Гавань разбитых ракушек - Муратова Ника - Страница 15

Предложение найти ее брошенную сестру пришло ему в голову спонтанно. Он убеждал себя, что просто использует возможность закинуть очередной крючок, услуга за услугу. Но ведь на самом деле Ольга и так делала все, что он просил, его никто не обязывал идти на столь личные услуги.

Ольга искала в его взгляде хоть какие-то нотки личного участия. Она не понимала, что происходит.

— А что, ты сможешь найти ее? Она где-то далеко.

— Я не могу ничего обещать. Но могу попытаться.

Она нервно забарабанила пальцами по столу, потом потерла кончик носа.

— И что это даст? Я ведь не смогу ей даже в глаза посмотреть.

— Если найдется, тогда и решишь, что с этим делать. А пока у тебя выбора нет, как я понимаю. Разве что мучить мать.

— Почему мучить? Ты считаешь, она не сделала ничего плохого?

— А мне откуда знать? Свечку не держал, обстоятельств не знаю. Тебе решать.

— Чепуха. У отказа от ребенка не может быть обстоятельств. Это нельзя прощать.

— Парик и мантию одолжить?

— Что?

— Ну раз ты на кресло судьи забралась, парик и мантия тебе нужны.

— Не знаю, что мне нужно, но уж точно не твои подколы. Можешь помочь — помоги, нет — закончим разговор.

Он опять смеялся. И опять одними глазами.

— Я попытаюсь, договорились?

Он поймал себя на мысли, что не хочет ничего обещать. В том, что найти ребенка возможно, он не сомневался. Мир тесен, а документация в архивах охраняется чутко. Но когда человек говорит «обещаю», он как бы берет на себя обязательства в одностороннем порядке. Ничего не требуя взамен. А если говорит «договорились», то подразумевает какие-то обязательства и с другой стороны. Он хотел, пусть даже и подспудно, чтобы Ольга не могла исчезнуть из его поля зрения просто так. Он хотел прикрепить к ней тонкий поводок и знать, что может потянуть его и притянуть ее ближе.

Глава 7

Димыча в кои веки вызвали на ковер. А все из-за электронной почты.

— Ты же должен знать, почему так происходит? Что мы можем сделать, чтобы избежать просматривания нашей почты? Это же твои прямые обязанности!!!

Калахан шумел и злился. До этого его хорошенько вздрючили из Парижа, указав, что таким образом деятельность их организации находится под большим риском, и что это вообще немыслимо, и что он должен жаловаться правительству. Где свобода слова, в конце концов? Где хваленая демократия этой страны? Кто задерживает их сообщения?

Димыч пообещал подумать, но на самом деле знал, что от него ничего не зависит.

— Что они от меня хотят? — пожимал он плечами. — Что, я против системы?

Ольга хмыкнула:

— Можно подумать, у них на Западе нет просмотра почты. Демократы, ага.

— Просто у них система слежки более совершенная, никто и не замечает. А наши, как всегда, так топорно работают, что стыдно.

При этом Димыч абсолютно не переживал. Он вообще был такой — не нервный. Знал, что все в конце концов становится на свои места и переживать почем зря не стоит.

— Вот знал бы, с кем поговорить, так дал бы совет, как проще все сделать. Так и так имеют доступ ко всей нашей интернет-активности, так лучше делать это, не нервируя начальство.

Ольга скрыла улыбку. Про Калахана Димыч ничего не знал, но, как выясняется, мыслил он примерно так же, как и она. Она подумала, что можно попросить Дениса решить эту проблему. Жалко Димку — ни за что взбучку получает.

— Да ладно, не переживай. Обойдется как-нибудь. А я тут подала на три вакантные позиции.

— И куда?

— В Папуа, Восточный Тимор и Самоа.

— Ничего себе! — присвистнул Димка. — Край Земли. Почему именно туда?

— Хочется в эту часть света. Интересно.

— Пляжи, кокосы и прочее?

— И это тоже. И вообще — там должно быть красиво.

— А чего попроще не могла выбрать? Поспокойнее хотя бы.

