Дочь последнего дуэлянта - Бенцони Жюльетта - Страница 30

– Монсеньор! Какая радость видеть Ваше Высочество! Какая честь, что вы взяли на себя труд дойти до конюшни! Господин де Турвиль!

Изабель обернулась и увидела перед собой герцога Энгиенского и де Турвиля, первого дворянина его двора. Они уже подошли к воротом, ведя на поводу своих лошадей.

– Мы решили приехать незаметно и… Изабель! А вы что тут делаете? И в таком красивом платье?

Людовик помог ей подняться из глубокого реверанса, но руки ее не отпустил, а задержал в своей. Никогда она не видела более прекрасной улыбки на его лице, и сердце ее переполнилось радостью: он смотрел на нее так, словно увидел впервые.

– Господи Боже, как же вы хороши! Всякий раз, когда я вас вижу, я нахожу, что вы стали прекраснее, чем в прошлую встречу. И я счастлив встретить вас дома первой. Однако вы не ответили: каким чудом вы оказались возле конюшен? Только поздоровайтесь сначала с господином де Турвилем.

Что Изабель и сделала, невольно рассмеявшись.

– Здравствуйте, господин де Турвиль, – сказала она. – А вот что я здесь делаю…

Девушке довольно трудно было бы объяснить герцогу, что она убегает от его юной супруги и хочет вернуться к себе домой. Не ведая, в чем состоит трудность, Мерлен инстинктивно ее почувствовал и пришел Изабель на помощь.

– Мадемуазель де Бутвиль пришла узнать, как себя чувствует Красотка, ее самая любимая кобыла. Вчера она поранила ногу. Но могу вас уверить, что царапина уже зажила!

– А я теперь успокоилась, – ответила Изабель конюху и одарила его благородной улыбкой.

– Ну, значит, мы отправимся в замок вместе. Извольте взять меня под руку!

Изабель умирала от желания исполнить просьбу молодого человека, но все-таки отказалась:

– Может быть, было бы лучше нам прийти в замок не вместе, кузен? Кроме господина принца, в сборе вся семья. Ваш неожиданный приезд будет для всех величайшей радостью. И я боюсь, как бы не возникло недовольства, что я первая встретила вас и мы пришли с вами вместе.

– Не вижу, что тут плохого!

– Дело в том, что в замке и ваша жена тоже. Она приехала вчера днем.

Герцог, как это было ему свойственно, звучно расхохотался.

– Вы опасаетесь сцены ревности? Она должна была бы меня уже узнать! Думаю, она усвоила, что я ее терпеть не могу. И что самое лучшее для нее – это быть как можно более незаметной.

– Не забывайте, что она подарила вам сына.

– Сделайте милость, давайте больше не будем говорить о моей жене. И берите, пожалуйста, меня под руку без всяких отговорок. Я настаиваю!

Людовик не сводил с нее пристального взора, Изабель ничего не оставалось, как повиноваться. Рука девушки слегка дрожала – так переполнено было ее сердце! – когда легла на сукно рукава герцога. Людовик почувствовал эту дрожь и накрыл маленькую руку своей.

– Вот теперь хорошо! Идемте в замок, и улыбайтесь, черт возьми! А то все вокруг подумают, что вы меня ненавидите!

– Я?! Ненавижу вас?!

Изабель мгновенно сообразила, что тоном выдала свое волнение, кашлянула и продолжала так, словно вела непринужденную беседу.

– Как случилось, кузен, что вы появились так внезапно, без труб и барабанов – это выражение, мне кажется, как нельзя более уместно – в сопровождении одного только господина де Турвиля? Весь Париж, все королевство ждет вас, чтобы рукоплескать вам, прославлять, бросаться под копыта вашей лошади и бросать вам цветы, бить во все колокола, петь хвалы, а вы возвращаетесь пешие и только с одним боевым товарищем…

– Именно для того, чтобы остаться незамеченным. Я сказал уже, что хочу подарить сюрприз в первую очередь своей матери и сестре, если она здесь…

– Она здесь, не беспокойтесь. Отсутствует только господин принц, он, как член Государственного Совета, не покидает Лувр, хотя с большим удовольствием избавил бы себя от встреч с кардиналом Мазарини. Ваш отец мечтает о встрече с вами.

