Вендетта по лас-вегасски - Пендлтон Дон - Страница 7

На долю Лас-Вегаса, а точнее Стрипа, приходилась большая часть этой суммы, поскольку здесь располагалось шестнадцать шикарных отелей и триста заведений, пропускавших через свои салоны бесконечный поток любителей развлечений и острых ощущений.

Болан не боялся, что его вычислят в огромной людской толпе, захлестнувшей город. В еще меньшей степени он опасался местных сил мафии. Позже, когда сюда прибудут подкрепление и свежие силы Организации, ему придется удвоить внимание, а пока предстояло провернуть довольно легкое и не очень опасное дело для одного старого друга.

Он остановился в скромном отеле в северной части города и по случаю приобрел машину — «понтиак» с откидным верхом, — которую в спешном порядке продавала очередная жертва игорного стола. Кроме того, Болан провел глубокую разведку в стане противника и устроил засаду, которая вместо ожидаемых «сливок» — четверти миллиона долларов — неожиданно преподнесла ему сюрприз в лице Карла Лайонса.

Сидя за рулем «понтиака», Болан медленно ехал по Стрипу. На нос он водрузил темные очки — как все в Лас-Вегасе, где их носили даже ночью, — и приклеил бакенбарды.

В небесно-голубом костюме самого модного покроя он выглядел очень элегантно. Излюбленное оружие — небольшая «беретта», купленная во Франции, уютно устроилась у него под мышкой в специальной кобуре.

Было два часа утра, и жизнь на Стрипе кипела вовсю. Прямо перед Боланом, среди более скромных и не так ярко расцвеченных неоном зданий, возвышался отель — конечная цель его маршрута. Гигантская световая афиша на фасаде рекламировала новую сногсшибательную программу, с которой выступал «самый остроумный человек Соединенных Штатов — Томми Андерс». Болану предстояла встреча именно с ним.

Мак оставил машину на попечение персонала паркинга и, смешавшись с толпой праздношатающейся публики, направился к отелю. Очутившись в просторном холле, он сразу же заметил, что служба приема гостей ничем не напоминала ту, которой, как правило, славились классические отели: в одном из углов холла располагалось скромное бюро, в котором находились два шустрых портье. Отсюда вели два пути: один — в номера отеля и пятьдесят бунгало, расположившихся вокруг освещенного бассейна; второй — в игорные залы. Дорога туда лежала через бар с «однорукими бандитами», где за доллар и десять центов можно было высосать стакан виски и сыграть в бинго по 5 — 10 центов за очко. Другой коридор, значительно больший и несравненно более шикарный, вел в салоны казино и дальше — в ресторан-кабаре.

Трое мужчин, одетых в форму службы шерифа графства Кларк, стояли у небольшого стола рядом с парадным входом в отель. Болан знал, что это полицейские, подрабатывающие во внеслужебное время в казино. Он тут же направился к ним и выложил на стол «беретту» и различные документы, удостоверяющие личность.

— Как тут идут дела? — спокойно спросил он.

— Все тихо, очень тихо, сэр, — ответил молодой загорелый парень, помощник шерифа.

Он внимательно изучил документы, посмотрел на Болана и произнес:

— Все в порядке, сэр. Спасибо, что заглянули к нам.

Болан собрал документы и сунул в кобуру «беретту».

— Внутри еще кто-нибудь есть? — спросил он.

— Двое ваших коллег приехали полчаса тому назад, — ответил помощник шерифа. — Что-то случилось?

— Ничего необычного, так, рутина, — отозвался Болан. — Еженедельный шмон, что же еще...

Кивком головы он простился с двумя остальными парнями в форме и пошел в казино.

В игорном зале народу было немного — нормальная картина, если учесть, что в этот поздний час знаменитый актер давал представление в ресторане-кабаре. В зале царила ледяная гнетущая атмосфера, присутствующим, казалось, было совсем не до развлечений. Наступило время тех, кто играл по-крупному, спускал все подчистую и отчаянно пытался вернуть проигрыш. Контролеры нервно прохаживались по своим участкам, заговаривали с крупье, которые оказывались свободными, и то туда, то сюда направляли посыльных, имитируя подобие бурной деятельности.

