Повесть о Сегри и Абенсеррахах - Перес де Ита Хинес - Страница 15

Тут Магома замолк, и все в один голос ответили, что согласны с ним. И, договорившись об этом способе предательской мести, они разошлись по своим домам.

А тем временем Муса и рыцари Абенсеррахи готовили к турниру свою квадрилью. Король назначил брата своего Мусу начальником той самой квадрильи, в которой находился добрый Малик Алабес, о ком шла речь выше. Они решили одеться в одежды из голубого дамаса на Подкладке из серебристого шелка, украсить свои шлемы голубыми, белыми и желтыми перьями, прикрепить к копьям белые и голубые, обшитые золотом, стяги. Дикие люди были изображены на щитах у них у всех, за исключением Малика Алабеса, имевшего своей эмблемой золотую корону на лиловой ленте с девизом: «Моей крови», как мы уже рассказывали. У Мусы была та же эмблема, что в день поединка с магистром: сердце, зажатое в женской руке и исходящее кровью, складывающейся в слова: «Почитаю блаженством мое страдание». У каждого из остальных рыцарей Абенсеррахов было по особой эмблеме и по особому девизу. Но ленты с особыми эмблемами так были размещены на щитах, чтобы не закрыть их общего герба – диких людей.

Квадрилья Мусы решила выступить на турнире верхом на белых кобылах с хвостами, подвязанными шелковыми бантами голубого цвета с золотой каймой.

Настал день праздника; это было в сентябре месяце, когда мавры по окончании своего поста справляют рамазан. Король приказал привести из Сьерры-Ронды двадцать четыре чрезвычайно свирепых быка. Площадь Бибаррамблы убрали и разукрасили к празднику. Король вместе со множеством рыцарей взошел на нарочно для него приготовленный балкон. На другой балкон взошла королева со своими дамами. Все окна домов, выходивших на площадь Бибаррамблу, переполнились прекрасными дамами. Столько народа собралось со всего королевства на праздник, что не оставалось свободным ни одного окна, ни одного помоста. Ни разу еще никакой праздник не собирал в Гранаду столько народу. На этот раз съехалось много знатных мавританских рыцарей из Севильи и Толедо.

Праздник начался с утра боем быков. Рыцари Абенсеррахи скакали на конях по площади с отвагой и мужеством, повергавшими всех зрителей в изумление, сражали быков. И на балконах, и в окнах не осталось ни одной дамы, которая не восхищалась бы рыцарями Абенсеррахами. Всем было известно, что не имелось в Гранаде и во всем Гранадском королевстве Абенсерраха, который не пользовался бы благосклонностью со стороны самых знатных дам; это обстоятельство и послужило главной причиной смертельной ненависти и зависти, испытываемой к ним Сегри, Гомелами и Масами. И, правда, не было в Гранаде дамы, которая отказалась бы иметь возлюбленным Абенсерраха, а не имея его, не мнила бы себя несчастной. И в этом она была права, ибо не существовало некрасивых и немужественных Абенсеррахов. Кроме того, их род отличался всегда великодушием и сочувствием к простому люду. Не было случая, чтобы какой-либо простолюдин, обратившийся к Абенсеррахам по необходимости, не получал от них помощи. Наконец они были друзьями христиан: сами посещали в подземных темницах христианских пленников или посылали им со своими слугами пищу. За доброту, великодушие, мужество, ратное и конное искусство любило и чтило их все королевство. Никогда еще при самых тяжелых обстоятельствах не выказали они страха. И теперь, на празднике, они доставили столько удовольствия своим появлением, что ни дамы, ни рыцари, ни простой народ не сводили с них глаз.

Не меньше их отличились в тот день Алабесы – отважные рыцари. Хорошо доказали себя и Сегри, заколовшие в тот день восемь быков, причем настолько искусно, что этим быкам, весьма свирепым, не пришлось даже перерезать поджилок. К часу дня двенадцать быков из двадцати четырех было уже убито, и король приказал трубить в трубы и флейты, что служило для рыцарей – участников игры – сигналом собраться к королевскому балкону. Все собрались по призыву, и король приказал угостить их обильной трапезой. Королева со своими дамами делала то же самое. И королева, и все ее дамы облеклись в самые пышные наряды. Королева оделась в парчовую марлоту, причем отделке ее не было цены, ибо вся она состояла из брильянтов и драгоценных каменьев. У королевы была замечательная прическа, а спереди прикреплена была алая роза, чудесно сделанная, с рубином-карбункулом посередине, стоившим целый город. И всякий раз, как королева поворачивала голову, таким блеском сверкал карбункул, что каждый, на него взглянувший, оказывался ослепленным.

Прекрасная Дараха вышла одетая во все голубое: марлота ее была сшита из очень дорогого дамаса на подкладке серебристого шелка и вся перехвачена золотыми лентами. В ее красивой прическе было воткнуто два пера, голубое и белое – цвета Абенсеррахов. И так была она хороша в этом одеянии, что ни одна гранадская дама не могла сравняться с ней по красоте, хотя там и находилось много прекрасных и нарядных дам.

