Колдовской мир: Трое против колдовского мира. Волшебник колдовского мира. Волшебница колдовского мир - Нортон Андрэ - Страница 11

— А что, если идти с нами дальше тебе будет ещё трудней? — не удержался я.

— Тогда вы поведёте меня, — ответила она спокойно. — Если этот запрет — только внушение, то, думаю, я рано или поздно справлюсь с ним, пусть даже не раньше, чем мы преодолеем этот символический барьер — горы. А мы его преодолеем. Я согласна с тобой, Кимок, что Владычицы не будут пока чинить нам препятствий, ибо убеждены, что нам придётся вернуться. Они не учитывают того, что двое из нас остаются зрячими…

Признаться, я не разделял её уверенности, но с другой стороны, на своём опыте я давно постиг ту истину, что излишняя озабоченность тем, что должно случиться, ничего не приносит в ход событий. Другое дело, всегда нужно быть готовым к худшему. Как знать, не окутает ли и нас с Кимоком колдовской туман? Карабкаться по горам, ничего не видя, — дело отчаянное.

— Этот туман… — обратился Кимок к сестре, опередив меня. — Какого он рода? Ты говоришь, он не сплошной?

Каттея покачала головой.

— Вовсе нет. Больше того, я думаю, на этот туман можно влиять силой воли. Стоило мне сосредоточиться на чём-то, что виделось смутно, как тень, стоило напрячь волю, и я начинала видеть яснее. Но это требует большого напряжения воли и может сработать против нас.

— Почему? — спросил я.

— Видишь ли, я постоянно должна прислушиваться…

— Прислушиваться? — Я невольно оглянулся.

— Прислушиваться — но не ушами, а внутренним слухом. Этим я могу встревожить их. Пока они не препятствуют нам, потому что выжидают, однако, где уверенность, что они не разъярятся, обнаружив, что нас не сдержали поставленные ими преграды.

— Хотелось бы знать… — Задумчиво произнёс Кимок, — а раньше случалось, что кто-либо позволил себе вот так порвать с колдовством и колдуньями? Судя по всему, они ошарашены твоим бегством. Непонятно, почему им так необходимо держать тебя в Обители.

— Очень просто. Я не такая, как все они, и поначалу колдуньи не очень-то стремились заманить меня к себе — именно по этой причине. Владычицы опасались, что, оказавшись там насильственно, я внесу смятение в их среду. Затем, по мере того, как росла угроза со стороны Карстена, они больше озаботились тем, чтобы не упустить возможность прибрать к рукам девицу, обладающую, по всей вероятности, колдовскими задатками. Каждая новая послушница, со временем научившаяся соприкасаться с Силой, увеличивала тем самым могущество Владычиц. И они хотели всего лишь, чтобы я стала ещё одним проводником к Силе. Но они до сих пор не могли использовать меня в своих целях, ибо я ещё не поклялась им в верности и не стала одной из них. Однако я сама не могла бесконечно долго воздерживаться от этого шага. Дело в том… — Она замолчала и опустила взгляд на руки. Согнув пальцы, сестра свела руки вместе, как будто держала в них что-то хрупкое. — Дело в том, что я мечтала приобщиться к их тайным знаниям, ибо была уверена, что тоже могу творить чудеса. Но я вдруг поняла, что, выбрав их путь, я отсекаю от себя часть своей жизни. Ощущая себя неразрывно связанной с вами, я не могу быть счастливой одна… Они не давали мне покоя, но я всячески увиливала от ответа на вопрос, что мне мешает принять обет посвящения. И вот настал момент, когда владычицы пошли на риск, чтобы нанести удар Карстену.

