Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Десять миллионов Красного Опоссума (с илл.) - Буссенар Луи Анри - Страница 3


3
Изменить размер шрифта:

Мельбурн! Любимец всего мира и счастливый победитель своего соперника – Сан-Франциско.

Доктор на минуту замолчал, выпил еще пуншу и затем снова продолжал, уже гораздо спокойнее.

– В то время, к которому относится мой рассказ, то есть почти тридцать лет тому назад, золотая горячка, теперь значительно стихшая, была в полном разгаре. Искатели приключений со всех пяти частей света нахлынули на земли Виктории. Россыпи, одна другой богаче, открывались непрерывно. Так, третьего апреля тысяча восемьсот пятьдесят первого года найдено было золото в бухте Сидней. В августе того же года простой извозчик, вытаскивая свою телегу из грязи, нашел самородок весом в полтора фунта в бухте Мельбурн. Подобные открытия еще более усиливали всеобщую лихорадку, и уже более сорока тысяч эмигрантов трудились с заступами, разрабатывая золотоносные жилы или без устали промывая песок рек Муррея, Моррумбиджа или Лондона.

В то время легкой наживой были орошены все ремесла и занятия; поселяне, горожане, ремесленники – все превратились в диггеров, то есть золотоискателей; зато всякий оставшийся ремесленник или торговец наживал в короткий срок целые капиталы. Тогда сапожник зарабатывал до ста рублей золотом в день, повар триста рублей в неделю, портному каждый день приносили до семидесяти пяти рублей. Лопата тогда стоила тридцать пять рублей, пара сапог – сто двадцать пять и т. д.

Расплата всегда производилась чистым золотом с весу, причем драгоценный металл шел в порошке, самородками или в слитках. Другой монеты никто не признавал, да так было и гораздо удобнее.

Всякий вступивший на эту землю начинал дышать другим воздухом. Атмосфера была насыщена удушливыми парами от кузниц и плавильных печей. Ухо всюду слышало только звон дорогого металла, везде лившегося целыми реками. Добытое легким трудом, золото разбрасывалось диггерами горстями налево и направо.

Под опьяняющим действием золотой волны даже умнейшие из золотоискателей толпами бежали в единственный игорный дом, расположенный на берегу Ярра-Ярра. Эта река тогда не была еще одета набережной, как теперь, и протекала по пустырям. Поэтому бандитам и мошенникам здесь было полное раздолье, и тихие воды реки постоянно носили на своих волнах трупы убитых игроков, счастье которых в игре возбудило алчность разбойников, сотнями кишевших там.

Желая познакомиться с этим фантастическим миром и посмотреть на сказочные богатства, переходившие в игорном доме из рук в руки, я вошел в этот вертеп. Он никогда не запирался. Днем и ночью, в праздники и будни его наполняли толпы авантюристов, явившихся сюда с обоих полушарий. Мельбурнский игорный дом представлял из себя картину, не имевшую себе равной по той разнузданности страстей, которая царила в нем. Два раза сгорев дотла, он постоянно отстраивался лучше прежнего и оставался всегда первым по безумной роскоши, грубости и всевозможным порокам своих посетителей до окончательного запрещения азартных игр в Австралии.

Теперь это здание обращено в лазарет и носит самый мирный характер. Не то было в тысяча восемьсот пятьдесят третьем году. Европеец, ступивший в первый раз сюда, испытывал нечто вроде смятения при виде сказочной роскоши убранства, сделанного без всякого вкуса, по капризу необразованного хозяина заведения, – и невообразимого беспорядка диванов, кушеток, кресел и ковров, где, рассевшись как попало, пили, ели счастливые и несчастные игроки.

Тяжелый, пропитанный всевозможными ядовитыми газами воздух, которым дышали здесь, лишил бы чувств любого немецкого гренадера. Несмотря на множество газовых рожков, здесь царил такой туман, что едва можно было различать фигуры крупье (помощников банкомета), сидевших в центре огромного круга, собравшегося вокруг них. Они походили на обыкновенных крупье, одетые в черное платье, выбритые, напомаженные и бесстрастные, как палачи, которым не доступно никакое волнение.

