Победитель невозможного (с илл.) - Велтистов Евгений Серафимович - Страница 19

– Я думаю, Электроник, – предложил Таратар. – На всякий случай посоветуюсь с Гелем Ивановичем Громовым. Разрешите?

Он набрал номер, попросил профессора к телефону.

– Громов поддержал предложение, – сообщил Таратар. – Дело в том, что Электроник переживает кризис, решает очень сложную задачу.

– Теперь ясно, уважаемый Семен Николаевич, почему вы просите отпуск. Что за кризис помогаете вы преодолеть Электронику?

Таратар объяснил то, что он знал от Громова: Электроник ищет новые пути обработки информации, которые пока не известны ни одной в мире машине.

Директор был удивлен.

– Не каждый человек решит такую задачу, а тут – Электроник… Я согласен, Семен Николаевич, пусть он ведет урок.

– Спасибо, Григорий Михайлович, я был уверен, что вы разрешите! Профессор Громов считает, что Электронику не повредит сейчас самостоятельность.

– Мы с вами не академики и даже не профессора, Семен Николаевич, – мягко заключил директор, – поэтому знаем, что самостоятельность – вещь хорошая, а помощь и восьмому «Б» и даже Электронику нужна. Давайте только подумаем – какая…

Десятое апреля. Как изучать человека

– Ура! Нас признали! – радостно сказал Электроник, появляясь в астрономической обсерватории.

В руках у него – пачка телеграмм. Он с победным видом кладет их перед Сыроежкиным.

– Из Мадраса, Мельбурна, Бюрокана. От Академии наук, – перечислял Электроник. – Все поздравляют с открытием сверхновой.

Сергей оторвался от листа, на котором писал, просмотрел телеграммы.

– Спасибо, Электроник, за новость. Дело сделано. Идем дальше. – И он покосился на свою рукопись.

Электроник спросил:

– Зачем здесь моя фотография?

На стене рядом с портретом Кеплера висел портрет Электроника. Сосредоточенное лицо. Нос, как и у Сыроежкина, немножко вздернут. Губы объясняют что-то очень важное.

– Это я сделал, – признался Сергей. – В классе, когда ты мне подсказывал. Моментальный снимок. Лучший в мире подсказчик…

– Я никому не подсказываю, – поправил друга Электроник.

– Вспомнил! Ты меня просто дополнял на уроке.

– И я вспомнил, – уточнил Электроник. – Ты старался снять незаметно, но я увидел и даже позировал. Неплохо получилось.

– В самый раз, – согласился Сыроежкин. – Только ты меня не дослушал. Ты – лучший в мире подсказчик сверхновой. И это портрет первооткрывателя.

– Первооткрыватель – ты, – со всей прямотой заявил Электроник. – Я только делал расчеты и добывал информацию.

Рядом с портретами – фотографии Плеяд. О семи звездах в древности сложили легенду: будто это семь дочерей бога Атласа, бежавшие от охотника Ориона в бездонное небо и превратившиеся сначала в голубей, а потом в звезды.

На второй фотографии выделяется яркая точка – сверхновая.

Но главная здесь – первая фотография, где на месте сверкающей сверхновой маленькая неяркая точка. Звезда перед взрывом. Единственный в мировой астрономической коллекции снимок.

Сыроежкин смотрит на снимок, спокойно говорит:

– Теперь пусть разбираются специалисты, как произошла Вселенная.

– Можно сделать предварительный вывод, что человек получит новую энергию для «Космического корабля „Земля“», – заявил Электроник. – Это данные Рэсси, он продолжает наблюдения.

– Рэсси ничего не прозевает, – с удовольствием сказал Сыроежкин. – Твое изобретение!

Электроник продолжал подытоживать победы восьмого «Б»:

– Корольков встречался с пианистом Туриным, разъяснил ему свой метод сочинения музыки… От Майи Светловой ни на шаг не отходят два физика…

– То есть как – не отходят ни на шаг? – встревожился Сыроежкин и покраснел. – Какие еще физики?

– Наш учитель физики Виктор Ильич Синица и академик Крымов. Они пытаются понять, как Светлова сделала антигравитационный прибор, а она… Ты почему такой красный? Ты не заболел?

– А-а, Синица! – Сыроежкин махнул рукой. – Почему – заболел? Это признак внезапной мысли.

