Алмазное сердце - Шевченко Ирина - Страница 52

От громкого, полного боли визга, перевернулось все внутри, а от раздавшегося следом победного рычания по коже пошли мурашки. Кто, Создатель Всемилостивый? Пусть будет…

Рик, шатаясь, поднялся на лапы и медленно заковылял ко мне. Морда волка была в крови, и всклокоченный светлый с темным подшерстком мех отливал розовым в сполохах зари с одной стороны и зарева пожара — с другой.

— Идем, — прохрипел он, поравнявшись со мной.

Не надеясь теперь на его поддержку, я подобрала толстую суковатую палку и, опираясь на нее, похромала вслед за метаморфом. Оглянулась на пса и, к своему удивлению, увидела, что тот жив. Волкодав дождался, пока оборотень отойдет, встал и, тихо скуля, потащился туда, где слышался лай его сородичей и голоса людей, обходивших вызванный шаманом пожар. Не знаю, отчего Рик не убил его, наверное, это что-то сродни его извинениям перед лесом — унери тяжело было причинять вред всему живому. Но сейчас меня больше беспокоил близкий шум погони.

Метаморф остановился, поднял вверх морду, прислушиваясь, а потом неожиданно пошел в обратном направлении.

— Туда.

Туда? Туда, откуда доносится странный пугающий звон, от которого хотелось бежать подальше?

— Рик, там…

— Стр-рашно? — прорычал он.

Я кивнула.

— Всем стр-рашно. Им тоже. Туда.

Возможно, он и прав. Я это чувствую. Он чувствует. Не знаю, как люди, но собаки — наверняка. А животные склонны больше доверять инстинктам, может, испугаются и не последуют за нами к источнику неведомой опасности… И, кажется мне, будут правы.

Но выбор был невелик: остаться тут и ждать охотников или рискнуть.

С охотниками встречаться не хотелось.

Звуки приближавшегося гона действовали лучше любого лекарства. Сначала я прыгала на одной ноге, опираясь на посох, потом уже бодро шла, а через несколько минут почти бежала, игнорируя обжигающую боль и периодический хруст в колене. Пусть его — ногу потом, если что, и деревянную приделать можно! Осталось бы к чему приделывать…

А вот что было по-настоящему трудно, так это не замечать усилившегося тревожного звона. Это не было звуком в обычном понимании. Скорее так слышатся чары, но и на привычную магию это не было похоже. Страх. Боль. Отчаяние. Все эти чувства просыпались в душе по мере нашего продвижения вглубь леса. Опустошенность. Безысходность…

Но Рик шел впереди, и мне ничего не оставалось, как следовать за ним.

Когда показалось, что идущие по пятам собаки уже дышат нам в спину, волк неожиданно остановился, принюхался к чему-то и, забыв обо мне, бросился в узкий просвет между деревьями.

— Рик! — закричала я испуганно, но ответом мне стал лай догоняющей своры.

Не думая более ни о болевшем колене, ни о пугающем звоне, кинулась за метаморфом. Успела заметить мелькнувшую в кустах серую спину.

— Рик!

Чувство неизбежной беды нарастало, хотелось развернуться и бежать подальше от этого места, но я упорно продиралась сквозь заросли, выискивая глазами бросившего меня оборотня. Вниз конечно же не смотрела и лишь тихо охнула, когда земля вдруг ушла из-под ног и я провалилась куда-то, упала на спину и, как в детстве со снежной горки, съехала по скользкой траве на дно глубокой балки. Поднялась со стоном, мазнув по лбу грязной ладонью, убрала упавшие на лицо волосы и сразу увидела волка. Он лежал в нескольких шагах от меня, рядом с пробегавшим через балку ручейком, и тихо скулил, уткнувшись мордой во влажную землю. Сердце защемило: так ребенок плачет, впервые почувствовав боль, — жалуется и недоумевает, чем заслужил такое…

— Рик? — не в силах подняться, я поползла к нему.

