Королева Марго (др. перевод) - Дюма Александр - Страница 71

– Будет оспаривать?

– Несомненно.

– Но тогда он откажется повиноваться?

– Боюсь, что да.

– И окажет сопротивление?

– Вероятно.

– Ах, черт возьми! – произнес Морвель. – Но в таком случае…

– В каком? – спросила Екатерина, пристально глядя на Морвеля.

– В случае сопротивления – что тогда делать?

– А как вы поступаете, месье Морвель, когда вам в руки дан королевский приказ, то есть когда вы представляете собою лицо короля, а вам оказывают сопротивление?

– Мадам, когда я почтен таким приказом и дело касается простого дворянина, я убиваю.

– Я уже сказала вам, месье, и вы не могли этого забыть, что король Франции в своем королевстве не считается ни с каким саном! Иными словами, во Франции есть только один король – король Франции, а все другие перед ним, даже носящие самый высокий титул, – простые дворяне.

Морвель начинал понимать и побледнел.

– Ого! Шутка ли, убить короля Наваррского!

– Кто вам сказал – убить? Где у вас приказ убить его? Королю угодно отправить Генриха Наваррского в Бастилию, и приказ говорит только об этом. Если он даст себя арестовать – отлично! Но так как он не даст себя арестовать, окажет сопротивление и попытается вас убить…

Морвель снова побледнел.

– Вы будете защищаться, – продолжала Екатерина. – Нельзя же требовать от такого храброго человека, как вы, чтобы он дал себя убить, не пытаясь защищаться; а при защите – ничего не поделаешь! – мало ли что может случиться! Понятно вам?

– Да, мадам; а все-таки…

– Хорошо, вам хочется, чтобы после слова «взять» я приписала своей рукой «живого или мертвого»?

– Мадам, признаться, это облегчило бы мне совесть.

– Если вы думаете, что без этого нельзя исполнить поручение, придется сделать так.

И Екатерина, пожав плечами, развернула приказ и приписала: «живого или мертвого».

– Возьмите, – сказала она, – такая формулировка приказа удовлетворяет вас?

– Да, мадам, – отвечал Морвель. – Но я прошу ваше величество предоставить исполнение приказа в мое полное распоряжение.

– А чем может повредить исполнению то, что я предложила вам?

– Ваше величество предлагает взять двенадцать человек?

– Да, чтобы было надежнее…

– А я прошу разрешения взять только шестерых.

– Почему?

– Видите ли, мадам, весьма вероятно, что с королем Наваррским случится неприятность… А если случится такая неприятность, то шестерым ее простят, потому что шестеро боялись упустить подлежащего аресту, но никто не простит двенадцати, что они подняли руку на королевское величество раньше, чем потеряли от его руки половину своих товарищей.

– Хорошо королевское величество – без королевства! Нечего сказать!

– Мадам, королевский сан дается не королевством, а происхождением, – ответил Морвель.

– Ну хорошо! Делайте, как знаете, – сказала Екатерина. – Только должна вас предупредить, чтобы вы не выходили никуда из Лувра.

– Но, мадам, мне надо собрать своих людей.

– У вас есть какой-то там сержант; вы можете это поручить ему.

– У меня есть слуга; он парень не только верный, но уже помогавший мне в таких делах.

– Пошлите за ним и сговоритесь. Вы ведь знаете Оружейную палату короля, да? Там вам дадут позавтракать; там же отдадите ваши приказания. Само это место укрепит вашу решимость, если она поколебалась. Потом, когда мой сын вернется с охоты, вы перейдете в мою молельню и там ждите, пока наступит время действовать.

– А как проникнуть в его комнату? Король Наваррский, наверно, подозревает что-то и запрется изнутри.

– У меня есть запасные ключи от всех дверей, – сказала Екатерина, – а задвижки в комнате Генриха все сняты. Прощайте, месье Морвель, до скорого свидания. Я велю проводить вас в Оружейную палату короля. Да, кстати! Не забудьте, что повеления короля должны быть выполнены независимо ни от чего, недопустимы никакие оправдания. Провал, даже какая-нибудь неудача нанесут ущерб чести короля, – это тяжкий проступок…

Екатерина, не давая Морвелю времени ответить, позвала командира своей охраны, месье Нансе, и приказала ему отвести Морвеля в Оружейную палату короля.

