Диалоги - Аристокл "Платон" - Страница 336

– Да, я часто это видел.

– А разве гончарам нужно тщательнее обучать своих детей, чем нашим стражам, указывая им с помощью опыта и наблюдения, что следует делать?

– Это было бы просто смешно!

– Кроме того, и воинственным всякое живое суще-во особенно бывает тогда, когда при нем его потомство.

b

– Это так. Но есть большая опасность, Сократ, что случае поражения – а это часто бывает на войне – они погубят вместе с собой и своих детей и остальные граждане не смогут восполнить этот урон.

– Ты верно говоришь, но считаешь ли ты, что прежде всего надо обеспечить им полную безопасность?

– Вовсе нет.

– Что же? Если уж им идти на риск, так не при том ли условии, что в случае успеха они станут лучше?

– Ясно, что так.

c

– А разве, по-твоему, это не важно и не стоит искнуть ради того, чтобы те, кто с летами станут ринами, уже с детства наблюдали войну?

– Конечно, это важно для той цели, о которой ты говоришь.

– Значит, нужно сделать детей наблюдателями войны, но в то же время придумать средство обеспечить им безопасность, и тогда все будет хорошо, не так ли?

– Да, конечно.

– Прежде всего их отцы будут, насколько возможно, не невеждами в войне, но людьми, знающими, какие походы опасны, а какие – нет.

d

– Естественно.

– В одни походы они возьмут с собой детей, в другие остерегутся их брать.

– Это верно.

– Да и начальниками над ними они назначат не новых людей, но тех, кто по своей опытности и возрасту способен быть руководителем и наставником 'тей.

– Так и подобает.

– Но, скажем мы, часто бывают разные неожиданности.

– На этот случай, друг мой, нужно их окрылять с малолетства, чтобы, если понадобится, они могли упорхнуть, избежав беды.

e

– Что ты имеешь в виду?

– С самых ранних лет нужно сажать детей на коня, а когда они научатся ездить верхом, брать их с собой для наблюдения войны; только кони должны у них быть не горячие и не боевые, но самые быстрые и послушные в узде. Таким образом дети всего лучше присмотрятся к своему делу, а если понадобится, наверняка спасутся, следуя за старшими наставниками.

468

– По-моему, ты правильно говоришь.

– Так что же нам сказать о войне? Как будут у тебя вести себя воины и как будут они относиться к неприятелю? Верно ли мне кажется или нет…

– Скажи, что именно.

– Если кто из воинов оставит строй, бросит оружие, вообще совершит какой-нибудь подобный поступок по малодушию, разве не следует перевести его в ремесленники или земледельцы?

– Очень даже следует.

– А того, кто живым попался в плен врагам, не подарить ли тем, кто захочет воспользоваться этой добычей по своему усмотрению?

b

– Конечно.

– Того же, кто отличился и прославился, не должны ли, по-твоему, юноши и подростки, участвующие с ним вместе в походе, увенчать каждый поочередно, прямо во время похода? Или не так?

– По-моему, так.

– Что же? Разве не будут его приветствовать пожатием правой руки?

– И это тоже.

– Но вот с чем, думаю я, ты уж не согласишься…

– С чем?

– Чтобы он всех целовал и чтобы его все целовали.

c

– С этим я соглашусь всего охотнее и к этому закону добавлю еще, что в продолжение всего этого похода никому не разрешается отвечать отказом, если такой воин захочет кого-нибудь целовать, – ведь если ему доведется влюбиться в юношу или в женщину, это придаст ему еще больше бодрости для совершения подвигов.

– Прекрасно. У нас уже было сказано, что тому, кто доблестен, будет уготовано большее число браков и таких людей чаще, чем остальных, будут избирать для этой цели, так, чтобы от них было как можно более многочисленное потомство.

– Да, мы уже говорили об этом.

d

– И по Гомеру, такие почести справедливо воздаются доблестным юношам. Гомер говорит, что Аянт, прославившийся на войне, был почтен «длиннейшей хребетною частью». То была подходящая почесть мужественному человеку в расцвете лет: от этого у него и сил прибавилось вместе с почетом.