Болан пересек большой игорный зал и у входа в ресторан предъявил свою карточку. Свободных мест практически не было, и многочисленная публика, собравшаяся на представление, находилась во власти человека, стоящего на сцене в лучах софитов, самого остроумного человека Соединенных Штатов.

При виде карточки Болана усталый метрдотель скривился и бросил:

— Ничем не могу помочь. В радиусе пятидесяти миль от сцены свободных столиков нет.

— Он мне не нужен, — ответил Болан, входя в зал и смешиваясь с толпой зрителей.

Держа в руке небольшой микрофон, Андерс стоял в центре сцены, залитый светом красного прожектора. Даже со своего места Болан видел, что его лицо кое-где залеплено пластырем, а на разбитой и распухшей скуле красуется здоровенный синяк. Вокруг артиста порхали почти что голые девушки из кордебалета, а он прохаживался среди них и общался с собравшейся публикой.

По крайнему проходу между столиками Болан пересек зал и какими-то закоулками прошел за кулисы. Он тут же окунулся в атмосферу, типичную для любого большого театра во время спектакля. Музыканты рок-группы занимали места на сцене за занавесом; техники хлопотали вокруг своей аппаратуры, подготавливая следующий номер; повсюду бродили полуодетые девушки из кордебалета; и над всем этим хаосом доминировал нью-йоркский говорок Томми Андерса с заметным бруклинским акцентом.

Андерс получил признание в последние несколько лет и теперь пользовался большой популярностью у публики. Он снялся в нескольких фильмах, участвовал в создании целой серии телепередач, но, по мнению специализированных журналов, только гастроли в Лас-Вегасе могли принести истинное признание скромному, но колючему юмористу-сатирику, который сам писал свои монологи и имел смелость выступать против расовых предрассудков в США.

Его «лично я не расист, но...» стало афоризмом, одной из ключевых фраз, которую Томми Андерс так же часто произносил в измененном виде: «Лично я не антирасист, но...»

Болан, в жилах которого текла польская кровь, часто смеялся над едкими ремарками артиста, но сейчас он спокойно стоял в одном из карманов сцены и слушал знакомый голос:

— Послушайте, лично я не антирасист, но... (он сделал паузу, чтобы дать зрителям возможность перевести дух) ...но недавно я узнал, что в Голливуде снимали новый гангстерский фильм. Вы все, должно быть, помните Эллиота Несса и «Неподкупных», так вот, в Голливуде Несс только опозорился бы. Не верите? Этот фильм... он называется «Несчастные». Чтобы защитить продюсеров, пришлось изменить все имена преступников. Да, да, уверяю вас, не смейтесь... В главной роли снялся Ли Ван Клиф, он играет агента ФБР — садиста, на совести которого немало грязных дел. Что касается Ли Марвина, то это дьявольский мозг округа. А кто, спросите вы, снялся в роли злодея, врага общества номер один? Держитесь крепче... Это Дастин Хоффман. Он играет хореографа и певца, которому жутко надоела слежка, устроенная ребятами из ФБР, а также жучки в телефоне. За ним постоянно подсматривают в замочные скважины, отравляют существование скрытыми камерами, а однажды даже сфабриковали против него улики, якобы он сбывал ЛСД четырнадцатилетней беременной проститутке — своей сестре. Нет, она не имеет никакого отношения к «Несчастным». Скорее, сам Хоффман относится к ним, именно он сражается против продажной и жестокой полиции. Думаете, я шучу? Нисколько. Недавно я узнал, что кинокомпанию «Парамаунт» чуть было не заставили сменить название фильма «Крестный отец» на «Монарх-удалец». Похоже, что некая группа атеистов выступила против библейских имен, прозвучавших в середине фильма. Честное слово, я вас не обманываю, вы же отлично знаете, что я не расист.

«Парамаунт» уже выбросила из сценария слово «мафия» и дала персонажам англосаксонские имена. Например, автор — Марио Пьюзо — стал Марионом Пушем. Хотите — смейтесь, хотите — нет, ваше дело. Но именно так сегодня обстоят дела в Соединенных Штатах. Вы можете мне сказать, что в этом нет ничего плохого. Согласен, так же поступают и ребята из молчаливого большинства. Марион Майкл Моррисон превратился в Джона Уэйна. Он тоже не расист. А что лучше смотрится на афише, спрошу я вас: Арчибальд Лич или Кэри Грант?