Грехи людские - Пембертон Маргарет - Страница 136

– О, Адам! – воскликнула Элен, целуя его в щеку. В ее глазах сверкнули слезы. – Так рада снова тебя увидеть!

Когда Адам взял Элен за руку и они направились к автомобилю, он вдруг перестал чувствовать себя глубоким стариком и развалиной.

– Это прекрасно, что ты снова здесь, Элен, – сказал он с глубоким чувством. – Бет уже приготовила для тебя и детей комнату в «Фор Сизнз». Ты ведь поживешь там? Можешь оставаться у Элизабет сколько угодно.

– Спасибо, – ответила она.

Когда ребятишки забрались на заднее сиденье Адамова «даймлера», она добавила упавшим голосом:

– Ты знаешь, что Алистер погиб?

Адам кивнул. Все уже знали, как именно погиб Алистер, знали и то, что посмертно он был удостоен Креста Виктории.

– Я всегда его любила, а он был дураком и никогда по-настоящему этого не понимал, – сказала она. Ее голос чуть дрожал от горя и обиды. – Больше уж я никогда не позволю себе подобной ошибки.

– Конечно, дорогая, – согласился Адам, зная, что счастливое будущее, о котором он упорно грезил, никогда для него не наступит. – Я знаю, ты никогда такого не сделаешь.

Когда они тронулись в путь, Адам понял, что, хотя Бет все еще ждет Рифа, его собственным ожиданиям пришел конец.

– И никто из нас больше не видел Ли Пи, – тихо произнесла Элен.

Они сидели за обеденным столом в «Фор Сизнз». Юнг Шуи и Николас Риф подружились с Джереми и Дженнифер. Николас принял новых друзей радостно и даже восторженно, Юнг Шуи – чуточку покровительственно. Все четверо немедленно отправились в сарай – смотреть пони. А после чая со сладким пирогом дети пришли в комнату Николаса Рифа и с увлечением играли до тех пор, пока не пришло время отправляться спать. Наконец дом затих. Элизабет, Элен и Адам остались одни, при свечах, за обеденным столом.

– Может быть, Ли Пи еще жив, – сказала задумчиво Элен, но все понимали, что надежда слишком призрачна. Он был пожилым, к тому же – китайцем, и потому его шансы выжить в оккупированном японцами Гонконге были очень малы.

– Расскажи нам о Томе и Ламун, – мягко попросил Адам, понимая, как непросто Бет смириться с мыслью о гибели Ли Пи, и желая сменить тему разговора.

Элен улыбнулась, и ее волосы, по-прежнему густые и непокорные, хотя и с заметной сединой, упали ей на лицо.

– Они поженились в лагере для интернированных через три дня после освобождения. Там все еще оставались войска, которым некуда было идти. Том сказал, что он так долго ожидал возможности жениться на Ламун, что больше ждать не намерен, и попросил священника тут же обвенчать их.

– Выпьем за них! – предложил Адам. Он подошел к столику, уставленному множеством бутылок, среди которых находилось и специально припасенное шампанское: Бет берегла бутылку как раз для такого случая. Адам хлопнул пробкой и разлил вино по высоким бокалам.

– Да сопутствуют им в жизни мир, счастье и благополучие!

– За Тома и Ламун! – провозгласила Элизабет, и Элен горячо поддержала подругу. Женщины почувствовали, как слезы подкатывают у них к глазам.

Пришли и ушли рождественские праздники, а о Рифе по-прежнему не было ни слуху ни духу.

– Были ведь и другие лагеря для военнопленных, кроме тех, что в Гонконге, – убеждала себя Элизабет, а когда Адам намекнул, что пора смириться с мыслью о безвозвратном исчезновении Рифа, она заявила: – Я знаю, что есть еще лагеря в Сингапуре и на Формозе, и в Маньчжурии тоже, говорили, есть. Вообще его могли послать куда угодно.

– Но ведь пленные в тех лагерях уже давно подсчитаны, их имена есть в списках, которые находятся у властей. И кроме того, эти люди уже вернулись домой, – сказал Адам, которому было невыносимо видеть, с каким отчаянным упорством Элизабет отказывалась взглянуть правде в глаза.

– Еще не все, – сказала она. Ее лицо было бледным, под глазами пролегли глубокие тени. – Риф еще не вернулся.

В Новый год Адам сообщил ей, что сделал предложение Элен выйти за него замуж и что та его приняла.