– Совершенно верно.

– Так послушаемся в этом Гомера. Доблестных людей мы почтим соответственно проявленной ими доблести при жертвоприношениях и сходных обрядах как песнопениями, так и тем, о чем мы только что говорили, а к тому же Местом почетным, и мясом, и полными чашами тоже[22],

e

чтобы вместе с почестью укреплять этих доблестных мужей и женщин.

– Ты прекрасно сказал.

– Допустим. А об умерших в походе, если кто пал со славою, не скажем ли мы прежде всего, что они принадлежат к золотому поколению?

– Конечно, скажем.

– Разве мы не поверим Гесиоду, что некоторые из этого поколения после кончины

469

В праведных демонов преобразились, чтоб стражами смертных

Быть на земле, благостыней всегда от зла отвращая?[22]

– Конечно, поверим.

– Следовательно, вопросив бога, как надо погрешать таких блаженных, божественных людей и с какими отличиями, мы будем погребать их именно так, как ни нам укажет.

– Почему бы и нет?

b

– А в последующие времена, поскольку они – демоны [гении], мы так и будем почитать их гробницы и им поклоняться. Такой же точно обычай мы установим, гели скончается от старости или по другой причине кто-нибудь из тех, кто был признан особенно добродетельным в жизни.

– Это справедливо.

– Далее. Как будут поступать с неприятелем наши воины?

– В каком смысле?

c

– Прежде всего насчет обращения в рабство: можно ли считать справедливым, чтобы эллины порабощали эллинские же государства, или, напротив, насколько возможно, не надо этого никому позволять и надо приучать щадить род эллинов из опасения, как бы он не попал в рабство к варварам?

– Именно так.

– Значит, и нашим гражданам нельзя иметь рабом эллина и другим эллинам надо советовать то же самое.

d

– Конечно. Таким образом, их усилия будут скорее направлены против варваров и эллины воздержатся от междоусобиц.

– Дальше. Хорошо ли это – в случае победы снимать с убитых что-нибудь, кроме оружия? Не служит ли это предлогом для трусов уклоняться от встреч с воюющим неприятелем? Они, словно выполняя свой долг, шарят вокруг убитых, и из-за подобного грабежа погибло уже много войск.

– Даже очень много.

– Разве это не низкое стяжательство – грабить мертвеца? Лишь женскому, мелочному образу мыслей свойственно считать врагом даже тело умершего,

e

хотя неприятель уже бежал и осталось лишь то, с помощью чего он сражался! Или, по-твоему, те, кто это делает, отличаются чем-нибудь от собак, злящихся на камни, которыми в них швыряют, но не трогающих того, кто швыряет?

– Ничуть не отличаются.

– Значит, надо отказаться от ограбления мертвых и не препятствовать уборке трупов.

– Конечно, надо отказаться, клянусь Зевсом!

470

– И мы не понесем в святилище оружие как жертвенный дар, в особенности оружие эллинов, если нам хоть сколько-нибудь важны благожелательные отношения с прочими эллинами. А еще больше мы будем опасаться осквернить святилища, принеся вещи, отнятые у наших родичей, – разве что бог велит иначе[23].

– Совершенно верно.

– Ну а опустошение эллинской земли и поджигание домов – как в этих случаях, по-твоему, поступят воины в отношении неприятеля?

– Если бы ты выразил свое мнение, я с удовольствием бы послушал.

b

– По-моему, они не будут делать ни того ни другого, а только отберут годичный урожай; почему – хочешь, я тебе скажу?

– Очень хочу.

– Мне кажется, что недаром есть два названия – война и раздор. Это два разных [проявления], зависящих от двух видов разногласий. Двумя я считаю их вот почему: одно – среди своих и близких, другое – с чужими, с иноземцами. Вражда между своими была названа раздором, а с чужими – войной.