Зверобой, или Первая тропа войны (ил. Г. и Н. Поплавских) - Купер Джеймс Фенимор - Страница 5

Замок Канадского Бобра красовался на озере…

Все это Натаниэль осматривал с напряженным вниманием. Уже давно не был он в комнатах женщин, и в его душе пробудились воспоминания детства. Он думал о своей матери, отличавшейся в своих нарядах такою же простотою, как Гэтти Гуттер, и о сестре, любившей щеголять туалетом так же, как Юдифь Гуттер. Долго пробыл он в этой комнате, погруженный в размышления о невозвратных временах детства, и медленными шагами вышел на платформу, где оставил своего товарища.

– Старик Том, как я вижу, промышляет нынче и бобрами, – сказал Гэрри, отыскавший на площадке несколько капканов для ловли этих зверей. – Если тебе вздумается здесь погостить, мы можем весело провести время. Том и я будем доказывать бобрам свою злость и хитрость, а ты станешь ловить рыбу и стрелять дичь. Не так ли, Натаниэль?

– Очень рад, любезный друг; но должен сказать, что при случае, пожалуй, и я не прочь от ловли бобров. Правда, делавары прозвали меня Зверобоем и Непромахом исключительно за то, что я метко стреляю в оленей; но я надеюсь, что рука моя не дрогнет, если придется иметь дело и с другими зверями. А кстати: губернатор или королевские агенты дали какое-нибудь имя этому озеру?

– Пока никакого. Последний раз, когда я продавал кожи, один из этих господ вздумал было меня расспрашивать, да только проведал не слишком много. Он слыхал, что есть тут где-то озеро. Я со своей стороны нагородил ему, что вода здесь самая мутная и что тысячу раз успеешь завязнуть по горло в трясинах, прежде чем доберешься до этого места. Он мне показывал даже карту, и там отмечено, действительно, озеро на таком пункте, который должен отстоять отсюда, по крайней мере, на пятьдесят миль. Разумеется, я не счел нужным выводить его из этого приятного заблуждения.

Рассказывая, Гэрри хохотал от всего сердца и, очевидно, был в восторге, что так мастерски одурачил королевского агента.

– Я очень рад, – сказал Натаниэль, – что бледнолицые не успели еще окрестить никаким именем все эти места, потому что эти крестины у них всегда предшествуют самым беспощадным опустошениям. Краснокожие, однако, должны как-нибудь называть это место, и я уверен, что они приискали характерное имя для этих окрестностей.

– Ну, что касается диких племен, то, вероятно, каждое из них по-своему коверкает на своем языке все предметы на свете. Мы, в свою очередь, называем озеро просто Глиммерглас (сверкающее стекло), так как, ты видишь, на его поверхности чудесно отражаются все эти сосны. Надо думать, что на дне его бьет множество ключей, из которых, пожалуй, могут образоваться целые реки.

– Я хорошо знаю, что отсюда вытекает река, и мне говорили, что утес, возле которого я должен встретиться с Чингачгуком, находится у реки. Не дала ли ей колония какого-нибудь имени?

– Колония в этом отношении имеет преимущество над нами, потому что она владеет самой большой частью этой реки. Имя, которым жители колонии окрестили ее, распространяется до самого истока, потому что названия рек, естественно, всегда распространяются против течения. Я не сомневаюсь, Натаниэль, что ты в стране делаваров непременно должен был видеть Сосквеганну{Сосквеганна (Саскуиханна) – река общим протяжением около 720 километров – образуется из соединения Восточной и Западной Сосквеганны и впадает в Чизепикскую бухту в Атлантическом океане.}.

– Я сотню раз охотился на ее берегах.

– Вот это и есть та самая река, о которой ты говоришь. Мне очень приятно, что для нее сохранили то название, какое первоначально дали ей краснокожие. Будет и того, что у них отбирают земли: имена могут оставаться.