Подле груд золота, в слитках и порошке, у каждого из них висели небольшие весы, где они вешали драгоценный металл. Кроме того, с обеих сторон лежало по заряженному револьверу, нередко пускавшемуся в ход, и длинному ножу, с одного раза пригвождавшему к столу дерзкую руку вора.

Какой Вавилон окружал крупье! Казалось, тут смешались все известные языки, и как смешались!

Рядом с изящным джентльменом, одетым по последней моде, с розою в петличке, сидел какой-нибудь мужиковатый кентуккиец, одетый в грубую кожаную куртку и такие же брюки. Большею частью это был мужчина огромного роста с редкой, всклоченной бородой. За игрой он постоянно развлекался здоровою пачкою табаку, который он жевал с наслаждением. Такой молодец; с виду полукрокодил, полулошадь, из породы янки, обыкновенно всегда держит наготове острый нож внушительного вида, пырнуть которым кого-нибудь он готов с такою же беспечностью, как вы отстраняете кого-нибудь рукою.

За ним осторожно крадется желтолицый грязный китаец, тщетно старающийся придать своей лисьей физиономии вид придурковатости. Вот он пробует выворотить карманы гиганта. Но «крокодил», как видно, обладает тонким чутьем, ибо его тяжелый огромный кулак с быстротою опускается на бритую голову, и бедный сын Неба, весь окровавленный, летит под стол.

С другой стороны сидят мексиканцы, бразильцы, чилийцы, колумбийцы, которые, привлеченные обилием золотых приисков Австралии, покинули Калифорнию и родные поля.

На краю – несколько офицеров английского флота, грубо расталкивающих локтями соседей, мулатов и негров.

Наконец, европейцы, одни коричневые, как оливы, другие красные, как медная посуда, третьи бледно-желтые, как китайцы…

Все это разноплеменное и разношерстное общество сошлось в игорный дом, чтобы после тяжелых лишений вознаградить себя всеми удовольствиями, которые только может доставить золото. Цель их – прожигание жизни, и они служат этому со всем пылом их необузданных страстей, так как не только пьют, играют и едят в этом вертепе, но и занимаются ухаживанием, а иногда и режутся, к отчаянию полицейских шерифов и констеблей.

Грязные диггеры, составлявшие все-таки большинство, одетые в лохмотья, в дырявых сапогах, но с поясом, полным золота, наслаждались здесь, что называется, «вовсю» и сорили деньги направо и налево.

Одни заказывали изысканные блюда и, бесцеремонно рассевшись где-нибудь, прямо пальцами отправляли их в рот. Другие отдыхали, беспечно растянувшись с ногами на шелковых диванах, и грубовато любезничали с яванскими танцовщицами, этими вампирами, которые до последней капли высасывали кровь и золото попавшего к ним в руки диггера.

Но зато как прекрасны эти баядерки Индийского океана, со своими черными до синевы волосами, рассыпанными по плечам!.. Какой трепет обнимает европейца, когда их черные, бархатные глаза, опушенные шелковистыми ресницами, пронзают его душу своим горящим взглядом, или когда он присутствует при их несравненном танце!..

Тут доктор снова остановился и отпил пуншу.

Глава 3

Баядерка и великан. – Дон Андрес Кухарес-и-Малинхе-и-Мирамонтес. – Два противника. – Достопочтенный сэр Артур Моррис держит пари с сэром Джимом Сондерсом. – Страшный поединок. – Смерть испанца. – Недолгое торжество великана. – Пари приходится разыгрывать. – Близкая высадка на землю. – Конец рассказа доктора Стефенсона.

Воспоминание о баядерках привело доктора в некоторое волнение. Легкая краска покрыла его лицо. Но стакан пуншу возвратил ему прежнее самообладание, и он спокойно продолжал:

– Мне вспомнилось одно ужасное событие, имевшее место тою ночью. Оно показало мне, до чего может дойти человек, не знающий на себе никакой узды, как посетители игорного притона на Бук-стрит. Причиною была одна из баядерок.

По окончании танцев, о которых я только что сказал, одна из самых красивых танцовщиц проворно выхватила у ближайшего к ней диггера оловянную кружку и пошла с нею по рядам зрителей, собирая плату за танец. Обходя диггеров, она остановилась пред одним исполином, кентуккийцем, рассеянно строгавшим себе зубочистку из куска эвкалипта.