Разгром в Сент-Луисе - Пендлтон Дон - Страница 15

Шварц улыбался добродушно, дружелюбно и сочувственно:

— Мои контакты к делу не относятся. Просто в природе существует гармония, единство, и я это понимаю. А ты, Политик, — нет, и не хочешь этого понимать, в этом твоя основная проблема. Ты боишься природы.

— И как это связано с занятием сексом? — огрызнулся Бланканалес.

— Да никак. Я только хочу...

— Ну, слава Богу! Наконец он это признал!

— Признал что? Я говорю о...

Болан широко улыбался, наслаждаясь короткой передышкой. Атмосфера, царившая в фургоне, как нельзя лучше отвечала понятию «отдых в кругу семьи». Большее было ему недоступно. Но желанная передышка длилась недолго.

Он как раз проехал мимо огромной арки и выехал на шоссе номер 1-44, которое вело к «Стоунхенджу», когда послышался тонкий прерывистый писк.

— Что это? — спросил Бланканалес, разом прервав треп, затеянный с одной лишь целью — снять напряжение.

— Телефон, — ответил Болан.

— И кто это может быть?

— Если честно, то мне абсолютно безразлично, — заявил Мак с мрачной улыбкой.

Но телефон продолжал пищать.

— Может это Тони, — предположил озабоченный Бланканалес. — Она знает...

Болан вздохнул.

— Да. Она знает. Возьми трубку.

Бланканалес выслушал собеседника на том конце провода, подтвердил бортовой телефонный номер, потом нахмурился и сказал:

— Минутку.

Он прикрыл микрофон рукой и обратился к Болану:

— Междугородный вызов. Какой-то парень хочет говорить с Ла Манчей.

Болан протянул руку за трубкой.

— Ла Манча слушает.

В трубке зазвучал обеспокоенный голос Лео Таррина, еще одного члена этой «семьи».

— Послушай, сержант, я не хотел звонить тебе...

— Тогда зачем ты это делаешь?

— Потому что рядом со мной стоит парень по фамилии Болан и держит пистолет у моего виска.

— Не понял!

— Да все ты понял! — воскликнул лучший друг Мака Болана. — Его зовут Болан, и ты ему позарез нужен.

В мире Мака Болана события часто развивались совершенно непредсказуемым образом.

Глава 10

— Твой младший брат, — с глубоким вздохом пояснил Таррин. — Думаю, у него крыша поехала. У него в руке новенький «кольт» сорок пятого калибра и он уверяет меня, что, не задумываясь, пустит его в ход... И если честно, сержант, — это у вас, наверно, семейное, — я ему верю, у меня мурашки по спине бегают. Поэтому я решил, что лучше мне позвонить тебе.

— Извини, Лео, — ответил Болан, — дай ему трубку.

— Нет, он на это не согласен. Думаю, он боится, что ты его отговоришь.

— От чего?

— Твой братец настаивает на личной встрече. С глазу на глаз. И чтобы быстро, немедленно, лучше всего прямо вчера.

— Лео! Я не могу... мы тут уже заварили кашу и находимся в самом пекле.

— Я знаю. И Джонни тоже знает. И весь остальной мир. Но он настаивает на встрече. И я думаю, что будет лучше, если мы как-то уладим эту проблему.

Болан сокрушенно вздохнул.

— Это не похоже на Джонни, Лео. Должно быть его сильно прижало.

— Ну, по правде говоря, у нас тут произошли кое-какие неожиданные события, но Джонни клянется разнести мне башку, если я хотя бы заикнусь. Он хочет рассказать тебе обо всем сам, с глазу на глаз.

У Болана от нехорошего предчувствия сжалось сердце.

— Что-нибудь с Валентиной?

— Э-э, нет... не в этом дело... Слушай, через час от нас в Сент-Луис вылетает самолет. Позволь нам прилететь этим рейсом. Забудь про пистолет и поверь мне на слово — парню действительно нужно с тобой встретиться. Это можно как-то устроить?

Больше Болан не колебался и принял решение с характерной для него быстротой.

— Ладно. Удвойте осторожность, проследите, чтобы за вами не было хвоста. Надень на парня черные очки и прикажи, чтобы он их не снимал. Джонни, конечно, знает, во что и по каким правилам мы играем, но ты освежи ему память. В аэропорту есть мотель. Зарегистрируйся там под своим собственным именем. А дальше идите к себе в номер и носа не высовывайте, пока я сам вас не разыщу. Когда вы рассчитываете появиться?

