Блеск жемчуга - Стоун Кэтрин - Страница 46

- Эти паромы, прошептала она, - у них такие названия… просто очаровательные.

Она тоже теряла голову, проваливаясь в дымчатую глубину его серебристых глаз. Теряла, но тут же находила что то взамен.

Джеймс непозволительно долго увлекался очарованием Алисон Уитакер. Он вернулся в Гонконг с одной единственной целью - найти и уничтожить человека, который украл у него мечту. Но сейчас в его сердце, жаждущее только мести, проникло совершенно иное желание.

Джеймсу пришлось сконцентрировать всю свою волю, чтобы не поддаться ее чарам. Он снова взглянул на фотографию и перечитал названия паромов, золотые буквы на зеленых бортах. Очаровательные, как сказала Алисон, названия состояли из двух слов, последним из которых было «звезда», а первым - прилагательное: Мерцающая, Утренняя, Серебряная, Полуденная, Дневная, Сияющая, Северная, Одинокая, Золотая и Небесная.

Перечтя их, Джеймс тихо, словно самому себе, сказал:

- Я совсем забыл о них.

А ведь когда то, мальчишкой, он знал их все наизусть, словно это были его друзья, и у каждого из десяти паромов была своя душа, это были десять тропических духов. Когда то поездка на «звездном» пароме по зеленовато серебристой глади залива Виктории доставляла ему радость, а в новом Гонконге, омраченном пребыванием смертельного врага, паромы стали для него просто средством передвижения.

После убийства Гуинет детский образ Гонконга, который он любил, был заслонен пеленою жгучей ненависти. И вот теперь благодаря чистоте и ясности зрения этой девушки ему вернули чудеса, которые в детстве спасли его от той холодной и пустой жизни, которая была суждена ему с рождения.

Неужели духи Гонконга сговорились, чтобы снова спасти его? Неужели они использовали наивную сообщницу, чтобы заставить его выйти из круга одиночества и ненависти? Во всяком случае, Джеймс не мог отрицать того, что он наслаждался зрелищем Гонконга, пропущенным через эти блестящие изумрудные глаза.

Наслаждался… но это невозможно.

Джеймс достал последний снимок и изумленно уставился на него.

Откуда она узнала? Этого не знал никто, даже Гуинет. Эту радость он хотел разделить с ней после возвращения в Гонконг, это был сюрприз для нее.

Джеймс решил, что, наверное, благосклонные к нему духи Гонконга помогают ничего не подозревающей Алисон пролить искры света в мрачные глубины его сердца. Это был всего лишь причудливый образ, мистическая догадка, но Джеймс, конечно, не верил в это.

И теперь, глядя на эту последнюю фотографию, Джеймс окончательно осознал правду: Алисон сделала все сама, без всякой духовной помощи. Это ее одинокое сердце героически пыталось рассеять своим золотистым сиянием мрак его души.

Алисон с тревогой наблюдала за тем, как на его лице появлялось хмурое выражение, и наступившее молчание становилось постепенно каким то мрачным.

- Мне показалось, что это удивительный, уникальный вид, - запинаясь, начала она, - он так непохож на остальные виды города и залива.

Город с высоты не птичьего, а скорее, драконова полета?

- Да, - тихо ответила Алисон. - Вы ведь там были, правда?

- На Бо Шань роуд, в Мид Левелс? На горном выступе? Да, был, конечно, но только в детстве. - Джеймс вдруг замолчал, все еще не в силах оторваться от фотографии. Когда он снова заговорил, его голос приобрел оттенок торжественности. - Я часами сидел на этом выступе. В восемь лет меня послали в школу пансион в Шотландии. Я не хотел уезжать из Гонконга, но такова вековая традиция: мальчики из аристократических семей должны воспитываться в спартанской обстановке.

«Но не твой сын, - подумала Алисон, услышав в его голосе нотки бешенства. - Ты никогда не отпустил бы своего сына».