– Я очень рада, – сказала Элизабет, сжав его в своих объятиях. – Это самое разумное, Адам, что ты когда-либо сделал. Она будет для тебя отличной женой.

– Мы поженимся в апреле, в день рождения Элен. Надеюсь, дорогая, ты придешь к нам на свадьбу?

– Разумеется, приду, – ответила она с явным удовольствием. – Во что бы то ни стало приду!

В феврале Том и Ламун приехали в «Фор Сизнз». Они только что вернулись в Англию, чтобы Ламун познакомилась с родителями Тома и с его семьей.

– Совсем как в старые добрые времена, правда? – сказал Том, когда они уселись за обеденный стол с Адамом и Элен, которые были так счастливы, что даже не заметили, как глубокая тень легла на лицо Элизабет.

Ламун выглядела очаровательно. Ее миндалевидные глаза так и сияли счастьем, а ее китайский наряд экзотично переливался на свету. Годы тягот и лишений почти не оставили следа на ее лице, в то время как темные волосы Тома посеребрились, да и его лицо все еще оставалось изможденным.

– Если бы еще Алистер был здесь, – тихо сказала Элен. – И Жюльенна с Ронни. Вот тогда все действительно было бы как встарь.

Все помолчали, думая о прошлом. Внезапно, словно вдруг наступило прозрение, Элизабет увидела Алистера, с кем-то разговаривающего и смеющегося в баре «Жокей-клуба». Увидела Ронни с безупречно подстриженными светлыми усиками и Жюльенну с копной рыжих непокорных волос, обрамляющих заостренное книзу хорошенькое личико, и ее озорно поблескивающие глаза. Где-то вдали (Элизабет готова была поклясться) звучала песня «Всегда пусть будет Англия»... Затем и Алистер, и Ронни, и Жюльенна истаяли, и остался один Риф.

Он стоял в своей нарочито небрежной позе, челка спадала ему на лоб; его темные глаза глядели на нее нежно, с любовью. На его губах Элизабет разглядела улыбку: это была та самая ироничная улыбка, с которой Риф прощался с ней в деревушке недалеко от Мирс-Бей. Она сидела совершенно неподвижно, поджидая, когда Риф приблизится, но звуки песни затихли, а Том сказал:

– Мы скоро вернемся в Гонконг. Я буду, как и прежде, работать. Но даже если я и не поступлю на службу, едва ли смогу жить где-нибудь еще. Там мой дом.

– Теперь там многое изменится, – сказал Адам. – Странно, что Китай не настаивает на возвращении этого острова.

Внезапно с абсолютной уверенностью Элизабет поняла, что для нее все кончено. Она резко поднялась, ее трясло, лицо стало белым как мел.

– Рано или поздно наступит день, – сказал Том, подливая себе вина, – когда британскому правительству придется отдать Гонконг китайцам.

– Извините! – отрывисто сказала Элизабет и стремительно выбежала из-за стола.

– И что же тогда будет? – спросила Элен у Тома. Том держал в руках ладонь Ламун. Адам следил за выражением лица Элен, думая о том, как она красива. Никто не понял, что Элизабет пошла не за десертом. Никто не понял, как она взволнована.

Она остановилась в холле, переводя дух и приходя в себя. Донесшийся до ее слуха смех прозвучал успокаивающе. У Адама теперь есть Элен. Элизабет понимала, что ей больше не обрести Рифа. Вера в то, что он жив, поддерживала ее, давая душевные силы все три года. Теперь она исчезла. Сам Риф – очень умело, как только он один мог поступить, – уничтожил ее веру в собственное возвращение.

Дверь на кухню была открыта, десерт стоял на чайном подносе. Элизабет не обратила на него внимания. Не надевая пальто или хотя бы кофточку, она вышла из дома и направилась к гаражу. Ее автомобиль стоял рядом с «даймлером» Адама и принадлежащим Тому «фордом». Сев за руль, она повернула ключ зажигания. Куда ехать, Элизабет не знала. Да ей и плевать было на то, куда она поедет. Громко скрипнув шинами, машина задним ходом выехала из гаража в темноту, разбиваемую лишь светом уличных фонарей.

Риф погиб! Эта мысль непрерывно билась в ее сознании. Он погиб и никогда больше к ней не вернется. Она ехала на юг, направляясь к морю. Он простился с ней в грязной китайской деревушке, пожелав ей всего хорошего, но тогда она вовсе не думала, что это и есть их прощание. Не думала, что они расстаются навсегда.