Избранные произведения. Т. I. Стихи, повести, рассказы, воспоминания - Берестов Валентин Дмитриевич - Страница 46

— Когда кошка сдохнет, — сообразил я.

— Нет, это идеальная кошка. Мы условились, что она физическое тело, способное передвигаться в пространстве с какой угодно скоростью и улавливать звуки любой интенсивности. Ну? Серый ты человек!

— Когда кошка будет бежать со скоростью звука, — радостно выпалил я.

Витя расхохотался, дал точный ответ, но, к стыду своему, я его тут же позабыл.

МОЛОДОЙ МОРЯК ВСЕЛЕННОЙ

Мы засиделись до ночи. Дождь не переставал. Возвращаться к Мезенцевым было поздно. Тогда Витя решил оставить меня ночевать. Он вызвался позвонить Лиле, чтобы та за меня не беспокоилась. Телефон Лили он помнил наизусть. «Что у них такое?» — подумал я и, как всегда, смутился.

— Федя — очень азартный человек, — сообщил Витя. — Идем мы с ним по Невскому. Навстречу девушка. Федя говорит: «Какое хорошее лицо! Спорим, что вовлеку ее в кружок!» Пошел за ней, выследил, где живет, цветы носил, в кино водил и, представь себе, вовлек! Она сначала решила, что Федя в нее влюблен, сама влюбилась, а потом поняла наши задачи и отлично сотрудничает. И даже не студентка. Ученица ремесленного училища. И вот чудачка — тоже шарахнулась, когда узнала, чем мы занимаемся. Фантастика, видите ли! Зато поверила, что человек влюбился в нее с первого взгляда. Это ей не показалось фантастикой. А что? Живешь-живешь, и вдруг кто-то тебя полюбит. Разве это не фантастика?

Уходя, Витя вынул из-под подушки тетрадь.

— Полистай для развлечения.

Среди стихов про Дедала и Икара, цитат из Циолковского и Сирано де Бержерака я нашел близкую моей душе запись:

«Свобода — осознанная необходимость. С сегодняшнего дня ввожу железный режим.

6 часов. Подъем.

6.00–6.30. Зарядка. Туалет. Чай.

6.30–7.00. Изучение иностранных языков.

7.00–8.00. Пешком до университета. Размышления.

8.00–15.00. Занятия в университете.

На неинтересных лекциях — сон и чтение художественной литературы.

15.00–16.00. Обед. Прогулка. Общение с людьми.

16.00–20.00. Занятия в библиотеках и научных кабинетах. Общественная работа.

20.00–23.00. Концерты. Театры. Общение с людьми. Астрономические наблюдения.

23.00–23.30. Домой трамваем. Чтение художественной литературы.

23.30–24.00. Чай. Изучение иностранных языков.

24.00. Отбой. Если не спится — размышления. Воскресенье. Режим дня произвольный».

А через несколько страниц — печальное признание: «Намеченный режим выполняю только в одном пункте — встаю в шесть. Страшно устал…»

Витя вернулся и сообщил, что Лиля разговаривала с ним сухо и завтра мне, конечно, влетит. Я-то знал, что не влетит, и от этого мне вдруг стало грустно.

В тетради была статейка о тропическом плоде авокадо. Какое отношение имеет он к космическим полетам?

— Самое прямое. Авокадо содержит влагу, сахар, витамины, превращает углекислоту в кислород. Вот бы люди были такими содержательными! Что ему нужно? Солнце. Солнца будет сколько угодно. Мы, брат, такие оранжереи заведем! Это я для Славки выписал.

Из поэтов Вите больше всех нравился Брюсов.

— «Древний дровосек» — это по твоей части. А «молодой моряк вселенной» — как сказано? Погоди, это еще до всех дойдет!

Следующее стихотворение показалось мне бледным и трескучим:

— Почему впервые? — удивился я. И почему такой стилист, как Брюсов, написал «вку?сят»? Надо говорить «вкуся?т».

Витя покраснел.

— Листай дальше. Это не Брюсов. Так… один… даже и не поэт.

ПЕРЕЖИТКИ ОБЕЗЬЯНЫ

Мы разговорились и долго не могли уснуть.

