Обменный ребенок - Нёстлингер Кристине - Страница 14

В четверг мы собирались на прогулку под парусом. Джаспер хотел взять с собой жестяной чемодан: папин друг тоже интересовался камнями,

...И сейчас для меня загадка то, что случилось дальше. Билли, Джаспер и я стояли в вестибюле отеля. Чемодан Джаспера был у его ног. Мы ждали маму с папой. Они были еще в своей комнате. В вестибюле какой-то маленький мальчик играл с резиновым мячом. Мяч подкатился к нам. Джаспер его остановил и хотел было отфутболить к мальчику. Но... решив, что с такого расстояния мальчик его не поймает, сделал несколько шагов вперед. Мальчик поймал мяч. Мы с Билли крикнули: «Браво!» Малыш опять послал мяч, на этот раз мне. А я — ему. Игра длилась буквально минуту. Когда мы отвернулись от малыша, чемодана уже не было. Мы искали его везде. Напрасно! Билли удивлялась: «Это ведь глупо — красть камни!»

Джаспер был так расстроен, что не заметил, как упал маме на грудь и залился слезами, а мама гладила его по голове. В отеле засуетились, кинулись на поиски чемодана «Кетчупа». Джаспер же ничего этого не замечал. «I wish I was dead» («Я хочу умереть»),— бормотал он у мамы на груди. А мама шептала: «Oh, no, my dear, oh no» («Нет-нет, дорогой!»).

Джаспер сел в кресло и заплакал. Плакал так, что его живот стал мокрым. Тут пришли папа с мамой. Мама решила, что искать дальше бесполезно. Вор не знал, что там камни. Слишком роскошно выглядел чемодан. В такие чемоданы обычно упрятывают дорогую фотоаппаратуру. Потому-то на него и польстились.

Все это продолжалось довольно долго. Потом папа решительно заявил (за это я прощаю ему все его ошибки): «Jasper, my honour word! We drive first off, when all stones are back» («Джаспер, честное слово, мы не уедем, пока не найдем камни»). Джаспер перестал плакать, вытер глаза и нос о мамин рукав.

Прогулка, как вы понимаете, не состоялась. Папа, мама, Билли, Джаспер, я, папин друг, его жена, ее брат и еще трое незнакомых нам людей, сидя в вестибюле, написали следующее

ОБЪЯВЛЕНИЕ

«В вестибюле отеля «Шафберг» пропал чемодан (60?40?20 см). Его содержимое — коллекция камней — представляет интерес только для владельца — 14-летнего английского мальчика. Для него это чрезвычайная ценность! Просим ошибочно взятый чемодан вернуть в отель «Шафберг». Если для нынешнего владельца чемодана он дорог, просим вернуть только содержимое».

Джаспер перевел объявление на английский, жена папиного друга — на французский, брат жены друга — на итальянский, портье — на голландский. (Вор мог оказаться иностранцем.)

Мама отпечатала объявление на машинке, папа размножил его не ксероксе. Потом (было уже довольно поздно) отправились развешивать объявления. Оставляли их в гостиницах, кафе, ресторанах, на улицах — в общем, по всему озеру. Мы приклеивали их к столбам, к витринам, даже к сеновалам и коровникам. Если бы Джаспер так не страдал, это было бы потрясающее приключение.

Около полуночи, смертельно усталые, мы вернулись в отель, «We made, what we could» («Мы сделали все, что могли»),— сказал папа, утешая Джаспера,— «and tomorrow I think what other out» («Завтра подумаем, что делать дальше»). Однако утром папе не пришлось «out-think» («думать дальше»). Горничная обнаружила чемодан у дверей отеля. К его ручке был привязан мешочек. В нем находились: записка с единственным словом «Sorry» («Извините») и два камня. Один — плоский, красный, с белыми крапинками, другой — овальный, темно-серый, с белыми полосками. Джаспер от счастья не мог произнести ни слова. А мама сказала: «И у воров есть сердце».

Суббота, 15 августа (Праздник)

Мы приехали в Зальцбург и ели мороженое в знаменитом старинном кафе Томаселли. Джаспер не выпускал из рук свой чемодан, подумывал даже, как прикрепить его к кисти. В обед мы отправились дальше, по направлению к Инсбруку. В машине было адски жарко.

— Далеко ли от Инсбрука до Рима? — спросил меня Джаспер.

— Тысяча километров,— ответил я,— а зачем тебе? Джаспер сделал вид, что ему это безразлично.

