Драконьи танцы на битом стекле (СИ) - Патрикова Татьяна "Небо В Глазах Ангела" - Страница 47

— Красавицам? — Подхватывая под руку вторую девушку, обронил неугомонный Арлекин, которому такое поведение соплеменниц было хорошо знакомо, — А кто ж вас знает, пока маски не скинете?

— А ты поцелуй и узнаешь! — Томно возвестила на ухо Лию его спутница и легко заставила с собой танцевать.

Савелий был смущен, нервничал, даже, можно сказать, переживал. Но послушно старался выполнять танцевальные па вслед за партнершей. Ноги он ей, конечно, не отдавил, но явно продемонстрировал, что является не самым лучшим в мире танцором. Но Коломбину, словно, это не волновало вовсе. Она с легкостью подстроилась под его неуклюжесть, принялась щебетать о чем-то, нежно льнула к груди парня, и Савелий повелся на её нежности, на ее завуалированную манипуляцию. Она правила танцем, он шел за ней. И, возможно, даже начал бы получать удовольствие от происходящего, ведь еще ни одна девушка так открыто не проявляла к нему свой интерес, но в этот момент среди танцующих он, наконец, заметил Тая с его незнакомкой. Они мило шептались о чем-то и выделывали вдвоем такие па, что в пору было позавидовать. Савелий замер, не обращая внимания ни на музыку, ни на недовольную его заминкой партнершу, и понял, что просто не в силах на это смотреть.

Он хотел развернуться и уйти, но девушка, разочарованная, но не желающая отступать, попыталась его удержать.

— Он ведь не разделяет твоих чувств. Он Арлекин. В его возрасте им такое не свойственно, — Почти пропела она, заступив ему дорогу и сжав пальцы на ткани рукава.

— Я знаю, — пробормотал Лий, краснея, он сожалел о том, что маска закрывала лишь часть лица.

— Тогда зачем тебе, хороший мой, такие муки? Отвлекись, забудь, останься со мной. И ты забудешь обо всем, я обещаю.

Но он снова покачал головой и осторожно высвободился из плена её пальцев.

— Мы связаны… я не могу…

— Связаны? — искренне удивилась Коломбина, — Но как? Ты ведь человек, а он масочник, вы не можете даже масками обменяться! — Её, по всей видимости, душила обида, но Лию, как бы грустно ему не было сейчас, было уже все равно. Он ответил честно.

— Через дракона.

И ушел. Точнее, сбежал. Спрятался под сенью деревьев. Сумел найти в ожерельях ярких огней фонарик, который собственноручно сделал под руководством Тая, ерничающего и регулярно лезшего в шутку целоваться. Вспоминать о тех минутах, когда они ругались до крика, а потом мирились, и Арлекин без зазрения совести предлагал в утешение поцелуй, было и стыдно, и горестно, и приятно.

Он прислонился спиной к стволу дерева, на одной из веток которого был помещен его бумажный фонарь. На его округлом боку было вязью выведено его имя. Писал Тай. У самого Лия так красиво никогда бы не получилось. Савелий зажмурился и прижал палец к губам, вспоминая. Они ведь уже целовались. Он оправдано стыдилсявестному стволу.????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????? тех моментов, тех глупых шуток легкомысленного Арлекина, но только сейчас по-настоящему начал осознавать, что это была именно шутка, пусть неудачная, но не более того. Ведь Таю на самом деле нравятся девушки. Они даже познакомились из-за Маришки, а не просто так. И сейчас… сегодня он тоже веселится и отдыхает в компании барышни. Скарамучча. Наверное, она такая же красивая, как Мята, и такая же сильная. Такой сердечной подругой можно только гордиться.

Савелий повернулся к дереву лицом и, все еще не открывая глаз, вжался лбом в шершавую кору. Замотал головой. Боли не было, просто какое-то невыносимое, вытравливающее душу чувство. Оно разъедало его, словно кислота. Он запрещал себе думать, но мысли снова и снова возвращались к Таю, к его масочнику. Они были связаны через дракона, им еще только предстояло узнать, что сулит им эта связь, а Савелий уже сейчас не мог спокойно на него смотреть. Что же будет дальше?

— Я не могу так… — Едва слышно пробормотал он, с силой впиваясь пальцами в безвинное дерево, — Не могу…

— Если любишь, так признай это, — Раздалось слева от него. И Савелий вдруг отчетливо понял, что больше не в силах терпеть все эти уловки и насмешки.

