Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Мифогенная любовь каст, том 2 - Пепперштейн Павел Викторович - Страница 26


26
Изменить размер шрифта:

Они перешли в следующий зал. Ни пола, ни потолка, ни стен его не было видно из-за густой чащобы переплетенных лиан, заполняющих целиком все пространство.

— Это Переплетный Зал, — глухо прозвучал голос Дона в непроницаемой, ватной тишине.

Дунаев осмотрелся: но в полумраке разглядеть ничего не удавалось. Тогда он включил ночное зрение и увидел, что лианы — это не что иное, как книжные корешки, соединенные в бесконечные цепи, которые, сплетаясь, образовывали необъятную хаотическую массу, какое-то подобие гигантской корневой системы.

— Здесь не переплет корней, а переплеты корешков, поэтому и зал — переплетный… — догадался парторг, — вот откуда все книги растут!

Действительно, корешки всех книг мира громоздились вокруг нескончаемым узором, будто некто сумасшедший пытался создать безграничное макраме, но потерпел неудачу. Кожаные, деревянные, картонные, матерчатые корешки, пестрящие золотыми, серебряными, черными, белыми, разноцветными названиями книг и цифрами томов, став сегментами уходящих вверх бамбуковых лиан, напоминали вышедшую из-под контроля и разросшуюся, как джунгли, библиотеку. Корешки закачались, перед глазами Дунаева мелькнул толстый корешок с золотой надписью: «МЛК». Дунаев догадался (словно кто-то подсказал ему), что эта книга — каталог этого музея, где они находятся, и что сокращение МЛК обозначает слово «МОЛОКО»; но только написанное без гласных, как на иконе.

Он поднял глаза и заметил, что Дон с ловкостью обезьяны лезет вверх, быстро исчезая из виду. Дунаев попытался взлететь, но увяз в лианах. И тут что-то потянуло его вслед за Доном. Как это произошло, он так и не понял. То ли Дон работал как магнит, то ли… Дунаева волокло наверх, сквозь архивную гущу. Тело его без труда раздвигало сплошной переплет.

Довольно скоро он различил над собой нечто еще более темное, чем окружающий полумрак, уже непроницаемое для ночного зрения. Лишь воротник и голова Дона маячили там, удаляясь и уменьшаясь. Внезапно Переплет кончился. Дунаев поднимался, влекомый неведомой силой с возрастающей скоростью. Темное пятно оказалось входом в колоссальную шахту, где стен не было видно из-за мрака. Однако они ощущались, хоть и очень далеко.

— Это Зал Ствола, соединяющего Корешки с Вершками, — донесся сверху благожелательный голос Дона. — И скоро мы будем в Лиственном Зале.

Где-то вверху появилось светлая точка. Она расширилась, стала дырой, на фоне которой возник силуэт Дона. Затем Дон исчез, и Дунаев бубликом вылетел из отверстия, имеющего форму пирожка.

«Это же Дупло!» — осенило парторга. Вместе с тем он зажмурился от яркого белого света. Слух его заполнился шелестом, будто несметное количество ангелов порхало кругом. Открыв глаза, он увидел вокруг только страницы, перелистываемые ветром. Будто вместо листьев трепетали, шурша, бесчисленные книжные листы, разных оттенков, с текстами на всевозможных языках, написанными или напечатанными незнакомыми буквами и иероглифами. Дунаев летел сквозь это листание, успев краем глаза прочесть на какой-то странице четверостишие на русском языке:

Света исподлобья посмотрела,
Лена посмотрела не спеша,
Таня, словно Виктор, посмотрела:
— Где ты был, пропащая душа?