— Слушай, — шептал Витя. — У тебя бывали сны, будто ты летишь по воздуху? Свободно, знаешь ли, запросто: вправо, влево, вверх, вниз, просто паришь на месте. Это предчувствие состояния невесомости. Мы обязательно испытаем его в космосе. Чудесное состояние, хотя, конечно, оно может и надоесть. Невесомостью будут лечить болезни. Представь себе… санаторий «Астероид». Покой, тишина и абсолютная невесомость. Великолепно излечивает нервы! Впрочем, кто ее знает… Ну, давай спать! Слушай. Как ты думаешь, закончился процесс превращения обезьяны в человека? Ты смеешься, а я серьезно спрашиваю. Тогда откуда же безволие, лень, когда ходишь вокруг работы и ничего решительно не делаешь? А ведь знаешь, что увлечешься и будет очень приятно.

— Пережитки капитализма, — презрительно сказал я.

— Ну да! Капиталист от таких пережитков вылетит в трубу! Пережитки капитализма — это когда что-то делаешь ради корысти. А какая мне корысть, что я ничего не делаю? Если бы мне нравилось безделье! Если бы я к нему стремился! Но я его ненавижу! И себя в такие дни ненавижу! Значит, пережитки обезьяны. Наелась, опасности нет, и плевать ей на высшую нервную деятельность. Бесконтрольное поведение, ни работы, ни настоящего отдыха, а устаешь, как собака… Ладно, спим… Слушай… Ты не спишь? Мне в голову пришла смешная мысль: у обезьяны четыре руки. Человек отличается от обезьяны не тем, что у него есть руки, а тем, что у него есть ноги. Значит, ноги вывели человека в люди?

— Брось говорить ерунду! Спи! — сказал я. В конце концов мы дали друг другу честное комсомольское, что больше болтать не будем.

НЕ СЛИШКОМ ПРИВЯЗЫВАЙТЕСЬ К ЗЕМЛЕ

Помня о цели моего приезда, космонавты собирались показать мне город, но за разговорами мы все время об этом забывали. Даже Медного всадника я впервые увидел чуть ли не за день до отъезда, и то через Неву, с Васильевского острова.

Однажды мы с Федей и его молчаливым спутником Славой поехали на Кировские острова. (Меня удивило, что Слава поехал с нами.) Мы шли среди гуляющих, как по лесу, и разговаривали так, словно никого кругом не было. Межпланетчик, конечно, помалкивал.

— Сегодня я проснулся раньше обычного, — начал Федя, — и, лежа в постели, думал о власти. Будет ли власть при коммунизме?

— Конечно, нет, — сказал я. — Государство отомрет.

— Как это вы легко все решаете! Что такое власть? — рассуждал Федя. — Попросту говоря, власть — это когда у вас есть то, что мне остро необходимо. Приведу житейский пример. Вы прекрасная обаятельная девушка. Мне нужна ваша любовь; она, так сказать, вдохновляет меня, мне с вами, грубо говоря, хорошо. У вас надо мной власть. Еще лучше. Вы гениальный ученый или поэт. Вы великолепно знаете и выражаете то, к чему я только стремлюсь, что я смутно предчувствую. У вас надо мной власть. Вы властитель дум! А вы говорите, что власть при коммунизме отомрет!

Я вынул пачку папирос.

— Курить в космическом корабле?

Мы стояли у гранитного парапета набережной. Я швырнул пачку «Зенита» в воду и испытал гордое чувство освобождения.

— Вы говорили про балласт, — продолжал Федя. — Я думал об этом. Пусть мы возьмем лишь самый необходимый груз. Все равно в ракету может проникнуть балласт. Он будет внутри нас: дурные привычки, мелкие чувства, слабости. И в какой-то момент балласт может оказаться опасным. Отгоняйте отрицательные эмоции, как добрый конь отгоняет слепней. Видели, как он это делает? Он морщит и вновь расправляет кожу.

…В сущности, балласт нужно сбросить еще на Земле. Экипаж космического корабля — это маленький коммунистический мир. Тут без коммунизма не обойтись… А на Земле разве хуже станет, если все мы, люди, сбросим балласт?

Мы вышли к Стрелке. Перед нами лежал Финский залив. Вечерняя заря на горизонте своим длинным и широким отражением, играющим на волнах, дотягивалась до нас. Сзади, из темной гущи деревьев, тянуло вечерней сыростью. Слышалась музыка. Мы положили руки на гранит и вдруг ощутили тепло камня, разогретого только что закатившимся солнцем.