Наперекор всему (СИ) - Радкевич Алекс - Страница 37

- Да уж, сняли стресс, — вздохнул Ник. — Меня нельзя было подождать? Давайте сюда ваши таблетки.

- Глебушка, ну что ты творишь? — мягко спросил он, скармливая любимому таблетки без малейшего сопротивления с его стороны. — Я понимаю, что тебе страшно, но что о тебе люди подумают? Они же тебя знают. Неужели таблетки — это больно или неприятно? Они даже без вкуса!

- Я и так стараюсь сдерживаться, но она меня достала. Посмотри, какой синяк на руке — это она какой-то венозный катетер ставила, минут пятнадцать меня мучила. А говорили, здесь одни профессионалы работают.

- Катетер поставить не так просто, особенно если вены глубоко расположены. Зато теперь тебя больше никто колоть не будет, все лекарства пойдут через катетер.

- Я только отвлекся, телевизор включил, она опять является с таблетками. И еще присюсюкивает, как будто мне пять лет. Бесит!

- Тебя сейчас все бесит, я знаю. Ну немножко осталось потерпеть. Хочешь, давай вместе телевизор посмотрим?

- Хочу, только я не понимаю ни черта.

- А русский канал ты включить не пробовал?

- Футбол на этом канале, на русском фильм какой-то.

- Ты футбол хочешь? Ну давай я тебе переводить буду.

- Ты так хорошо знаешь иврит?

- Счастье ты мое, полиглот. Ты Евроспорт включил, по-английски говорят.

Им даже удалось посмотреть матч, Глеб отвлекся, да и лекарства подействовали. Ник переводил ему реплики комментатора, устроившись на краешке кровати. В начале пятого пришла сестра и анастезиолог — забирать на операцию.

* * *

- Бэацлаха!

- Good luck!

- Удачи!

Добрые пожелания сыпались со всех сторон и на всех языках. Каждый, кого они встретили в коридоре по дороге в операционную, будь то врач, сестра или пациент, при виде каталки начинали улыбаться, махать руками и желать удачи. Глеб нервно оглядывался, стараясь и кивать людям, и не потерять из вида Ника, который шел рядом.

- Они меня что, узнают? Господи, в таком виде!

- Да нет, у нас так принято, — пояснил санитар, помогавший с транспортировкой. — Традиция! Они же видят, что мы в операционную. Так всех провожают.

У дверей в оперблок санитар остановился.

- Ну все, посторонним дальше нельзя.

- Нет, — дернулся Глеб, цепляясь за руку Ника. — Он со мной!

- Глебушка, не сходи с ума, — Ник попытался осторожно высвободить руку. — Туда мне точно нельзя. Не делай такие глаза. Тебя сейчас переложат на стол, сделают укольчик, и ты заснешь. Когда проснешься, я уже буду рядом. Ну все, давай, ты же мужчина!

«Лучше бы ты был женщиной», — подумал про себя Ник, почему-то вспомнив Ингу. Сколько раз она получала спортивные травмы: то плечо по частям собирали, то на голову швы накладывали, и никогда никаких страхов и жалоб, только досада, что приходится делать паузу в тренировках. Да что говорить, женщины куда спокойнее и выносливее, когда дело касается здоровья.

Глеб сжимал его руку и отпускать не собирался. Санитар ждал, не выказывая ни малейших эмоций. В коридоре у оперблока больше никого не было. А, бог не выдаст, свинья не съест.

Ник наклонился над Глебом, взял его за подбородок и, глядя в глаза, тихо, но твердо сказал:

- Все будет хорошо! Ты меня понял? Расслабься, пожалуйста. Я тебя очень люблю.

Ответить Глебу он не дал. Быстрый, короткий поцелуй, пока никто не опомнился. Санитар делал вид, что изучает плакат об оказании первой помощи, висевший на стене.

- Ну с богом!

Ник толкнул каталку в направлении двери. Санитар понял все правильно, через несколько секунд вместе с Глебом скрылся в оперблоке. А Ник сполз по стене. Все, теперь можно не держать лицо. Он уткнулся головой в колени. Господи, как же тошно. Что там сейчас происходит за этими дверьми? Наверное, Глеба перекладывают на стол, подключают к мониторам. Операция будет проходить под эндотрахиальным наркозом, в горло вставят трубку, через которую он будет дышать, но это уже после вводного укола усыпляющего. Главное, чтобы ничего не сказали страшного или больно не сделали, пока не заснет. Ник волновался еще и за душевное здоровье Глеба. С его впечатлительностью хватит какого-нибудь циничного замечания, чтобы потом впасть в депрессию. А врачи циники, особенно хирурги.

- У нас нельзя сидеть на полу. И вообще возле оперблока вам нечего делать, — к Нику подошел тот самый санитар, видимо, его обязанности ограничивались доставкой. — Пойдемте, я провожу вас в послеоперационную палату, туда привезут вашего друга, когда все закончится.

- Как он там? — накинулся на парня Ник.

- Как все, — пожал плечами санитар. — Спит.

Ну конечно, ему все равно, для него это просто очередной пациент, которого надо доставить из одной точки в другую, ничего личного.

В палату Ник не пошел. Что ему там делать? Послеоперационная палата не предполагала диванов для размещения родственников, да и зачем? Сюда привозят пациентов на несколько часов, пока не проснутся и в себя не придут. Родственники могут и на стуле посидеть. Но ни сидеть, ни лежать в одиночестве Ник сейчас не мог, поэтому устроился на банкетке в коридоре. Здесь хоть люди иногда ходят, вон сестра с подносом побежала, кому-то ужин несет. Вон старичок, держась за стенку, от окна до окна гуляет. Благообразный такой старичок, полный чувства собственного достоинства. Это достоинство, спокойная уверенность отличает стариков всего цивилизованного мира от российских пенсионеров. Наши, к сожалению, либо забиты и молчаливы, либо агрессивны. Для них старость — это постоянный страх потерять здоровье, достаток, внимание близких. И никак не время для наслаждения жизнью и заслуженным покоем. Грустно это все. А ведь еще месяц, и Глеб официально будет считаться пенсионером. Бред какой.