Галиана Альмерийская оделась для этого дня в белый дамас с очень богатой отделкой. Подкладка ее марлоты была из лиловой парчи. Белый цвет ее одежды указывал, что обладательница его свободна от любовной страсти. Хотя она и знала, что ее очень любит отважный Абенамар, но выказывала свою благосклонность Мусе. В тот день Абенамар в играх не участвовал.

Фатима оделась в лиловое. Не захотела она одеться в цвета Мусы, так как знала уже про любовь его к Дарахе. Платье Фатимы было очень дорогое; было оно сшито из темно-лилового бархата на подкладке из белой парчи. В дорогом ее головном уборе было всего лишь одно зеленое перо. И она была прекрасна. Наконец Коайда, Саррасина, Альборайя, Харифа и остальные состоявшие при королеве дамы – все точно так же облеклись в чудесные наряды и настолько были красивы, что в восхищение повергало собрание стольких красавиц вместе. На другом балконе находились все дамы из рода Абенсеррахов, и краса их и наряды не оставляли желать ничего лучшего. Особенно была прекрасна Линдараха, дочь Магомы Абенсерраха. В эту прекраснейшую даму Линдараху был влюблен отважный Гасул, и ради нее он совершил в бытность свою в Санлукаре великие подвиги, про что будет рассказано дальше.

Теперь возвратимся к нашей теме. Было уже два часа пополудни, когда рыцари и дамы окончили свой обед и когда на площадь выпустили черного быка, в высшей степени свирепого; нападая на человека, этот бык всякий раз запарывал его рогами – таково было его проворство, и ни один конь не мог от него умчаться – так он был скор.

– Стоило бы, – сказал король, – заколоть этого быка: очень он уж хорош.

Тут поднялся Малик Алабес и попросил у короля позволения выступить против могучего быка. Король ему позволил. Хотя Мусе тоже очень хотелось заколоть этого быка, но он, видя сильное желание Алабеса, смирил свое.

Алабес, откланявшись королю и придворным рыцарям, спустился с балкона и вышел на площадь. Здесь его слуги держали наготове красивого, в серых яблоках, коня. Этого коня прислал Алабесу в подарок его двоюродный брат, сын алькайда Велеса Алого и Белого, человек очень состоятельный. Отца этого алькайда предательски убили мавританские рыцари Алькифаи из зависти к его добродетели и к той любви, которую выказывал ему король. Но король хорошо отомстил за его убийство: из семи братьев-убийц ни один не ушел от секиры палача. А добрый алькайд Алабес, о ком здесь идет речь, получил алькайдию в Велесе Белом и всегда пользовался благосклонностью и любовью короля Аудалы, которого мы здесь называем Молодым королем. Так вот, от этого алькайда и был прислан конь, вскочив на которого Алабес сделал круг по площади, глядя на балконы и отыскивая глазами свою даму Коайду. И, нашедши ее, он заставил коня опуститься перед ее балконом на колени, сам же склонил голову до самой седельной луки, приветствуя свою даму. Затем он дал коню шпоры, и конь помчался, словно молния. Король и зрители восхитились ловкостью Алабеса; одним лишь Сегри не нравилось все это, так как они смотрели на него глазами, полными смертельной зависти.

В это время на площади раздались громкие крики; причиной их было то, что бык, промчавшись через всю площадь, опрокинул в своем беге свыше ста человек, причем шестерых из них забодал насмерть, и мчался, как орел, на Алабеса. Едва завидев его, Алабес легко соскочил с коня и, желая показать в этот день великую ловкость, пеший двинулся навстречу быку с плащом в левой руке. Бык бросился на него, чтобы забодать, но храбрый Алабес, положившись на мужество своего сердца, ждал его. И в ту минуту, когда бык опустил голову, чтобы боднуть его рогами, Алабес метнул ему в глаза левой рукой плащ и, отклонившись немного в сторону, правой рукой крепко ухватился за его правый рог, а затем с большой быстротой схватил другой рукой и левый рог и так крепко держал их, что бык не мог его ударить. Схваченный бык пытался высвободиться, выделывая дикие прыжки, поднимая каждый раз при этом Алабеса с земли. Храбрый мавр попал явно в немалую опасность и почти раскаивался в том, что начал эту сомнительную и рискованную затею. Но, будучи отважным и смелым, он не упал духом, а с удвоенной силой и отвагой боролся с быком, как подобало сыну доблестного алькайда Веры, павшего в Лорке в кровопролитной битве при Альпорчонах, как мы про то рассказывали в начале нашего повествования. Бык ревел и все старался поймать его на рога, но благодаря искусству мавра никак ему не удавалось осуществить свое намерение. Алабесу показалось неправильным бороться таким способом с разъяренным животным: он уперся быку в левый бок и, пустив в ход всю свою силу и ловкость, так повернул ему рога, что тот упал, и рога его воткнулись в землю. Удар от падения был так велик, что показалось, будто рухнула гора, и бык не был в состоянии подняться. Видя это, добрый Малик Алабес оставил его в покое, взял свой плащ из прекрасного шелка, вернулся к коню, которого держали его слуги и, не ставя ногу в стремя, легко вскочил в седло. Все присутствующие были восхищены его мужеством и силой. Спустя некоторое время бык поднялся на ноги, но весь его пыл исчез. Король велел позвать к себе Алабеса, который пришел на зов со скромным видом, словно он ничего и не совершил. Король же сказал ему: