Последнее действие спектакля - Адлер Ирэн - Страница 22

– А что теперь тут происходит? – спросила я и услышала громкий удар хлыста и удалявшийся цокот копыт.

– А то, что мы предложили дьяволу прокатиться в кэбе… – ответил Шерлок, опираясь на ограду. – И теперь нам его не догнать. – И добавил: – Может быть, возница видел его лицо…

Я подошла к моим друзьям. Шерлок смотрел на тёмные стволы деревьев, походившие на прутья клетки. Люпен, напротив, с трудом дышал. Мне показалось, что у него была рана на виске и повреждена правая рука.

– Всё в порядке? – спросила я его.

Он медленно разжал кулак и показал то, что осталось у него в руке после схватки с испанцем, – небольшой, размером с игральную карту, лоскут красного шёлка.

– А ты как? – спросил он.

Я покачала головой. Наше расследование с целью оправдать отца Люпена становилось намного более опасным, чем мы представляли себе. Кто знает, возможно, теперь следовало остановиться. Наверное, я уже готова была сдаться, чувствуя, что вся эта история мне не по силам. Но я так и не призналась в этом.

Вдруг из дома послышался стон.

– А… помогите…

Я обомлела.

Выходит, Офелия не…

Шерлок и Люпен посмотрели на меня круглыми от удивления глазами.

На мгновение я потеряла дар речи, а потом воскликнула:

– Скорее!

И мы бросились в коридор.

Глава 17. Лоскут красного шёлка

– Это просто удивительно… – заметил на следующее утро мистер Нельсон, листая свежие газеты. – Половина Европы в огне, а газеты в этом городе продолжают уделять целую полосу Офелии Меридью!

Я разбила скорлупу варёного яйца. Услышав это имя из уст Горация, я невольно вздрогнула. Я вовсе не собиралась рассказывать ему, что невольно приняла участие в этой мрачной истории.

Поэтому я лишь рассеянно взглянула на газету. В то утро мне нетрудно было изобразить вялый интерес. После событий вчерашнего дня я еле двигалась, причём слабость эта, наверное, скорее объяснялась сильным нервным напряжением, чем физическими усилиями, связанными с преследованием и бегством.

Мистер Нельсон, похоже, не заметил во мне ничего странного. Во всяком случае, не стал ни о чём расспрашивать.

Репортёр «Таймс», ссылаясь на источники, близкие к Скотланд-Ярду, сообщал: Офелия Меридью жива и борется за свою жизнь, место, где она находится, держится в тайне, поскольку считается, что ей всё ещё грозит опасность. Сыщики сохраняли предельную скрытность и относительно личности преступника, который только по счастливой случайности не успел завершить своё жуткое дело. По словам репортёра, расследование представляется весьма сложным, и без прямого свидетельства оперной певицы вряд удастся узнать его имя.

И к счастью, никакого упоминания о нас. Похоже, эти деятели из Скотланд-Ярда по-прежнему не сомневаются в виновности Теофраста. Их не могли переубедить даже протесты адвоката Найсбита, который подкрепил свою гипотезу о связи между убийством Санти и попыткой убить Меридью тем фактом, что его клиент находится в заключении.

«Какая досада!» – подумала я. Мы с друзьями не сомневались, что связывал эти факты проклятый испанец! Но он оставался призраком, ведь у него не было ни лица, ни имени. В высшей степени необычная фигура, как сказал Шерлок.

Говорить о нём с адвокатом Найсбитом или со Скотланд-Ярдом было бесполезно: они сочли бы наши слова за фантазию детей со слишком буйным воображением. К тому же следователи Скотланд-Ярда, обнаружив не совсем безупречное прошлое мистера Теофраста, не сомневались в его причастности к опасной шайке уголовников и полагали, что нападение на Меридью – это попытка его сообщников замутить воду и таким образом оправдать его.

Я невольно вздохнула. Сыщики, подумала я, не найдут убийцу, даже если увидят его прямо перед собой!

Я поспешно закончила завтрак и поднялась, собираясь уйти.

– Какие у вас планы на сегодня, мисс? – поинтересовался мистер Нельсон.

– О, пока ещё не знаю, – ответила я. – Но думаю, что опять займусь… тканями.

У него округлились глаза от страха, что снова придётся провести целый день в модных ателье на Сэвил-роу.

– Хочешь пойти со мной? – уточнила я.

– Только если речь идёт о чём-то очень опасном, мисс, и если совершенно необходима моя защита! – пошутил дворецкий.

– Тогда можешь спокойно оставаться тут, мой добрый Гораций! – улыбнулась я ему. – Речь пойдёт о тонких проблемах… одной очень изысканной мастерской!

Посмеявшись, я прошла к выходу и толкнула вращающуюся дверь гостиницы «Клариджиз», чтобы направиться к дому Шерлока.

Лондонское жилище семьи Холмс выглядело очень скромным, но у него имелось такое замечательное преимущество, как небольшой сад, а в нём сарай с садовым инвентарём.

Шерлок превратил его в собственное царство: отвёртки, молотки и пилы, висящие на старых ржавых гвоздях, массивный верстак, развешанные по стенам гравюры с видами охоты и немыслимый сквозняк из щелей, которые юный Холмс собирался закрыть до наступления зимы. Тут-то он и ждал нас в это утро.

Поскольку лупа принадлежала ему, вернее, его старшему брату Майкрофту, Шерлок пожелал первым воспользоваться ею для изучения куска ткани, который Люпен оторвал у бетнельского дьявола, иначе говоря – у испанца.

Для начала он надел пару белых перчаток, тоже, кстати сказать, принадлежащих брату, и, взяв у Люпена лоскут, принялся очень внимательно рассматривать его. Глядя на Шерлока, склонившегося таким образом, на его огромный, увеличенный лупой глаз, я невольно вспомнила знаменитого горбуна из «Собора Парижской Богоматери», придуманного Виктором Гюго, и рассмеялась.

– Что с тобой? – удивился мой друг, опустив на минуту лупу.

– Ничего, Квазимодо… – пошутила я. – Скажи лучше, что ты там нашёл?

Думаю, что в тот день в этом сарае возле дома Холмса я впервые присутствовала при первом расследовании великого сыщика с той самой лупой, с которой впоследствии его так часто изображали. И если рассказывать, как на самом деле это происходило, то… должна признать, что начало оказалось отнюдь не блистательным.

– Это шёлк! – заключил Шерлок Холмс. И добавил: – Дорогой.

Люпен криво усмехнулся, взглянув на меня, а я с трудом удержалась, чтобы снова не рассмеяться. Шерлок продолжал сосредоточенно изучать ткань и время от времени делился своими наблюдениями:

– Это, конечно, не обрывок шарфа, скорее можно предположить, что это кусок подкладки его плаща. И тут есть инициалы, вышитые на ткани. Две буквы – W и R!

Он опустил лупу.

– И это всё? – разочарованно спросил Люпен. – Но ведь W&R может означать всё что угодно…

– Не совсем так, – возразил Холмс, кладя лупу на верстак. – Конечно, это могут быть инициалы тысячи разных имён, но всё же трудно предположить, что имена эти испанские… хотя бы потому, что в испанском языке нет буквы W.

– Меткое наблюдение, – согласился Люпен.

– И это не всё. Подождите, пожалуйста, минутку. – Он вручил нам ткань и лупу и ушёл в дом.

Пока я держала в руках, сама того не зная, самую знаменитую в мире лупу, Шерлок поднялся в комнату брата, открыл там шкаф и вскоре вернулся к нам с одним из двух пальто брата Майкрофта.

Он показал, как пришита шёлковая подкладка, и убедил нас, что лоскут, который Люпен оторвал во время драки с испанцем, точно такой же.

– Как я, наверное, вам уже говорил, – добавил Шерлок, – мой брат твёрдо решил начать политическую карьеру, и поэтому мама отдала ему хорошее пальто моего отца. Тут Шерлок впервые назвал его имя – Сайгер, чью печальную историю я узнала много позже.

– Теперь, – продолжал юный Холмс, – понюхайте, пожалуйста, подкладку этого пальто… а затем лоскут, который раздобыл Арсен. Постарайтесь обострить ваше обоняние и отойти от запаха людей, носивших эту одежду. Сосредоточьтесь на запахе, так сказать… главном – на запахе самого шёлка.