— Мне Калахан сказал начинать с маленьких стран, куда больше никто не захочет поехать. Иначе шансов очень мало. В следующем месяце я поеду на тренинг, до этого сдам он-лайн тестирование. Если все пройдет нормально, я уже могу считать себя подготовленной к первому этапу. Следующие будут зависеть от направления.

Димыч щелкнул пальцами.

— Молодец. Состарюсь и буду рассказывать потомкам, что знал тебя лично.

— Чепуха.

Она довольно рассмеялась. Что ни говори, а приятно осознавать, что все идет по плану.

Только встречи с отцом все больше расстраивали ее. Он говорил, что мать часто болеет. Давил на жалость, и ему это удавалось. Ольга не поддавалась. Прерывала эти разговоры. С тех пор как Денис пообещал отыскать маминого ребенка, в ней поселился подспудный страх. А что будет, если он найдет ее? Захочет ли она ее видеть? Что она ей скажет? Как искупит вину матери? Хватит ли сил признаться? Она, должно быть, ее возненавидит. А может, она уже и так знает о ее существовании и не хочет иметь с ней ничего общего? Может, ее опекунша все ей рассказала и именно поэтому она скрывается от матери? А вдруг она вообще живет по соседству и строит планы мести? Ольга пыталась увидеть себя на ее месте, но это удавалось с трудом. Единственное, что она могла представить более или менее отчетливо, так это отсутствие каких-либо положительных эмоций по отношению к семье, занявшей ее место.

Вместе со страхом поселилась и надежда, что это может переломить ее судьбу. Она не могла отделаться от мысли, что мать настолько очернила свою душу, свою судьбу, что это обязательно скажется и на Ольге. Она боялась, что жизнь накажет ее, что заставит искупить чужие грехи. Все-таки мать. А если отыскать девочку и как-то добиться ее прощения, она сможет жить спокойно, без страха и боли. Наивное желание, но хоть какая-то зацепка в этом хаосе.

Димыч замечал, что она все больше и больше замыкается в себе, живет своей жизнью, уходит по вечерам, запирается в комнате. Отдаление было неизбежно, но ему было немного грустно наблюдать, что это происходит так стремительно. Они перестали спать вместе. Несколько раз она сослалась на головную боль и усталость, после близость сама не инициировала, и он тоже не начинал. Отношения превратились в чисто дружеские, но даже дружба, казалось, вот-вот превратится в отношения «привет — привет». Он знал, что этот момент неизбежен. Но оттянуть его было не в Димкиных силах. Ревность, вспыхивающая, когда видел из окна подвозившего ее мужчину, иногда так сильно накрывала его, что было даже удивительно. Ведь он всегда был уверен, что они расстанутся легко. А вот поди ж ты… Оказалось больно. Особенно больно было помогать ей переезжать на новую квартиру.

— Зачем тебе-то это надо? — спросил Родионов в ответ на ее просьбу решить проблему с задержкой почты.

— Жалко друга. Он-то не виноват. А могут и уволить.

— Это тот, с которым ты живешь?

— Да. Он мой друг, не более.

— А я разве об этом спрашивал?

Она поджала губы. Не спрашивал, но ей захотелось уточнить.

— Твоя личная жизнь меня не интересует.

— А зачем ты мне это повторяешь уже в который раз?

Он промолчал. Один — один.

— Так что, можно как-то устроить нормализацию скорости переписки?

— Это не моя компетенция. Но я передам ребятам, возможно, с ним кто-нибудь встретится и обсудит этот вопрос.

— Спасибо.

— Не за что.

— А я уезжаю скоро в Амстердам. На тренинг.

— Что, уже получила заветное место?

— Еще нет. Но, похоже, все идет к этому. Подала в Самоа, Тимор и Папуа. Подождем, посмотрим, что получится. С твоей подачи я им столько сведений предоставила и столько связей наладила, что они в полном восторге, и, думаю, с рекомендациями не будет проблем.

Родионов нахмурился. Он знал, что она уезжает, и это напрягало его. Планы надо корректировать. Они имели на Ольгу совсем другие виды. Что-то она торопится, он еще не все подготовил, что было необходимо.

— А почему ты хмуришься?

— Да так. Почему ты выбрала именно эти страны?