Оборотень вскинул голову, но меня будто не увидел. Вскочил на лапы, принялся со злостью рыть размокшую землю. Отбежал. Опять начал копать. Вновь отбежал. Я в ужасе смотрела, как он носится словно сумасшедший туда-сюда, с рычанием разгребает грязь и тычется в нее носом. А лай собак меж тем все ближе и ближе…

— Рик, — прошептала я уже безо всякой надежды быть услышанной. — Нужно уходить, Рик…

Попыталась встать, опершись на руку, и по локоть провалилась в вязкое месиво из земли и прелых листьев. Пальцы нащупали какую-то гладкую палку, и, сама не знаю зачем, я вцепилась в нее и с силой вытащила. С полминуты смотрела, медленно соображая и не веря ни глазам, ни разуму, а поняв, что это на самом деле, громко сглотнула и осторожно отложила в сторону длинную кость. Человеческую. Или…

Метаморф тем временем, кажется, нашел, что искал. Завертелся на месте, зарычал и принялся остервенело грести. Темные комья летели во все стороны. А потом… Потом он перекинулся, так же быстро и легко, как до этого в волка: легкий порыв ветра, рябь по воздуху — и уже человек, а не зверь сидит рядом с разрытой ямой. И этот человек вдруг поднял к небу перепачканное грязью и кровью лицо и громко протяжно завыл. От этого воя похолодело все внутри, а где-то совсем близко затравленно заскулили собаки и, наверное, вросли от страха в землю охотники.

Рик поднялся на ноги, склонился над ямой и вытащил на поверхность полуистлевший труп. В глазах потемнело, и все, что происходило дальше, было застлано для меня серой дымкой. Шаман, что-то нашептывая, размахнулся, кулаком ударил мертвеца в грудь и негромко взвыл, как от боли, словно это его ребра сейчас раскрошились с треском. Запустил руку в проломленную грудину и вынул какой-то черный ком. Огляделся — взгляд его при этом был совершенно безумным — и внезапно вгрызся зубами в свое запястье. Искривленный рот окрасился алым. Превозмогая подступившую к горлу тошноту, я смотрела, как он заносит кровоточащую руку над странной находкой, и тяжелые темные капли падают и впитываются в это черное и непонятное. А вместе с тем стихал понемногу жуткий звон, но легче от этого не становилось. Наоборот — еще хуже, еще страшнее. Но теперь я страшилась сильнее всего за Рика. Он сдавил в ладони странный ком, и звон оборвался. Над лесом разлилась тишина, в которой больше не слышно было ни шума ветра, ни пения птиц, ни близкого собачьего лая. Это продлилось всего лишь миг, а затем шаман взмахнул рукой.

— Хей! — Кровь брызнула на землю. — Хей-ра!

Я уже слышала этот залихватский клич, но тогда от него не пробегал мороз по коже.

— Хей! — Унери подлетел вихрем, подхватил брошенную мной кость. Подбросил, прокрутив в воздухе. Поймал, пристукнул по ладони. — Хей-р-р-ра! — Он медленно пошел по кругу как тогда, у костров. — Хей, братья! Вставайте, потанцуйте со мной! — сверкнули в оскале клыки, а хриплый голос стал тише и злее. — Вставайте, братья! Вставайте, сестры! Этот край еще не видел таких плясок…

Я полжизни отдала бы, чтобы не видеть его безумия, но в то же время не могла оторвать от него взгляда. В ему одному слышимом ритме Рик шел по кругу: нагой, грязный; лицо облепили влажные волосы, глаза горели яростным огнем, а с пальцев летели во все стороны капли крови. И не было ничего страшнее этого… И ничего прекраснее. Как и в ту ночь, под андирскими звездами, шаман вел свой танец, с каждым шагом двигаясь все быстрее и быстрее, только теперь не огонь был его партнером, а ветер. Ветер кружил над ним, срывал листву с деревьев и бросал к месившим грязь ногам, а потом снова подхватывал и уносил ввысь.

— Хей!

Земля вздрогнула, словно призываемые Риком собратья и впрямь решили присоединиться к пляске. Или все же решили? Отвлекшись от волка, я огляделась и охнула. Из темных глубин появлялись призрачные фигуры. Мужчины, женщины, дети. Зависали на миг, а затем плавно меняли очертания, оборачиваясь белесым туманом, из которого выходили ощерившимися волками, кланялись танцующему шаману и неспешно взбирались по крутому склону. Туда, откуда вот-вот должны были появиться охотники…

Но не появятся.

Когда последний призрачный волк исчез из вида, ветер стих, и Рик обессиленно завалился на землю рядом со мной. А вверху, за деревьями раздался первый, полный ужаса крик. Затем второй, третий… Я зажала уши, чтобы не слышать этих нечеловеческих воплей, а перед глазами сами собой вставали картины жуткой расправы.