Натаниэль не отвечал и, опершись на карабин, рассматривал очаровательную картину, расстилавшуюся перед его глазами. Вид озера в самом деле был великолепен, и сейчас оно блистало всей своей красотой. Его гладкая, как стекло, поверхность была прозрачна, как самый чистый воздух, и отражала горы, заросшие темными соснами и густой зеленой травой, покрывавшей склоны. Все было полно глубокого покоя, еще не возмущенного властною рукою человека. Здесь было неприкосновенное царство природы, и все способно было наполнить неизъяснимым восторгом человеческую душу, проникнутую сознанием истинной красоты беспредельного мира. Натаниэль, сам того не зная, был душою поэт. Он находил мощное наслаждение в изучении великой книги красот и многообразных форм, сокрытых в непроницаемой глубине лесов, и не мог оставаться равнодушным к великолепию подобного ландшафта. Его душа наполнялась тем поэтическим восторгом, которое может родить лишь безграничное спокойствие природы.

Глава III

Скорый Гэрри думал больше о Юдифи Гуттер, чем о красотах Глиммергласа и о ландшафте, окружавшем это озеро. Осмотрев все, что лежало на платформе, он опять подошел к лодке и пригласил своего товарища отыскать на озере семейство Гуттера. Но перед этим он вооружился находившейся между его вещами подзорной трубой и тщательно осмотрел всю северную часть озера, особенно мысы и бухты.

– Я думал, – сказал Гэрри, – что старик Том отправился отсюда на север, оставив свой за?мок на произвол судьбы. Но так как теперь ясно, что его нет на северной стороне, то мы поедем на юг. Авось, отыщем в какой-нибудь норе.

– А разве он счел нужным выкопать себе какое-нибудь логовище на берегу этого озера? – спросил Натаниэль, усаживаясь в каноэ. – Мне кажется, что в этом уединении спокойно можно предаваться своим мыслям, не опасаясь нечаянных нападений.

– Ты забываешь, Натаниэль, про мингов и разных других дикарей, союзных французам. Разве найдешь где-нибудь клочок земли, куда бы не забрались эти гончие собаки?

– Конечно, я слыхал про них много дурного, но почему же они гончие собаки?

– Как же назвать их иначе? Если слушать тебя, то выходит, что твои делавары чуть ли не совершенство, тогда как, по-моему, и делавары и минги хуже всякой дряни. Но вот в чем штука: люди на земле бывают трех цветов: белые, черные и красные. Белый цвет, разумеется, самый лучший, а следовательно, и белый человек лучше других людей. Затем следует человек черный: он может жить возле белого, принося ему удовольствие и пользу. Но красный человек никуда не годится, и, по-моему, очень глупо индейца называть человеком.

– А по-моему, Гэрри, все люди сходны между собою…

– Сходны? Это ловко. Неужто ты думаешь, что негр похож на белого, или я, например, похож сколько-нибудь на краснокожего?

– Все люди имеют одни и те же чувства, хотя я и не отвергаю, что каждое племя отличается особенностями. Впрочем, перестанем толковать об этом. Каждый может думать, что ему угодно. Смотри, как бы нам не проглядеть старика Тома. Может быть, он скрывается где-нибудь среди этих густых листьев.

Чего боялся Натаниэль, то легко могло случиться. По всему берегу озера, в том месте, куда он указывал, мелкие деревья совершенно заслоняли своими ветвями берега, которые по большей части были довольно круты. Охотники плыли быстро: при колоссальной силе Скорого Гэрри каноэ летела, как перо, а Зверобой управлял ею с необыкновенною ловкостью. Всякий раз, как они проезжали около мыса, Гэрри бросал взгляд на бухту, надеясь увидеть ковчег, стоящий на якоре или у берега. Но надежды его не сбывались, а между тем они проехали больше двух миль, и за?мок уже совершенно скрылся из виду. Наконец, Гэрри бросил весла и недоумевал, в какую сторону им направить дальнейшие поиски.

– Неужели старик Том вздумал подняться вверх по реке? – сказал он, тщательно осмотрев восточный берег, который можно было видеть беспрепятственно на всем его протяжении. – Должно быть, он чересчур увлекся своим новым ремеслом! Делать нечего, поедем и мы по реке. Только вначале будет дьявольски трудно пробираться сквозь листья и сучья.

– Да где ж эта река, Гэрри? – с изумлением спросил Натаниэль. – Ни на берегу, ни между деревьями я решительно не вижу нигде прохода, через который могла бы вытекать из озера Сосквеганна!..