Он рывком повернулся к нему. Конечно же, это Тай подкрался незаметно и в очередной раз решил посмеяться над незадачливым парнем. Глаза у Лия блестели в свете ярко горящего, наполненного магией фонаря. Тай видел это. Поэтому без слов стянул с лица маску. И приблизился, пока не придумав, что еще можно сказать.

Он думал, что по его лицу, по взгляду понятно, что сейчас он вовсе не смеется, что он серьезен, как никогда. Но он жестоко ошибался. Лий уже привык, что с Арлекинами всегда так. Стоит только предположить, что они серьезны, как… бац! И серьезный разговор снова по их милости оборачивается нелепостью, шуткой. И все. Пустота. Насмешка и отчаяние.

— Я не могу, — Пробормотал Савелий, в его голосе звучало отрешенность, он, словно, все для себя решил, просто еще не успел сказать. А потом он вскинул на масочника свои блестящие глаза, в них стояли запоздалые слезы, по-мужски скупые, но горькие, как полынь-трава. — Не могу с тобой. Я лучше обратно. Домой. К сестре, к родителям…

— Что значит обратно? — Тай шагнул еще ближе, — Что значит к родителям? — Он хмурился и почти кричал. — А как же… — Он хотел сказать "я", но выдохнул после паузы, — Таша. — Они оба уже привыкли именно так называть их маленькую малышку-дракониху.

— Пусть она с тобой будет. Так лучше… для всех… — Пробормотал Савелий и попятился. Уперся спиной в дерево и резко отвернулся.

Тай психанул. Разозлился так, как только мог разозлиться Арлекин.

— Да, у тебя просто духу не хватает признать! — Вскричал он и с силой толкнул опешившего Савелия в плечо.

— Признать что? — Воскликнул не менее разозленные его тоном Лий.

— Что любишь!

— Я. Тебя. Не люблю. — Чеканя каждое слово, выдохнул человек.

— Докажи, — Тут же потребовал масочник.

— Чем? — Еще больше взбеленился Лий, — Опять поцелуем? — И отвернулся, когда осознал, что за глупость сказал. Кто же нелюбовь поцелуями доказывает?

— Я же говорю, духу не хватит, — Тише и спокойнее отозвался на это Арлекин. — Да, у тебя даже сейчас поджилки трясутся.

Больше этих издевательств масочника Савелий вынести не смог. Метнулся к нему, с силой схватился за предплечья и попытался поцеловать. Почему попытался? Да, потому что Тай опешил от такой его прыти, да и сам Савелий, как оказалось, не успел толком осознать свой порыв, в итоге они стукнулись зубами и оба взвыли, схватившись за рты.

Было больно. Слезы, и без того готовые пролиться, повисли на ресницах Лия солеными каплями. Но на этот раз причиной их были вовсе не душевные раны и отчаяние, а элементарная боль. А потом Тай неожиданно весело глянул на него, отнял руку ото рта и рассмеялся. Лий застыл. Это было так обидно, хоть и выглядело, наверное, и, правда, смешно. Но так бесчестно с его стороны.

Не помня себя, мальчишка кинулся прочь. Куда-то в кусты, между деревьев и фонарей, в ту часть холма, которая была неосвещена праздничными огнями. Его трясло, горло сдавило спазмом. Но ноги несли его вперед, и ветер шумел в ушах, не давая всплыть на поверхность ни единой здравой мысли. И только обеспокоенное драконье курлыканье, раздавшееся в голове голосочком Таши, сумело заставить его слегка притормозить. Но остановиться до конца он так и не успел. На него сзади налетел кто-то жесткий и злой, как свора дворовых псов, загнавшая в западню кошку.

Лий как-то умудрился перевернуться, оказавшись лежащим не на животе, а на спине. И на нем сверху восседал взбешенный до предела Тай. Маосчник не зря давно дружил с Кэт. Чему-то Скарамуча успела его научить. Он с несвойственной ему силой перехватил запястья отчаянно сопротивляющегося и шипящего от злости Лия, и завел их ему за голову, удерживая и не отпуская. Глаза Савелия метали молнии. Но Тай не уступал ему. Они какое-то время боролись, отчаянно пыхтя и сопротивляясь друг другу. Савелий пытался сбросить его с себя, Тай всеми правдами и неправдами не давал ему сделать это. И остановились, только когда с неба к ним спустилась Таша. Приземлилась слева от борющихся мальчишек и отчаянно закурлыкала. Ставрас как-то объяснил им, что такие звуки способны издавать только новорожденные дракончики, потом голос грубеет, и курлыкать уже не получается.