Они сказали мне прямо: когда Силу используют таким образом, кто-то гибнет, жертвуя собой. Так и было. Многие умерли, сожжённые Силой, которую накопили в себе, а потом высвободили. Их нужно было кем-то заменить. У меня больше не было выбора. Владычицы дали мне понять, что я не вольна распоряжаться собой, и что они меня никуда не отпустят. Кроме того… — Каттея подняла на нас глаза. — Они намерены расправиться с вами обоими. Они никогда не доверяли нашему отцу и побаивались его, я поняла это, едва оказалась среди них. Они считают противоестественным, если мужчина имеет доступ к Силе. Так же неприязненно относились они и к нашей матери, не желая смириться с тем, что, расставшись с ними, она сохранила в себе Дар Силы, которого, казалось бы, должна была лишиться, соединившись с мужчиной. Им это казалось каким-то извращением. Они сразу заподозрили, что и вы в какой-то мере способны соприкасаться с Силой. Минувшей ночью они убедились в этом, и это, конечно, пришлось им не по вкусу. До сих пор ни одно существо мужского пола не могло проникнуть в Обитель и, тем более, покинуть её безнаказанно. Конечно, охрана Обители сейчас ослаблена, Тем не менее, они способны лишить жизни всякого представителя древней расы. А вы — живы; и, значит, представляете для них угрозу, от которой они постараются избавиться.

— Каттея, а что это за девица была там, в саду? — неожиданно спросил Кимок.

— Девица? — удивилась она.

— Очень похожая на тебя, — ответил Кимок. — Я не сомневался, что это ты, даже был готов бежать с ней из Обители, но Кайлан не позволил. Правда, Кайлан? — Он повернулся ко мне. — Почему ты решил, что это не Каттея?

— Не знаю, почему… — растерялся я. — Она была очень назойлива, прямо вцепилась в тебя.

— Она что, действительно была похожа на меня? — спросила Каттея.

— Ещё как, — ответил я. — Только держалась странно — всё время улыбалась…

— Всё ясно — двойник! — Каттея сверкнула взглядом. — Выходит, они ждали, что вы попытаетесь выкрасть меня; ведь для того, чтобы создать двойника требуется время. Интересно — какой из послушниц была поручена эта роль?..

— Ты говоришь о перевоплощении? — спросил Кимок.

— Да, о перевоплощении, — ответила Каттея, — притом весьма изощрённом, рассчитанном на то, чтобы обмануть даже тебя — способного на мысленный контакт. Неужели они о нас так много знают? Остаётся только гадать, как скоро они начнут преследовать нас, обнаружив, что мы не угодили в их ловушку…

Нет ничего мучительнее неопределённости. В ту ночь нам было очень неспокойно… Журчал ручей, и слышалось топтание стреноженных коней, пасущихся неподалёку. Мы по очереди сменялись на страже.

Наступило утро — ясное и прозрачное для меня и Кимока. Каттея же призналась, что по-прежнему видит всё затуманенным. Она жаловалась на головокружение, когда мы тронулись в путь к подножью гор, и вскоре попросила нас привязать её руки к седлу и взять у неё удила, ибо опасалась, что не совладает с навязчивым желанием повернуть своего коня назад.

Нам с Кимоком тоже было несколько не по себе. Время от времени происходило что-то необъяснимое — то возникало перед глазами дрожащее марево — как тогда, когда мы наблюдали за Обителью; то нас охватывало чувство, что мы движемся навстречу своей гибели.

Мы сделали так, как просила Каттея, — привязали её руки к седлу. Но на этом её мытарства не кончились. Едва мы двинулись дальше, как она закричала, чтобы мы остановились, и заявила, что впереди — глубокая пропасть. Никакой пропасти, конечно, там не было, и нам удалось убедить её, что это ей только привиделось. Тогда она попросила завязать ей глаза платком, объяснив нам, что так ей будет легче не поддаваться панике.

След едва различимой тропы совсем пропал. Теперь мы ехали через дикие места. Я провёл в горах немало времени и вполне могу сказать, что знаю их. Но так петлять мне ещё не приходилось. Это было какое-то хаотическое нагромождение скал, и я вдруг понял, чем оно вызвано: подобно горам на юге, эти горы, должно быть, и в самом деле подверглись когда-то невообразимой встряске.

На второй день после стоянки у ручья, вечером, мы добрались до мест, где ехать верхом уже было нельзя. Пришло время оставить коней и самим взбираться на кручи.

— Почему вы остановились и слезли с коней? — спросила Каттея.

— Дальше нет пути, — ответил я.

— Стойте! — Она наклонилась к нам. — Развяжите мне руки!

Это было сказано таким тоном, что Кимок тут же подскочил к ней.

Не снимая повязки, она уверенно протянула руки к лицу Кимока и, скользнув пальцами по его бровям, закрыла ему глаза. Держа пальцы на его веках, она выждала немного, потом сказала: — Повернись в ту сторону, куда нам предстоит двигаться.