- Этот выступ на Бо Шань роуд был моей последней остановкой перед отъездом. Я хотел впитать в себя этот вид и поклялся не забывать о нем, пока не вернусь назад, - Джеймс снова посмотрел на нее, и его глаза теперь светились так, словно он был сам изумлен своим признанием. - Алисон Уитакер, каким то образом вам удалось обнаружить мое самое любимое место в Гонконге.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

В «Голубом фонаре» они оказались за уединенным угловым столиком, где их освещало только пламя свечи и городские огни. Алисон наконец то оказалась в выгодном положении, когда ничто не отвлекало от нее внимания Джеймса Дрейка. Когда Алисон удивилась, что его пейджер не издает никаких звуков, он ответил, что секретарь отвечает на его звонки, и казалось, его мысли уже не отвлекались насущными проблемами его обширной империи земли и зданий.

В центре его внимания была Алисон, которую он сам поместил на эту сцену. Но каков же был сценарий? Джеймс хотел услышать историю ее жизни в ее собственном изложении. Алисон, верная своему слову говорить Джеймсу только правду, какой бы наивной или глупой она ни казалась, рассказала ему все, что он хотел узнать. Она храбро поведала ему о своей ничем не примечательной жизни, проведенной в коконе, сотканном любовью близких.

- А когда вы обнаружили свой дар к фотографированию?

Алисон не стала поправлять его «дар» на «способности». Она знала, что Джеймс не примет такое исправление.

- В десять лет, когда у меня был приступ ревматизма.

- Ревматизма? - Джеймс порылся в своей памяти. - Но вы ведь жили тогда в Далласе?

- Да, это очень редкое заболевание в наших краях. Кроме того, благодаря постоянному применению пенициллина ревматизм вообще редок у детей в Америке. Но у меня заболело горло, и я…

- Вы не стали жаловаться домашним, - закончил за нее фразу Джеймс. - Вы не хотели их беспокоить.

- Я и не думала, что это что то серьезное. - Алисон пожала плечами, и отсветы пламени свечи заиграли бликами на ее золотисто рыжих локонах. - Конечно, это привело к серьезным осложнениям.

Алисон уже рассказывала Джеймсу, что родилась на свет недоношенной и чуть не погибла в восемнадцать лет при переливании крови. Для такой куколки, выраставшей в прочном коконе, ревматизм должен был стать серьезным испытанием. Джеймс решил, что должен узнать об этом побольше.

- У вас были осложнения?

- Нет, ничего серьезного, с точки зрения неврологии, - с какой то гордой улыбкой ответила Алисон. Потом, лукаво улыбнувшись, добавила: - Правда, мне пришлось иметь дело с артритом и ревмокардитом.

- То есть, вам пришлось долго лежать?

- Да, почти восемь месяцев.

- Это нелегко, - улыбнулся Джеймс. - Но мне почему то кажется, что вы были образцовой пациенткой.

- Наверное. Я понимала, что это важно, и к тому же первые месяцы я была слишком слаба, все время хотелось спать. Когда я окрепла, то целые дни проводила за чтением или играла во что нибудь с родственниками. Наконец доктора сказали, что я могу ходить по дому и двору. Тогда отец и купил мне фотокамеру. Мне она сразу понравилась, и это было самое лучшее лечение. Я сразу забыла о том, чего была лишена все эти месяцы - лошадях, классиках, в которые мне уже никогда не играть.

- Но в конце концов вы снова сели на лошадь? И играли в классики, и научились управлять самолетом, и обручились, собираясь выйти замуж.

- Да, все так.

- Как вы себя чувствуете сейчас? У вас не было никаких осложнений?

- Нет, я здорова. - И она взмахнула рукой, на которой болтался серебряный браслет с малиновыми буквами. - Иногда суставы похрустывают, особенно после того, как я долго сижу в одном положении или перерабатываю.

- Например, после того, как целый день бродите по Гонконгу?

Пламя свечи отплясывало в глазах Алисон, однако главный свет, золотистое сияние, горевшее в ее глазах, шло откуда то изнутри.

- В другом месте, может быть, но не в Гонконге. При такой жаре мне легче.

- А сердце?

Сердце Алисон было гораздо сильнее, чем она представляла себе: оно целый день колотилось в ожидании встречи с Джеймсом, а когда этот момент настал, амплитуда его колебаний увеличилась, отчего она чувствовала какое то головокружение и удовольствие одновременно.

- С сердцем у меня все в порядке, - ответила она наконец.