Он снова садится за самодельный стол, царапает пером по бумаге. Электроник читает из-за его плеча: «Дятел долбит еловую дверь небес»… «Дятел гремит в еловую дверь»… «Дятел громит еловую»…

– Поиски глагола, – сказал Электроник. – Но при чем тут дятел?

– Сам ты дятел! – вскипел Сыроежкин, но, взглянув на товарища, успокоился. – Понимаешь, дятел не просто дятел, а символ. Я сочиняю одно послание… – Сергей чуть замялся, порозовел. – Для одного человека…

– Я догадался, что это стихи, – сказал Электроник. – Возьми вместо дятла более современный символ. Например, сверхновую.

– Я отказываюсь от звезд, – твердо отчеканил Сыроежкин. – Сегодня сверхновая, завтра сверхновая…

Он высунулся по пояс в открытое окно, взглянул на голубой апрельский снег, набрал воздуха и снова забормотал про дятла.

Гигантская работа поэта была очень наглядна: он высекал пером на бумаге искру неповторимого слова. Чудак Электроник! Разве пишут стихи про сверхновые, про сверхсильных или про а-коврики? Настоящие стихи складывают из самых обыкновенных слов. Вон за окном дятел стучит на старой сосне. Осторожно стучит, деловито. А в стихах он должен стучать так, чтобы человек, которому они предназначены, запомнил эти слова на всю жизнь.

– В одна тысяча пятьдесят четвертом году, – раздался скрипучий голос, – в июне месяце, как свидетельствуют хроники, в небе появилась звезда-гостья. Она светила так ярко, что ее видели даже днем. Звезда превосходила Венеру – самое заметное светило после Луны и Солнца. Потом угасла.

Сыроежкин с удивлением вслушивался в знакомые интонации. Как хитро Электроник старается привлечь его внимание: «В одна тысяча пятьдесят четвертом году…» Будто говорит сам Таратар.

– Ты готовишься к уроку? Репетирушь? – усмехнулся Сергей. – Завтра у тебя важный день. Первый урок учителя Электроника. Прости, а как к тебе обращаться? – озадаченно спросил он. – Ведь у тебя нет отчества…

– Зови меня просто учитель, – с достоинством сказал Электроник. – Завтра я продемонстрирую новые возможности преподавания.

– Слушаюсь, учитель!

Сыроежкин не сомневался в успехе Электроника. И хорошо, если он расскажет о сверхновых звездах, как однажды на заре земной жизни вспыхнула сверхновая в нашей Галактике. Астрономы говорят, что прошли десятки лет, пока свет от взрыва достиг планеты. Прошли еще десятки тысяч лет, и вымерли гигантские динозавры – возможно, от космического излучения.

Сергей жалел уже, что никто, кроме Электроника и Рэсси, не видел, как бабахнула его сверхновая. Наверное, после взрыва небо долго еще светилось загадочным фиолетовым сиянием. Но все знакомые спали.

– Таратар не спал, – уточнил пунктуальный Электроник. – У него несколько ночей горит свет.

– Мучается, бедняга, – вздохнул Сергей, – проверяет наши работы…

– Я глубоко уважаю учителя математики, – сказал Электроник. – Он исправляет свои ошибки. Я послал ему перечень ошибок.

– Ты?

– Сто двадцать страниц расчетов, – добавил Электроник. – Или он признает наши изобретения, или нет.

И отец Виктора Смирнова, оказывается, получил от Электроника толстенный том расчетов искусственного животного. По почте. Может быть, тоже изучает по вечерам?

– Зачем ты это делаешь? – с удивлением спросил Сергей. – Разве заставишь инженера полюбить корову?

Электроник пояснил, что проверяет на противниках полезность опытов. Сам он нисколько не сомневался, что тот, кто отрицает бесспорные изобретения, совершает ошибку.

«Лучший в мире коллекционер чужих ошибок», – подумал Сергей.

– Ты и про меня можешь сказать что-нибудь… особенное? – решил испытать он новый талант друга.

– Конечно.

– Я готов выслушать правду.

Сыроежкин развалился на самодельном стуле.

– Ты серьезно болен, – скрипучим голосом произнес Электроник. – Я пока не знаю, что это за болезнь. Только начал изучать медицину. Но заболевание непростое, вроде лихорадки.

Сергей снисходительно улыбнулся.