Вдруг он не удержался на крутом вираже, крутанулся волчком и вылетел в соседний зал. Он был огромен и почти полностью погружен во тьму — лишь центр освещен. Глянув в этот центр, Дунаев подумал, что оказался в Мавзолее Ленина. Действительно, в центре огромного, отделанного темным мрамором зала мерцал прозрачно стеклянный гроб, а в нем лежал Ленин. Но тут Дунаев с удивлением увидел, что Ленин лежит в гробу не один, да и гроб был шире обычного, так сказать «двуспальный», и рядом с Ильичем лежала девушка удивительной красоты. Бледного и нежного лица осторожно касался неподвижный золотой луч, падающий откуда-то сверху, золотистые длинные волосы волнами ниспадали по плечам. Сдержанно, как молоко в стакане, светилось белое платье. Одна рука с узкими изящными пальцами лежала на груди, другая была вытянута вдоль тела, и мертвая ладонь Ильича бережно прикрывала девическую руку сверху, словно защищая.

Лицо Ленина было спокойным: казалось даже, что он чуть-чуть улыбается.

Хрустальный гроб висел на золотых цепях, прикрепленных к вершинам четырех бронзовых столбов, имеющих вид пшеничных колосьев.

Парторг глянул по сторонам. Больше в зале ничего не было, но что-то на одной из стен тускло блеснуло. Дунаев различил большую бронзовую доску с рельефной надписью: «Лиственный зал совхоза „Календарный“».

По теченью судьбы,
Оставляя следы,
Она медленно в Лету плыла,
И по этим следам
Он легко разгадал,
Кем она в этой жизни была.
И тогда он решил
С неприступных вершин
Прыгнуть в воды Летейской реки:
Время бросилось вспять,
И ее не догнать,
Хоть и воды быстры и легки.
Календарный совхоз
Временами оброс
И построил свой Лиственный зал,
Там в хрустальном гробу,
Несмотря на судьбу,
Он ее наконец-то догнал.
И легли навсегда
Они вместе сюда,
И никто не тревожит их сна,
Больше нечего ждать,
Будут вместе лежать,
Взявшись за руки, — он и она.

Долго бы еще стоял парторг в благоговейном молчании, если бы рядом не появился Дон.

— Ну что ж, пойдем дальше, — произнес он и щелкнул в воздухе пальцами. На поверхности пола проступила мерцающая дорожка, ведущая к стене.

— Неужели вот так все и будет? — тихо спросил парторг, кивнув головой в сторону гроба.

— Непременно. Сомнения тут излишни. Сто лет они будут спать поодиночке. Затем встретят друг друга и обвенчаются там же, в царстве сна… Впрочем, в следующем зале ты сам все поймешь.

Разговаривая, они уперлись в стену. Дон безо всяких усилий вошел в мраморную поверхность. Дунаев, в последний раз оглянувшись, вздохнул и тоже прошел сквозь стену, не чувствуя никакого сопротивления.

Стена была тончайшей, и они сразу оказались в следующем зале, освещенном мягким голубоватым светом. Звуки шагов тонули в черном бархате, укрывающем пол. Вдоль стен, на равном расстоянии, стояли небольшие витрины в виде черных ящиков со стеклянным верхом. Стены, также покрытые черным бархатом, испещряло бесчисленное множество фотоснимков. Посетители приблизились к одной из стен. В каждой витринке на черном бархате лежал черенок с двумя вишневыми косточками, будто кто-то обсосал вишни, не срывая с черенка. На фотографиях были запечатлены православные священники.

— Да это же Священство! — все себя от изумления, вскрикнул парторг. — Кто же его заснять-то ухитрился?

— Корреспондент, — спокойно ответил Дон, — По моей просьбе он отправился в Творог и произвел съемку специально для этого зала. Конечно, работа кропотливая. Но времени у него было предостаточно. Я сроков не сжимаю никогда. Спешить-то некуда.

«Везет же некоторым, — подумал Дунаев. — А вот у нас в Юдоли ему бы пришлось попрыгать! У нас резину тянуть не любят. Ну… правда, и результаты получаются соответствующие… Потому как основательности нет. Нам бы его возможности — мы бы такой коммунизм построили!»

Парторг искоса глянул на Дона.

«Вот он вроде с теориями коммунизма знаком. Но строить его, похоже, явно не собирается — ведь он один. А коммунизм — это для масс. А если бы его распропагандировать, чтобы он на наших-то повлиял, показал бы, как по-настоящему работать надо!»