Интриги темного мира - Чиркова Вера Андреевна - Страница 43

– А если тебе скажут, что там твой старый враг? Или человек, который ненавидел тебя много лет? – упорствовал дух.

– Если это так, – горько усмехнулся эвин, – я отдам кровь с еще большим удовольствием, и всю до капли. Потому что во всем неисчислимом сонме миров есть только один, где меня могут ненавидеть за свершенное шестьдесят лет назад. И я готов заплатить за свои ошибки чем угодно.

Глава 22

В путах старинных интриг

Со свойственной его расе быстротой старик выхватил маленький кинжал, умело провел им сразу по нескольким пальцам и начал везде, где доставал, рисовать раненой рукой страшные кровавые узоры. Дэс прижал меня к себе, попытался оградить от этого зрелища, и я подчинилась, но из нестерпимого любопытства все же немного подглядывала. А когда заметила, что алые капли, стекающие по камню, не падают на землю, а впитываются в шероховатую поверхность, и она становится рыхлой и редкой, как подтаявший снег, и начинает осыпаться ржавым песком, вовсе уставилась во все глаза.

Это же такой редкий случай! Я потом всю жизнь жалеть буду, если не посмотрю, как встретятся братья, которых разделило когда-то всего одно несказанное слово и шестьдесят тяжких лет. И вдруг мне стало стыдно. Я-то, конечно, буду жалеть, но ведь Кантилар и Найк будут завидовать нам и жалеть в сотни раз сильнее.

Рванувшись из рук мужа, махом открыла дверь в кабинет повелителя и, стараясь особо не разглядывать похоронные рожи воинов, резко скомандовала:

– Все сюда и не шуметь!

Найк прыгнул первым, мигом оказался рядом, схватил за руку, потеснив Дэса, но муж спорить не стал, только шикнул. Остальные тоже не отставали от моего брата – молниеносно ввалились в дверь плотной толпой.

Наверное, этот мир уже многие сотни лет не испытывал такого нашествия, и хозяин дернулся было, сверкнул зеленоватыми белками, но сразу замер. Замерли и эвины, вставшие тесной кучкой вокруг магов, делавших им знаки не шуметь, а я торопливо открыла дверь в ковен и повторила ту же команду.

Как ни обидно, маги раздумывали дольше, и я пустила только пятерых, самых решительных, очень удивившись, что Вик оказался среди них.

А потом сразу протиснулась вперед, к самому креслу Бердинара, и поняла, что едва не пропустила самого главного. Весь камень уже осыпался, и теперь, что-то тихо и исступленно бормоча, Берди водил израненной рукой по черному, в рытвинах и окалине, металлу саркофага. И даже не сразу заметил, как с другой стороны камеры открылась дверца, и из нее, неловко путаясь в длиннополой черной рясе, вылез горбатенький хромой старичок и, придерживаясь рукой за стенку своей тюрьмы, поковылял на нетвердых ножках к повелителю.

Тот обнаружил брата, лишь когда на полянке воцарилась звонкая от напряжения тишина. Лишь шорох водопада да шарканье обутых в потертые опорки ног нарушали величественное безмолвие окружающего нас мира.

Бердинар сначала слегка повернул голову, а затем стремительно развернулся на сиденье всем торсом и секунду недоверчиво смотрел на двигающегося к нему брата. И вдруг резко рванулся к тому со своего кресла, упал на колени, протянул руки и со стоном прошептал:

– Ленди, малыш, ты жив… Какое счастье… Я знаю, простить меня невозможно, и потому не прошу ни прощения, ни понимания. И не оправдываюсь – нет оправдания предательству. Ленди, я богат, и все, что у меня есть, теперь твое. Но главное, поверь – все эвины этого мира примут тебя с почетом и уважением. Найкарт, что же вы все стоите? Возьмите его под руки. Дэс, Хенна – не видите, он едва жив, ему нужно лечение, бульон и постель. Таресса, открывай дверь…

– Нет! – остановил меня Ленди и оглядел нас строгим взглядом неимоверно мудрого существа. – Сначала мы отпразднуем мое освобождение и поговорим. Но одно я хочу сказать сразу: я прощаю тебя, Берди. Хотя много лет назад страшной клятвой поклялся не прощать, если встречу, и придумывал тебе наказания, сидя в этом гробу. Но чем дольше я жил, думал, разговаривал с другом, тем мельче казалась твоя вина и моя обида. Вставай, брат… Пойдем в дом, а то эта девочка уже замучила мой мозг картинкой жареного гуся.

