Грехи людские - Пембертон Маргарет - Страница 126

Два дня спустя их снова собрали вместе и сказали, что переводят в Цзюлун, в те самые казармы, где прежде были расквартированы мидлсексцы. С опущенными головами промаршировали они по улицам. Им в лицо издевательски улыбались японские солдаты в плохо сшитом обмундировании. Видели их унижение и китайцы, забитые и притихшие. Теперь никто не будет раздавать им бесплатную еду. И некому будет защитить их от наглых победителей. Белые флаги трепетали во многих окнах. Кое-где они перемежались с японскими, на которых было изображено восходящее солнце. Улицы были чудовищно грязными, под открытым небом тут и там валялись трупы китайцев, стояла ужасная вонь. Когда колонна проходила мимо сваленных в кучу трупов, глаза Тома сузились. Наверху лежали тела недавно убитых людей. Скорее всего они погибли уже после объявления капитуляции. Он подумал о Ламун и почувствовал, как страх охватил все его существо. Говорили, что белые женщины из отеля «Гонконг» будут переведены в лагеря временного содержания. Но как поступят японцы с Ламун, было неясно. Переведут ли ее вместе с европейскими женщинами или выбросят на улицу, чтобы она, как и другие китаянки, была вынуждена умирать голодной смертью.

– Не думаешь сбежать? – негромко спросил солдат, марширующий рядом с Томом.

– Даже не знаю, – ответил Том. Как раз в эту минуту он сам об этом раздумывал. Вот бы убежать из колонны, когда она будет проходить мимо отеля «Гонконг», найти Ламун и вместе скрыться. Но где найти убежище? В Чунгкине, военной столице Китая? Но до нее, должно быть, тысяча миль. Правда, там, кажется, есть британское посольство, где они окажутся в безопасности. Но от Гонконга до Чунгкина – сотни и сотни километров по занятой японцами территории.

Когда колонна подошла к полуразрушенному «Гонконгу», Том жадно оглядел окна: если бы хоть мельком увидеть Ламун! Убедиться, что она жива-здорова! Он пристально всматривался в окна, но ее нигде не было видно. С упавшим сердцем он плелся к паромной переправе, раздумывая, когда же доведется вновь встретить Ламун. И вообще, суждено ли ему когда-нибудь увидеться с ней.

Ламун устало отерла лоб ладонью. Поселившись в отеле «Гонконг», она стала медсестрой. Последние шесть дней она совсем не спала. Ламун и ведать не ведала, что колонна британцев и канадцев проходит мимо отеля, направляясь в концлагерь. Не знала она, что их поведут на причал, где уже ждали корабли для перевозки пленников в Цзюлун.

Если и была какая-то возможность пусть хоть мельком увидеть Тома, то в некотором смысле Ламун повезло, что она не видела его унижения. Ей было невыносимо думать, что Том мог попасть в плен. Казалось совершенно невероятным, что солдаты великой мировой державы понуро плетутся, а над ними издеваются и насмехаются японские солдаты.

Европейцы вокруг Ламун были потрясены и шокированы капитуляцией, которая казалась им немыслимой.

– А как же китайцы? Мне казалось, что Китай намеревался послать свои войска на помощь Гонконгу? – спросила пожилая англичанка.

– Может, войска еще и прибудут, – с надеждой промолвил солдат. – И может, нас даже освободят.

Ламун ничего не сказала. Она знала, что если бы китайская армия могла сюда добраться, то давно бы это сделала. Дело в том, что прошло три года с тех пор, как японцы отбросили китайские войска далеко в глубь страны и заняли Кантон. Было не похоже, что китайцы чувствуют себя достаточно сильными для того, чтобы отвоевать утраченные территории, отделяющие их от Гонконга.

Это было на второй день пребывания Ламун в отеле. Она случайно услышала, как одна из медсестер взволнованно говорила другой:

– Нельзя же оставить двух белых ребятишек на руках старого китайца. Нет, это невозможно!

– Но им не придется разлучаться с ним, – ответила другая. – Малыш уверен, что мамочка велела им оставаться с этим самым китайцем. И хотя мальчонке лет пять-шесть, не больше, он сопротивлялся, как бесенок, когда мы предложили, чтобы за ним и его сестричкой присматривала какая-нибудь женщина, у которой есть дети примерно такого же возраста.