– Мы встретимся через день или через два. Завтра я снова встану во главе своих воинов, которых оставил в Ланьи, и, возглавив их, войду с ними в Париж. Но я решил, что сегодня вечером мне будет довольно моей семьи. И вижу, что не ошибся, потому что первой встретил вас. Какая чудесная неожиданность! Для меня, усталого воина, вы появились, словно живительный источник.

Ручку, которую он все не выпускал, он поднес к губам и одарил свою спутницу взглядом, от которого она вспыхнула, так откровенно он выражал желание. И голос его вдруг стал низким, почти что хриплым.

– Сколько вам лет, прелестная кузина?

– Шестнадцать.

– Так молоды и уже так божественны! Что же с вами будет в двадцать? Почему, черт возьми, я женился не на вас?

Они подходили к замку. Изабель почувствовала, что должна разрушить чары, и с веселой улыбкой сообщила:

– Да потому что вам никогда бы этого не позволили!

– Почему же? Вы же Монморанси!

– Но на шахматной доске дипломатии я ничего не значу. У меня нет даже состояния. А это большой недостаток.

– Вы так считаете? – спросил он, помрачнев. – А риск получить потомство, затронутое безумием? Мне кажется, это гораздо страшнее. Я не перестаю об этом думать с тех пор, как родился ребенок…

Они были уже у дверей. Их заметили и кинулись к ним навстречу.

– Ради бога, кузен, улыбнитесь! Скорее улыбнитесь!

– Нет ничего легче, чем улыбнуться вам, кузина, – произнес он и улыбнулся, а потом снова поцеловал ее руку, которую так и не выпускал из своей.

Но скоро ему пришлось это сделать. С радостными криками на них накинулись все, кто был в гостиной, мужчины, женщины, целая толпа. В одно мгновение мощные руки оторвали герцога Энгиенского от земли и торжественно вознесли его вверх, а потом опустили перед матерью, которая, плача, раскрыла ему объятия:

– Мой сын!

Всего два слова, но в них столько любви, столько гордости, столько счастья, что невозможно к ним прибавить и звука! Шарлотта обожала своих детей, в особенности старшего сына, на которого возлагала все свои надежды, и этот миг возместил ей все ее страдания, начиная от его рождения в донжоне Венсенской тюрьмы, долгие годы разлуки по желанию отца, мучительную и странную болезнь, поразившую его после ненавистной свадьбы… И вот он вернулся, покрытый славой, и у его ног – благодарный ему народ! У Шарлотты не было сомнений, что в истории он останется самым великим из Конде!

Изабель скромно удалилась в сторону, довольствуясь наблюдением встречи издалека и счастливая счастьем доброй тетушки принцессы.

Еще подходя к замку, она слышала гитару Франсуа, теперь она замолчала. Франсуа, ласково погладив струны, отложил инструмент и, подождав, пока всеобщее волнение немного уляжется, подошел к сестре.

– Какое явление! Я вас обоих давно заметил…

– Нас троих. Вы забыли о господине де Турвиле, который заслуживает большего уважения.

– Подумать только! А ведь вы совсем не обращали на него внимания! Глядя на вас, можно было подумать, что идет влюбленная пара! Откуда вы появились? С острова Цитеры, где назначили друг другу свидание?

– Не слишком ли много романов вы прочитали, братец? Мы повстречались у самого благородного места на свете – возле конюшен, куда герцог привел свою лошадь, чтобы проделать остальной путь пешком.

– Герцога можно понять, а вы-то как там оказались?

– Я собиралась бежать.

– Вы? Бежать? И по какой же причине, скажите на милость?

– Может быть, вы дадите мне слово сказать? Я собиралась уехать, чтобы не видеть больше герцогиню, которая явилась и помешала мне читать возле «домика Сильвии», заявив, что рассчитывает получить его в полное свое распоряжение. Выглядело это так, словно она выставляет меня за дверь, хотя я сидела снаружи. Она хочет, чтобы домик был ее…

– Если у нее это получится, я буду крайне удивлен. Особенно у нее! Госпожа принцесса желает, чтобы в этом домике сохранялась память о самой Сильвии, герцогине Марии-Фелиции, которая после постигшего ее горя удалилась в монастырь Мулен. Принцесса, сострадая ей от всего сердца, пишет ей… Но куда вы, собственно, собирались уехать? В Преси, я полагаю?