Хватай Иловайского! - Белянин Андрей Олегович - Страница 17

— Фальшивка, — обомлел я. Неужто как и жандармский чин из Санкт-Петербурга?

— А вот об этом подумать надо, навскидку не скажу, не уверена, — вновь щёлкая клавишами, безошибочно откликнулась на мои невысказанные мысли моя красавица. — Милый, ты на чайнике красную кнопочку не нажмёшь? — обернулась она.

Отчего ж не нажать, дело-то пустяковое. Однако ж чайник закипать отказывался, я нажал ещё раз и ещё, потом просто держал большим пальцем эту красную кнопку, пока не закипела уже моя милая…

— Илюха, там воды нет.

— Я не знал.

— А посмотреть слабо? Чайник прозрачный.

Я пожал плечами. Катя встала, шагнула ко мне, поймала за ремень и притянула грудь в грудь. Ну то есть так, что её дивные холмы капитолийские упёрлись мне в область солнечного сплетения.

— Смотреть в глаза, — предупредила Катенька, сама прекрасно понимая, что это невозможно. — Ладно, верю, чувствую, не стерва фригидная, саму клинит на опрокинуться и сдаться, но держусь ведь! И ты держись, судьба у тебя такая, как и у всего казачества. Я тебя люблю… честно, по-своему, конечно, как умею… ну дура такая закомплексованная, что теперь… Простишь?

— Прощу, любимая. — Я обнял её за плечи, прижимая к груди. — И ты меня прости. Я тут это… кое-чем поделиться забыл. Ищут меня. Само секретное Третье отделение. Самый что ни на есть занудный полковник в штатском приехал, а в прислуге у него двое оборотней-бесов ростовского розлива. У тебя такие не мелькали?

Катя вытаращилась на меня не хуже щуки на Емелю и потребовала детализации. Я и не брыкался, самому хотелось поделиться наболевшим. Рассказ вышел не очень долгим, примерно на середине моя милая попросила не выносить ей мозг своим казачьим креативом и деревянную куклу не включать. Я сразу всё понял. Ну то есть понял главное: она считает, что всё это враки, и нипочём в вышеозвученное не поверит просто из инстинкта самосохранения, который у меня, по её мнению, отпал в младенчестве с пуповиной. Потому что если мне верить, то получается, что в Калач на Дону заявились ни больше ни меньше как спецчины из ФСБНИ — Федеральная служба безопасности научных исследований. Это такие бравые военные-психологи-дипломаты, на все руки хоть куда, которые занимаются силовым разрешением конфликтных ситуаций и последствий, возникших из-за необдуманных действий учёных мужей. Ну и дам, видимо, тоже, раз уж именно нашим Оборотным городом там заинтересовались.

Хорошего в этом… Совсем ничего хорошего. Если что накопают, так мою Катеньку ненаглядную не только с работы турнут, но ещё и под суд отправят, а там, с конфискацией ноутбука, враз на север зашлют, айсберги пилить на кубики для мартини! И виноват во всём буду я. Кто ж ещё? Не она же, правда…

— Могу выметаться?

— Любимый, ты иногда так читаешь все мои тайные мысли, что даже страшно. Меня никто-никто в целом свете так хорошо не понимает, как ты. Давай поцелую, и чеши!

— Труп тоже захватить?

— Нет, блин, здесь мне его оставить! Он тут уже прижился, прописался под кроватью как деталь интерьера и сам никуда уходить не хочет.

— Понял, заберу. Через какой выход возвращаться присоветуешь?

— Чего так официально-то? Обиделся? — Катя развернулась на вертящемся стуле и, приподнявшись, чмокнула меня в утолок губ. — Погоди, скажу, как тебе двигаться, чтоб у вас у обоих на ходу ничего не откусили. Где тут у нас карта города? Сейчас я тебе самый короткий маршрут зарисую… Милый, всё занято, везде полно народу. Через распылитель пойдёшь?

Я пожал плечами — какая разница-то, через чего только не ходил уже. Ладно, пока моя милая нащёлкивала клавишами, мне оставалось лишь вытащить из-под кровати курьера, взвалить на плечо и вернуться в комнату. Катя обернулась ко мне с серьёзным лицом.

— Сядь на стул, думай о хорошем и прости меня за всё.

— Не понял?

Хозяйка навела на меня плоскую коробочку с рядом кнопок и, нежно улыбаясь, выбрала самую большую. Я почувствовал некоторое беспокойство…

— Понимаешь, сама эту штуку в первый раз использую. Но ты не пугайся, пульт на гарантии, если с тобой что не так, мы потом всё изобретательское бюро по судам затаскаем! В смысле я затаскаю. Тебе уже не до того будет.