«Черт возьми! – говорил про себя Морвель, идя за своим проводником. – В делах убийства я иду вверх по иерархической лестнице: от простого дворянина до командира армии, от командира армии до адмирала, от адмирала до некоронованного короля. А кто знает, не доберусь ли я когда-нибудь и до коронованного?»

II. Охота с гончими

Доезжачий, который обошел кабана и поручился королю за то, что зверь не выходил из круга, оказался прав. Как только навели на след ищейку, она сейчас же стронула кабана, лежавшего в колючих зарослях, и, как определил по его следу доезжачий, зверь оказался очень крупным одинцом.

Кабан взял напрямки и в пятидесяти шагах от короля перебежал дорогу, преследуемый только той ищейкой, которая его и подняла. Немедленно спустили со смычков очередную стаю, и двадцать гончих бросились по следу зверя.

Карл IX страстно любил охоту. Как только кабан перебежал дорогу, Карл сейчас же поскакал за ним, трубя «по зрячему»; за королем скакали герцог Алансонский и Генрих Наваррский, которому Маргарита сделала знак, чтоб он не отставал от Карла.

Все прочие охотники последовали за королем. В те времена, о которых идет речь, королевские леса совсем не походили на теперешние охотничьи парки, изрезанные проезжими дорогами. Тогда леса не разрабатывались. Королям еще не приходило в голову стать торгашами, разбивать леса на делянки, на строевой лес и на сечи. Деревья насаждались не учеными лесничими, а божиею десницею, бросавшей семена по воле ветра, и не выстраивались в шахматном порядке, а росли, где им удобнее, как в девственных лесах Америки. Короче говоря, в то время этот лес являлся надежным убежищем для множества зверей – кабанов, волков, оленей, – а также для разбойников; двенадцать тропок расходились звездой из одной точки – из Бонди, а весь бондийский лес кругом охватывала проселочная дорога, как обод охватывает спицы колеса.

Если это сравнение продолжить, то ступицу довольно точно представлял единственный перекресток в самом центре леса, служивший местом сбора отбившихся охотников, откуда они снова устремлялись к тому месту, где слышались звуки потерянной охоты.

Спустя четверть часа произошло то, что всегда бывает в подобных случаях: на пути охотников оказались непреодолимые препятствия, голоса гончих потерялись где-то вдалеке, и даже сам король вернулся к перекрестку, ругаясь по своему обыкновению и проклиная все на свете.

– Что это такое? И вы, Франсуа, и вы, Анрио, тихи и смиренны, как монашки, идущие за игуменьей. Слушайте, это не охота! У вас, Франсуа, такой вид, точно вас вынули из сундука, и от вас так пахнет духами, что если вы проедете между моими гончими и зверем, то собаки сколются со следа. Послушайте, Анрио, где у вас рогатина, где аркебуза?

– Сир, а зачем мне аркебуза? Я знаю, что вы сами любите стрелять по зверю, когда его остановят гончие. А рогатиной я владею плохо – она не годится у нас в горах, и мы охотимся на медведя просто с кинжалом.

– Клянусь смертью, Генрих, когда вы вернетесь к себе в Пиренеи, непременно пришлите мне целый воз живых медведей! Наверно, это чудесная охота, когда бьешься один на один со зверем, который может задушить тебя… Прислушайтесь! Мне кажется – это гон. Нет, я ошибся.

Король взял рог и протрубил призыв. Ему ответило несколько рогов. Как вдруг один выжлятник подал в рог другой сигнал.

– По зрячему! По зрячему! – крикнул король и пустился вскачь; за ним – охотники, которые собрались по его сигналу.

Выжлятник не ошибся. Чем дальше скакал король, тем яснее слышался гон стаи, состоявшей теперь из шестидесяти собак, так как на зверя спускали одну за другой запасные стаи, оказавшиеся там, где пробегал кабан. Король еще раз «перевидел» зверя и, пользуясь тем, что здесь был чистый бор, поскакал за кабаном прямо через лес, трубя изо всех сил в рог.