Он положил руку на голову брата и легонько потрепал того по седым волосам. Бердинар поднял руку, поймал пальцы брата и прижал к мокрой от слез щеке.

– Да ладно, Берди, не надо так, – мягко сказал калека и вдруг усмехнулся: – Вставай, не бойся – ведь твоя нога больше не болит?

Повелитель покачал головой и, в последний раз приложив пальцы мага к губам, легко поднялся на ноги. По толпе магов и воинов пронесся легкий шум удивления. Бердинар теперь выглядел не старше Кантилара, принадлежащего к поколению воинов, родившихся на Альбете.

Я было открыла рот спросить, отчего вдруг так резко постарел сам Ленди и почему не лечит себя, если такой могучий лекарь. И тут маг лукаво подмигнул мне и протянул руку.

Я немедленно шагнула навстречу, подхватила его, как водят больных, под локоток, и мы пошли по направлению к дому. Все остальные, повинуясь приглашающему жесту духа, медленно пошли следом за нами, и несколько бесконечно долгих минут мне казалось, что до крыльца мы не доплетемся никогда.

Однако вскоре я заметила интересное явление: чем ближе мы подходили к дому, тем тверже становился шаг и прямее спина у моего подопечного. А на крыльцо он ступил уже тем пареньком, которого я тащила из ловушки сферой, и даже одежда стала другой.

Ряса как-то укоротилась и стала затканной серебром туникой, из-под нее выглянули черные бархатные штаны и изящные сапожки. И он больше не хромал – наоборот, шагал легко и упруго.

– Жулик! – объявила я, обнаружив все эти изменения, и решительно вырвала руку. – Дальше и сам дойдешь.

– В мое время девушки были более почтительны к магам, – сказал Ленди строго и попытался вернуть меня на место, но рядом уже стояли Дэс и девери, и это придало мне смелости.

– Бесконечно им сочувствую, этим девушкам, – ехидно сообщила в ответ, – и даже больше того, почти завидую.

– Почему? – вдруг заинтересовался он и потопал чуть впереди, выжидательно на меня поглядывая.

– Да очень просто. Чтобы нормальная девушка относилась к магу с неподдельной почтительностью, он должен быть добрым, белым и пушистым. Ну или величайшей редкостью. А вокруг меня целыми сутками снуют маги, и ни один не идеален настолько, чтобы я замирала от почтения.

– А твой муж?

– А что муж? – изумленно уставилась я на Ленди. – Нет, он, конечно, самый лучший, но где ты видишь белые пушистые крылышки?

– Таресса, – возмутился Викторис, – ты ведешь себя… неосмотрительно.

– Ладно, не буду, – не желая выслушивать позже от главы нудную нотацию, кротко согласилась я, – просто не люблю, когда меня обманывают.

Викторис укоризненно поджал губы, а Ленди неожиданно облегченно рассмеялся.

– Прошу меня извинить за этот небольшой розыгрыш, – веско произнес он, зорко оглядывая толпу незваных гостей. – Как вы, наверное, поняли, я ментал и хотел точно знать, кого принимаю в доме, принадлежащем моему другу. А на это нужно некоторое время, вот и разыграл из себя прежнего калеку. Зато теперь рад сообщить, что среди вас нет никого, с кем я не желал бы сидеть за одним столом. Проходите и не волнуйтесь, в этом доме и в этом мире вам нечего опасаться.

За стол, где по воле духа не остыло ни одно блюдо, мы усаживались несколько скованно. Он уже успел несколько раз нас поразить, этот странный маг, и потому все невольно готовились к дальнейшим неожиданностям. Но Ленди просто молча сел во главе стола и принял от чернокожей гурии золотой, сияющий камнями кубок.

– Сколько тысяч раз мы мечтали с тобой, друг мой, каким он будет, этот день, – тихо сказал Ленди духу, а тот уселся у его ног, положил голову на колено мага и обвел нас огромными, немигающими глазами. – Даже список дел писали… и переписывали. Но вот он наступил, а я не могу понять и поверить – на самом деле я уже свободен, или наступит ночь, и придется возвращаться в свою конуру.