– Если дело дойдет до интернирования, им придется расстаться, – мрачно сказала первая. – Япошки ужасно обращаются с китайцами. Они явно не собираются кормить их в концлагерях.

Ламун попыталась представить, что будет с ней, если интернируют всех европейцев из отеля. Она посмотрела на старика с двумя детьми, о которых говорили медсестры, и подумала, что ей это привиделось. Она никогда не встречала племянника и племянницу своего любимого, но видела их фотографии и сейчас была поражена сходством мальчугана с Томом.

– Почему эта тетя так на меня смотрит? – спросил Джереми у Ли Пи. И в этот момент подозрения" Ламун сменились уверенностью. В движениях мальчика было нечто, присущее всем Николсонам. Она быстро подошла к Ли Пи.

– Меня зовут Ламун Шенг. Я друг мистера Тома Николсона и Элен Николсон.

Взволнованное выражение на лице Ли Пи сменилось улыбкой.

– Я тоже, – с достоинством сказал он, – друг миссис Николсон.

– А это ее дети? – спросила Ламун, а Джереми и Дженнифер, подняв головы, откровенно уставились на нее.

Ли Пи кивнул.

– Она доверила мне отвезти их на квартиру миссис Гарланд. – Улыбка исчезла с его лица, он опять стал озабоченным и старым. – Но квартиру миссис Гарланд разбомбили, поэтому нам пришлось перебраться сюда. Служащие тут меня знают. Я – Ли Пи.

Его имя совершенно ничего не говорило Ламун. Она, как и многие европейцы, думала, что он просто старик пенсионер. Посмотрев на него, она почтительно уточнила:

– А что миссис Гарланд? Жива-здорова?

При этих словах на глазах у Ли Пи показались слезы. Мысль о том, что замечательный талант Элизабет может быть уничтожен от разрыва какой-нибудь японской бомбы, была невыносимой и причиняла Ли Пи огромные душевные страдания.

– Я и сам толком не знаю, – признался он. – Парни из спасательной службы говорили, что вроде бы нашли под обломками се дома лишь одно тело. Женское. Но они уверяли, что то был труп китаянки.

Они посмотрели друг другу в глаза, понимая, что, когда из завала вытаскивают чье-то тело, возможны самые различные ошибки.

– Нужно лишь молиться, – сказал Ли Пи, понимая, как серьезен для Ламун вопрос о здоровье Элизабет. – Ничего другого нам не остается.

Четыре последующих дня Ламун молилась. Молилась за Тома, за Элен и Элизабет. А также за себя, за Ли Пи, за детишек. Когда японцы ворвались в отель, дети спрятались у нее за спиной.

– Нас от тебя не заберут? – прошептал Джереми. Дженнифер, держась за юбку Ламун, заплакала. Глазенки девочки расширились от страха, когда она увидела, как японцы в своей мешковатой военной форме ворвались в отель и принялись шарить по комнатам, крича при этом: «Да здравствует император!»

– Да нет же, – постаралась рассеять ее страхи Ламун, хотя у самой сердце отчаянно колотилось при одной мысли о том, что такое вполне может случиться.

– Американцы, англичане, голландцы – вместе! – крикнул японский офицер, руководивший операцией.

– Что с нами будет? – отважно спросила его молодая американка. – И где наши мужья?

Японец счел последний вопрос совершенно излишним и даже не потрудился хоть что-то ответить.

– Вы будете отправлены в концлагерь, – сказал он. – Все там будет хорошо: пища – обильной, условия – вполне приемлемыми. Полагаю, вы будете в состоянии оценить доброту японской императорской армии. Как вам известно, солдаты Ниппона всегда галантно обращаются с женщинами.

Никто из постояльцев ему не поверил. Когда всех европейцев собрали вместе, китайских беженцев, нашедших в отеле временное убежище, ударами прикладов выгнали на улицу.

– Мне нужно идти, – срывающимся голосом сказал Ли Пи, обратившись к Ламун. Он выпустил ручонки малышей из своих рук. – Может, из-за детей вам позволят остаться здесь. Мне же точно они этого не разрешат. Да я и не хочу нарываться на оскорбления. Тем более в присутствии ребятишек. До свидания.

– Нет! – крикнула она и схватила его за руку, но он уже отошел, и Ламун сделала несколько шагов за ним. Японец угрожающе наставил на нее штык.