Легенды о Христе (с илл.) - Лагерлеф Сельма Оттилия Ловиса - Страница 24

Она была очень молчалива, пока ее одевали, но наконец спросила рабыню, причесывавшую ее, встал ли уже ее муж. И узнала, что его позвали судить какого-то преступника.

– Я хотела бы поговорить с мужем, – сказала молодая женщина.

– Госпожа, – возразила рабыня, – это трудно сделать во время разбора дела. Мы доложим тебе, как только дело кончится.

Молча сидела она, пока ее одели. Затем она спросила, не слыхал ли кто-нибудь из рабынь о пророке из Назарета.

– Пророк из Назарета – это иудейский чудотворец, – тотчас ответила одна из рабынь.

– Как странно, госпожа, что ты как раз сегодня спрашиваешь о нем, – сказала другая рабыня. – Его-то именно и привели сюда иудеи, чтобы наместник допросил его.

Молодая женщина приказала пойти тотчас же в суд и справиться, в чем обвиняют пророка. И одна из рабынь отправилась туда. Вернувшись, она сказала:

– Они обвиняют его в том, что он хотел объявить себя царем этой страны, и просят наместника предать его распятию.

Услыхав это, жена наместника очень испугалась и сказала:

– Я должна говорить с моим мужем, иначе свершится неслыханное несчастье.

Когда рабыня опять сказала ей, что это теперь невозможно, она стала дрожать и плакать. И одна из них, тронутая этим, сказала:

– Госпожа, если ты хочешь послать наместнику записку, то я попытаюсь передать ему.

Жена наместника тотчас взяла стило, написала несколько слов на восковой табличке, и ее передали Пилату.

Но его самого она целый день не могла увидеть наедине, потому что, когда он отпустил евреев и они повели осужденного на место казни, настал час обеда, и Пилат пригласил к себе нескольких римлян, бывших в это время в Иерусалиме. Тут были начальники войск, молодой учитель ораторского искусства и еще другие.

Обед прошел не особенно весело. Жена наместника сидела все время расстроенная и не принимала участия в разговоре.

Когда гости спросили, не больна ли она или чем-нибудь опечалена, наместник, смеясь, рассказал о записке, которую она прислала ему утром. И стал подшучивать над тем, как могла она подумать, что наместник римского императора может руководствоваться в своих поступках сновидениями женщины.

Она тихо и печально ответила:

– Я убеждена, что это был не сон, а откровение богов. Ты мог бы, во всяком случае, сохранить жизнь этому человеку хотя на сегодня, отсрочив казнь еще на один день!

Все видели, что она серьезно огорчена. Она не поддавалась утешениям, как ни старались гости заставить ее интересной беседой забыть ночные сновидения.

Но спустя некоторое время один из гостей оглянулся и сказал:

– Что это значит? Неужели мы так засиделись за столом, что день уже клонится к вечеру?

Все оглянулись и заметили, что все покрыл какой-то легкий мрак.

Особенно бросилось в глаза то, что яркая игра красок как на предметах, так и на живых существах почти поблекла, так что все казалось однотонно-серым.

Подобно предметам, и лица сидевших за столом потеряли свои краски.

– Смотрите, мы выглядим как мертвецы! – с ужасом воскликнул молодой оратор. – Щеки наши серы, а губы почернели.

По мере того как сгущался мрак, ужас молодой женщины все увеличивался.

– Ах, друг мой, – воскликнула она, – неужели ты и теперь еще не видишь, что бессмертные хотят предостеречь тебя? Они гневаются за то, что ты приговорил к смерти святого и невинного человека. Я думаю, что если его теперь уже и пригвоздили ко кресту, то он все-таки не успел еще испустить дух. Вели же снять его с креста! Я хочу своими руками перевязать его раны. Уступи мне, верни ему жизнь.

Но Пилат, смеясь, ответил:

– Ты, конечно, права, видя в этом знамение богов. Но они не отнимут у солнца сияния из-за того, что иудейский лжеучитель осужден на распятие. Скорее мы можем ожидать важных событий, касающихся всей империи. Кто может знать, когда старый Тиберий…

Пилат не кончил фразы, потому что наступила такая тьма, что он перестал видеть стоявшую перед ним чашу с вином.