— Ну, скажем, в середине дня.

— Хорошо. Я подъеду в мотель, как только появится возможность. А теперь скажи Джонни, что я велел ему отдать тебе пушку.

— Да... э-э... все в порядке, она у меня. Он просит передать тебе, что вовсе не свихнулся. Ах ты, черт! Пистолет-то игрушечный! А выглядит как настоящий!

Болан ухмыльнулся.

— Передай ему, чтобы продолжал в том же духе. Я ему верю и все понимаю. Увидимся, как только я малость освобожусь. И, Лео... спасибо.

— Кончай, Мак. Просто скажи «до свидания».

— До свидания, Лео.

Болан вернул трубку Бланканалесу и сказал:

— Личные вопросы, семейные дела... Однако, придется ими заняться.

— Братец Джон?

— Угу.

Шварц теперь сидел на полу между ними, спиной к панели управления.

— Он писал мне во Вьетнам. И Синди тоже. Очень жаль, но я так и не удосужился ответить на их письма. Нет у меня склонности письма писать.

— Сколько ему сейчас — шестнадцать?

— Шестьдесят, — мрачно ответил Болан.

— Грязное дело, — проворчал Бланканалес, имея в виду семейную трагедию Болана. — Пареньку, конечно, тяжело.

— А я не слишком облегчил его ношу, — скривившись, проговорил Болан. — Из всей семьи у него остался только я. Но я лишил его даже своего общества.

— Он уже в том возрасте, когда люди все понимают, — попытался подбодрить Болана Бланканалес.

— Понимать — одно дело, а жить с таким грузом на душе — нечто другое, — мягко возразил Болан. — Мы с Джоном говорили об этом. До того, как я объявил войну. Конечно, он парень с характером. Джонни понимал, чем кончится моя авантюра, но только подбадривал меня. И сейчас это делает. Но... черт возьми, не дай Бог еще кому-нибудь такую жизнь.

— А мои старики умерли, когда я был во Вьетнаме, — вмешался в разговор Шварц. — Они действительно были уже старые. Но все равно, тоскливо становится, когда временами их вспоминаю.

Бланканалес внимательно посмотрел на приятеля.

— Ты об этом никогда не говорил, Гаджет.

Электронный гений пожал плечами.

— Я был поздним ребенком. Единственным. Отец гордо дал мне свое имя, целиком и полностью, а мамуля — свою жизнь, всю — без остатка. А затем в наш тихий мирок ворвался Дядя Сэм и все у них отобрал. Я был призывником-резервистом. Мама хотела, чтобы я смылся в Канаду. Я уж было собрался так и сделать, но отца тогда хватил бы удар. Такого патриота, как он, надо еще поискать: ветеран двух войн, член Американского Легиона, все такое... Ну, я и отправился ко всем чертям во Вьетнам. А потом как-то втянулся. Когда срок службы истек, подписал новый контракт. Я не был даже на похоронах своих стариков. И о смерти их узнал только через две недели. Когда вернулся с тропы Хо Ши Мина.

— Они что — умерли одновременно? — спросил Болан.

— С разницей в один день. Сначала мама. Умерла во сне, в постели, которую они делили сорок два года. Думаю, отец так и не оправился от удара. Сердце у него было слабое. Они действительно были как одно целое. Отец всегда говорил, что не намерен дожить до дня ее похорон. Ну и не дожил.

Бланканалес тяжело вздохнул.

— Мы тут всякую чушь несли... а потом вдруг об этом заговорили. Извини, я не знал, Гаджет, что и у тебя есть свои призраки в душе.

— Такова жизнь, — ответил Шварц, внезапно ухмыльнувшись. — Все идет циклами, импульсами, питаемыми из какого-то скрытого источника энергии, а мы всего лишь частотные модуляции в океане мирового эфира, и...

— Прекрати, — серьезно прервал его Бланканалес. — Твои приколы хороши в малых дозах, чтобы напряжение снять, но нельзя же зацикливаться...

Шварц смущенно улыбнулся и ушел в боевую рубку.

— Крепкий орешек, — тихо прокомментировал Политик.

— Да, — так же тихо согласился Мак.

Серьезное настроение принесло с собой беспокойство.

— Что-то, сержант, беспокоюсь я за Тони, — сказал Бланканалес.