— Как называется? — икнул я.

— «Зелёная миля».

— Милая, а не… — Я начал осторожно приподниматься, договорить не успел.

— Труп крепче держи, — напомнила Катя и недрогнувшей рукой нажала на кнопку.

Мгновением позже меня ослепил ярко-зелёный луч, и глаза я уже открыл, сидя на соломенной крыше дядиной хаты. Тело несчастного царского курьера лежало рядышком, медленно сползая по соломе вниз. Я чудом успел поймать его за ворот нижней рубашки кончиками пальцев, а снизу уже гремел грозный голос старого генерала Иловайского 12-го:

— Да я тебе, шавка столичная, своей рукой холку намылю, если ещё раз хоть одно плохое слово про моего племянника скажешь!

— Но вы не можете отрицать его участия в поджоге дома графа Витицкого в Санкт-Петербурге…

— Где тот Петербург, а где мы? На чёрте он, что ли, туда за час слетал да назад обернулся?!

— …а также срыве международной научной конференции, стрельбе и разгроме…

— Ординарец! Всё, сил у меня больше нет… Ну не понимает он человеческого языка, давай сюда пару хлопцев с нагайками!

Я почувствовал, что пальцы немеют и долго удерживать труп у меня просто не получится.

— Вы не имеете права! Я нахожусь при исполнении! Если сию же минуту хорунжий Иловайский не будет…

Предательская солома скрипнула под моим сапогом, и мы вместе с курьером рухнули вниз! Он — удачно, прямо на голову лысого типа якобы из Третьего отделения. Я ещё более удачно, потому как прямо в заботливые руки моего добрейшего дядюшки. Счастливый момент! Я ткнулся носом в его могучую грудь, поиграл орденами и поднял на обалдевшего родственника самый преданный взгляд.

— Ты?!

— Я, дядя.

— Живой!

— А что со мной сделается?

— Тогда чего у меня на руках сидишь, ровно дитё малое?

— Детство вспомнил.

— А ну слазь!

— Разрешите исполнять?

— Да слазь уже, покуда я спину не надорвал. — Покрасневший от натуги дядюшка сбросил меня на утоптанную землю и кивком головы указал на мёртвое тело.

— Курьер. Тот самый, что был отправлен к нам с приказом. Доставлен мною по вашему приказу из Оборотного города. Там же был раздет и обобран до нитки. Но убит в наших краях, с какой целью — пока непонятно, — встав на ноги, отрапортовал я. — Дайте ещё пару дней, и выясню! Если, конечно, никаких более срочных дел нет. Ну там типа кофе подать или сапоги слюной начистить, чтоб аж горело!

Увы, он меня не слушал. Казачий генерал небрежным движением пальца отодвинул меня в сторону, даже забыв прилюдно обозвать балаболкой, и склонился над пришибленным жандармским чином. Тот пребывал в полной бессознательности, так что немногим отличался от лежавшего на нём мёртвого курьера. Рыжий ординарец на всякий случай постучал ему нагайкой по лбу, но столичный чиновник не отозвался.

— Звук звонкий, наверное, весь мозг вниз стёк, — предположил я. — Ты ему ещё по затылку постучи для сравнения.

Рыжий догада со всей служебной ревностью замахнулся добавить и по затылку, но дядя не дал. Перехватил за руку и рыкнул на нас обоих:

— Ты чему моего ординарца учишь, балбес? А у тебя, здорового лба, от его брехни памороки отшибло, соображалка рыжая?! Чего этому лысому кумпол долбить, когда он и так поперёк себя пришибленный? Ведро воды сюда тащи, отливать его будем. Да похолоднее! — Последние слова наш атаман протянул с явным удовольствием, почти пропел. — А ты, Иловайский, пошёл вон отсель! Делом займись.

— Каким, ваше родное сиятельство?

— Сортир на заднем дворе почини. Прохор доложил, что как тока ты в него сиганул, так сие полезное строение взорвалось, ровно ядром в пороховой погреб закатали! Шесть соседних дворов уже третий час отмыться не могут. Представляешь, как тебя там народ лицезреть жаждет?

Я почувствовал, как сердце холодным комком рухнуло вниз и попыталось спрятаться где-то под печенью. Как меня встретят приветливые калачинцы, крыши и заборы которых до сих пор неароматно благоухают в ту сторону, куда ветер дунет, можно было бы и не уточнять. Проще сразу надеть мешок на голову да самому сигануть с откоса в омут, и упокой Дон-батюшка мою дурную головушку…