Он прервал свою речь, чтобы приказать рабам принести несколько ламп.

Когда стало настолько светло, что он мог разглядеть лица своих гостей, он не мог не заметить дурного настроения, овладевшего ими.

– Видишь, – сказал он несколько недовольным тоном жене, – тебе, видимо, удалось омрачить наконец своими снами наше застольное веселье. Но если для тебя действительно невозможно сегодня думать ни о чем другом, то расскажи лучше нам, что видела ты во сне. Мы послушаем и попытаемся истолковать твои сны.

Молодая женщина тотчас согласилась.

И когда она передавала одно за другим свои сновидения, гости становились все серьезнее. Они перестали осушать свои кубки, и лица их вытянулись. Единственно, кто все еще смеялся и называл все это глупостями, был сам наместник.

По окончании рассказа молодой оратор сказал:

– Да, это больше чем сон, так как сам я хотя и не видел сегодня императора, зато видел, как в город въезжал старый друг его, Фаустина. Меня только удивляет, что она еще не появилась во дворце наместника.

– Действительно, ходят слухи, что император поражен ужасной болезнью, – прибавил военачальник, – и мне кажется возможным, что сон твоей жены есть предзнаменование богов.

– Нет ничего невероятного в том, что Тиберий прислал кого-нибудь за пророком, чтобы просить у него помощи, – согласился молодой оратор.

Военачальник с очень серьезным видом сказал Пилату:

– Если императору действительно пришла мысль пригласить к себе этого чудотворца, то, конечно, лучше было бы для тебя и для всех нас, если бы он застал его в живых.

Пилат уже полугневно ответил:

– Уж не сделались ли вы благодаря тьме детьми? Можно подумать, что все вы превратились в снотолкователей и пророков.

Но военачальник не переставал волноваться:

– Быть может, еще возможно было бы спасти этому человеку жизнь, если бы ты спешно послал гонца.

– Вы хотите сделать меня посмешищем в глазах населения, – ответил Пилат. – Подумайте сами, каковы бы стали порядок и правосудие в стране, если бы узнали, что наместник помиловал преступника, потому что жена его видела дурной сон?

– Но что я Фаустину видел в Иерусалиме, это ведь действительность, а не сон, – сказал молодой оратор.

– Я буду отвечать сам перед императором за мой проступок, – сказал Пилат. – Он поймет, что этот мечтатель, беспрекословно позволявший моим рабам мучить себя, был бы бессилен помочь ему.

В ту самую минуту, как были произнесены эти слова, весь дом задрожал от непонятного гула, похожего на раскат грома, и почувствовалось колебание земли.

Дворец наместника остался невредим, но тотчас после подземного удара донесся со всех сторон ужасающий грохот разрушающихся домов и падающих колонн.

Выждав, когда можно было расслышать человеческий голос, наместник подозвал раба:

– Поспеши к месту казни и передай мой приказ снять с креста пророка из Назарета.

Раб поспешно удалился. Гости перешли из столовой в перистиль, чтобы быть под открытым небом на случай, если землетрясение повторится. В ожидании возвращения раба никто не решался вымолвить ни слова.

Раб вскоре вернулся и остановился перед наместником.

– Застал ли ты его в живых? – спросил Пилат.

– Господин, он умер, и в тот миг, как он испустил дух, произошло землетрясение.

В эту минуту послышались два резких удара в наружную дверь. При этих ударах все вздрогнули и повскакали с мест, как будто земля снова затряслась.

Вслед за тем вошел раб:

– Благородная Фаустина и Сульпиций, приближенные императора, желают видеть наместника. Они прибыли просить его помочь им найти пророка из Назарета.

В перистиле раздался словно легкий шорох и послышались едва слышные шаги. Когда наместник оглянулся, то заметил, что друзья покинули его, как человека, с которым случилось несчастье.

Старая Фаустина снова прибыла на Капри и явилась к императору.

Она рассказала ему обо всем случившемся, и, пока говорила, она едва нашла в себе силы взглянуть на него.