В Инсбруке мы осмотрели «Золотую крышу» и отправились есть тирольские клецки. Джаспер, по обыкновению, заказал три порции жареной картошки и, поскольку здесь не оказалось кетчупа, опустошил целую упаковку горчицы.

Воскресенье, 16 августа

В Боцене мы разглядывали витрины. Целый день! Туфли, брюки, пуловеры и юбки так и мелькали у нас перед глазами. Кружилась голова, гудели ноги. Ночью Джаспер кошмарно храпел, ничего подобного я в своей жизни не слышал. И не только храпел, но еще бормотал и стонал. Временами это было похоже на плач.

Понедельник, 17 августа

Вечером папа, Джаспер и я пошли погулять, Билли с мамой остались в отеле, чтобы перемерить все накупленное. В этот день Билли и мама жили душа в душу. Мама вела себя, как старшая сестра. Некоторые матери часто говорят: «Я и моя дочь — прямо как сестры!» Так вот, эти боценские «сестры» просто с ума посходили. С нами они не разговаривали, потому что мы не покупали себе тряпок. «Получается так, будто мы — транжирки, а вы такие бережливые!» Но это не получалось, а было на самом деле.

Вторник, 18 августа

Опять ночь с храпом! Утром у Билли с мамой началась «тоска по югу». «Папа, darling (дорогой), ну хотя бы до Флоренции! — канючила Билли.— Наша учительница по искусству советовала осмотреть там музеи». Если что-либо рекомендует учитель — мама считает причину уважительной. (Вспомните английский колледж!)

Но папа и я были против из-за нашей кожи. Под южным солнцем, на море наша кожа покрывается красной сыпью и жутко зудит. Поэтому мы никогда не ездим к морю.

Решение было за Джаспером. Он спросил, не ближе ли Флоренция к Риму, чем Боцен. После уточнения высказался за Флоренцию. Нас с папой занимала проблема: почему Джасперу хотелось быть ближе к Риму?

После того как папа сообщил, что из-за больших расходов на Флоренцию нам придется сократить отпуск, мы туда и отправились.

Среда, 19 августа

Флоренция сияла загаром всех оттенков. Говорят, что это красиво. Не уверен. Мы с папой сидели под тентом открытого ресторанчика и чесали прыщи. Джаспер был с нами. Он был немножко растерян. Со всех сторон слышалась английская речь. Такого количества англичан, заметил он, не встретишь и у себя дома.

Джаспер опять спросил, далеко ли до Рима. Папа подсчитал: четыре-пять часов езды на машине.

— Only four (Только четыре),— повторил Джаспер и одарил папу тоскливым взглядом.

— Ты хочешь в Рим, Джаспер? — спросила мама, а папа от страха заглотнул непрожеванные спагетти.

Джаспер кивнул. Потом, поколебавшись, вынул из кармана потертую бумажку. Развернул ее и протянул маме. Это было письмо. Старое. Наверное, Джаспер приехал с ним в Вену. У нас он ничего не получал. Письмо было грязное, в жирных пятнах. Выглядело почти историческим, хотя, судя по дате наверху, всего от 5 июля.

Письмо было от Мэри. В нем говорилось, что у нее все в порядке и у ее мужа тоже. Две недели назад они переехали в маленький домик. Она часто работает в саду. Мэри надеется, что у Джаспера тоже все хорошо и он больше не делает глупостей. В конце письма Мэри сообщала, что в августе полетит с мужем в Рим — провести там отпуск. Будем жить возле фонтана Ди Треви,— сообщалось в письме (естественно, по-английски). «Я буду каждый день бросать в фонтан монетку, чтобы исполнились твои желания».

Прочитав письмо, мы не знали, что и сказать. Джаспер ведь не рассказывал нам о Мэри, и мы не знали, кто она. Судя по письму, ее можно было считать тетей Джаспера или его кузиной.

— Who is Mary? (Кто такая Мэри?),— лицемерно спросила мама.

— My mother (Моя мама),— ответил Джаспер и зло посмотрел на нас. Так зло, как уже давно не смотрел.

— And what is Mrs. Pickpeer? (А кто такая госпожа Пикпир?) — спросил нежно, как служитель в клетке со львами, папа.

Джаспер пожал плечами:

— Госпожа Пикпир меня родила. Но я ее не люблю. И она меня тоже. She only loves Tom (Она только Тома любит).