бы не приехал ее отец; про то, как она была побеждена любовью храброго Саррасина и про столкновение последнего с Абенамаром под окнами королевского дворца

Обильные и безутешные слезы проливала прекрасная Фатима из-за смерти Магомы Сегри, своего отца; так сильна была ее скорбь, что ни королева и никто из дам двора не были в состоянии ее утешить. И от непрестанного и столь скорбного плача она исхудала и утратила большую часть своей красоты. Тогда решили увезти ее из Гранады, где она предавалась такой безграничной печали, в Альгаму, алькайдом которой был ее родственник, имевший прекрасную дочь, в чьем обществе Фатима могла бы несколько утишить свое горе [50].

Прекрасная Галиана, до той поры всегда остававшаяся свободной от любовной страсти, теперь настолько пленилась обаянием и красотой Амета Саррасина, что не знала, как ей быть. И так как уже истекал срок ее пребывания в Гранаде, то она решилась тайно послать своего верного пажа с приглашением к могучему Саррасину. Получив приглашение, храбрый мавр ни минуты не задержался и вместе с пажем отправился во дворец. Войдя в покои прекрасной Галианы, он нашел ее там совершенно одну. При виде его дама поднялась, вся изменившись в лице, а могучий Саррасин с величайшим почтением сказал ей, что он готов исполнить все, что она прикажет.

Красавица велела ему сесть на возвышении, устланном шелковым ковром, причудливым образом сделанным и разукрашенным. Сама села неподалеку от него. Они заговорили о минувших празднествах, о смерти Сегри и о вновь вспыхнувшей из-за этого вражде. Саррасин, свободно любовавшийся великой красотой Галианы, отвечал на все ее вопросы, а затем обратился к ней со следующими словами:

– Прекрасная сеньора! великим мужеством преисполняется счастливец, удостоившийся вблизи созерцать вашу чрезмерную красу. Да будет угодно аллаху, чтобы я смог совершить ради вас что-либо, вам угодное. Ибо – клянусь Магометом – я отдал бы всю мою жизнь только за то, чтобы доставить вам радость. Вы позвали меня, как знать, может быть, лишь затем, чтобы одним взглядом ваших прекрасных глаз даровать мне смерть; и если это так, то я рад моей смерти, раз мне ее дарует столь главная принцесса.

И, говоря эти слова, он не мог скрыть страсти, какую испытывал в душе; глубоко вздохнул и умолк.

Галиана очень обрадовалась, увидя эти доказательства и признаки вспыхнувшей любви у Саррасина, ибо она его уже любила всем сердцем за его изящество и благородство.

И так, сияя от радости, она ответила ему:

– Не следует удивляться тому, что мужчины покоряются при первом взгляде на даму и тотчас же открываются в своих чувствах. Но более удивительно, что позже они нарушают обеты верности, данные ими в первые дни любви. Поэтому нельзя верить словам и клятвам мужчин.

Саррасин ответил:

– Пусть лишит меня Магомет своего неба, если я не принадлежу вам всем сердцем и не желаю отдать всю свою жизнь только за вас, что было бы для меня величайшей честью. Клянусь вам как рыцарь и сын рыцаря: до самой смерти я не нарушу ничего из обещанного мною.

– Я очень хорошо знаю, что вы настолько добродетельный рыцарь, – возразила Галиана, – что выполните все вами обещанное, и потому я рада принять вас в свои рыцари. Но вам уже известно, что завтра я должна уехать в Альмерию, куда меня призывает мой отец, еще раньше оставивший Гранаду. Сейчас мы не можем больше здесь разговаривать, дабы не узнал про то король Гранады. Но сегодняшней ночью приходите под балкон этого зала в час, когда вас никто не сможет увидеть, и мы сможем поговорить с вами подробнее. А пока идите, и да хранит вас аллах.

Саррасин взял ее руки в свои и с силой сжал их; простившись, вышел из ее покоев самым счастливым мавром на свете. Он желал, чтобы поскорее наступила ночь, и каждый час ему казался годом, он проклинал солнце, медлившее в своем движении; ему казалось, будто оно нарочно задерживает свой ход по небу в этот день. Так он пробродил весь остаток дня, не будучи в состоянии найти себе место, где бы отдохнуть. Но вот настала ночь, столь страстно ожидаемая храбрым мавром. Он хорошо вооружился на всякий случай, ибо в Гранаде было очень неспокойно из-за распри рыцарей, как про это было уже рассказано. В час ночи – время, когда все люди преданы сну, он отправился к месту, назначенному ему прекрасной Галианой. Приблизившись к балкону, он услышал сладостные звуки лютни и нежно поющий голос. Саррасин, ревниво прислушавшись, чтобы узнать, что это за музыка, услышал ясно красивую и новую песнь на изящном арабском языке. Эта песнь, начинавшаяся глубоким, точно из самых недр души выходящим вздохом, гласила:

Преисполненный ярости, внимал храбрый Саррасин любовной песне и, не будучи больше в состоянии сдерживаться, одним прыжком оказался там, откуда звучало пение, желая узнать, кто поет. Певший, услышав, что кто-то идет, прервал игру и пение и пошел навстречу подходившему узнать, чего от него хотят. И да будет вам известно, что играл и пел могучий мавр Абенамар, который, как вы уже слышали раньше, изнывал от любви к Галиане. В ту ночь он решил устроить для нее музыку, ибо очень был в этом деле искусен.

Могучий Саррасин подошел и спросил:

– Кто здесь?

Ему ответили, что здесь человек.

– Ну, так кто бы вы ни были, но вы плохо поступаете, занимаясь игрой и пением под окнами королевского дворца.

В этой части дворца спали как раз королева и ее дамы, и у короля из-за музыки могли возникнуть подозрения.

– Пусть это вас не тревожит, – возразил Абенамар, – не вам беспокоиться о том, что выйдет из моей игры и пения, а потому проходите своей дорогой.

– Негодяй! – вскричал Саррасин, – если ты не хочешь убраться отсюда по доброй воле, так я тебя заставлю это сделать силой, и тебе придется плохо.