«Джоконда» Мценского уезда - Павская Ирина - Страница 32

Подсаживайтесь, господа сыщики, и слушайте мою версию.

Ох и досталось же мне за самодеятельность! Даже обидно. Можно сказать, раскрытое преступление им на блюдечке представила, а они… Ну ладно, не совсем раскрытое, но ведь почти.

Когда я связно и хорошим литературным языком стала излагать вероятную цепь событий, подкрепляя рассказ неопровержимыми доказательствами, уликами и красноречивыми фактами, у них рты пооткрывались. Да они просто офигели! Так и сидели несколько минут обалдевшие — даже про пиво забыли. Зато потом плотину прорвало. На всю катушку. По их словам выходило, что я — безответственная авантюристка, глупо рискующая своей жизнью. Нет, версия, конечно, добротная, ничего не скажешь. И за добытые факты спасибо, и за дедукцию отдельный поклон. Только надо было это все сразу же изложить родным компетентным органам еще на начальной стадии и скромно отойти в сторону. Ага, сейчас! И любоваться со стороны, как все глохнет на этой самой начальной стадии. Кстати, кто, собственно говоря, мешал нашим доблестным органам в процессе расследования прийти самостоятельно и совершенно независимо от дилетантки Серафимы к таким же результатам? Все это я и влепила прямо в лицо милицейским задавакам.

— Сима, твои рассуждения ошибочны изначально. — Андрей не хотел ссориться. — Рано или поздно мы бы сами раскрыли это преступление. И кстати, тоже сделали уже кое-что. Не спорю, иногда свежий взгляд на происходящее и знание определенных специфических тонкостей могут существенно помочь расследованию. В твоем случае так и вышло. Но это скорее исключение, чем правило.

— Ну а если бы я была следователем? Тогда все действия стали бы нормальными и оправданными, так, что ли? Например, Настя Каменская куда круче узелки распутывает.

— Серафима, дорогая! Каменская — литературный персонаж, вымышленный. И даже вымышленная Каменская — профессионал, работник милиции.

Одним словом, «чтоб так петь — десять лет учиться надо».

— Но ведь приемчиками она часто пользуется нестандартными, женскими. Даже дружбу с подозреваемыми заводит для пользы дела.

— Тьфу, тебя не переспоришь! Упертая, как сто ослов. Сколько тебе повторять — это бел-лет-рис-ти-ка! Знаешь что, перечитывай лучше на ночь Тургенева.

Смотри-ка, они еще библиотечку мне будут подбирать. Хотела я обидеться, особенно за ослов, да передумала. Дело надо до конца довести? Надо! Попробую сейчас вдолбить эту мысль в их пивные головы.

— Так, ребята, когда возьмете преступников с поличным, тогда и продолжим дискуссию. Не забыли, что у меня сегодня вечером встреча? И отменять я ее не собираюсь, учтите! Кстати, Андрей, ты принес диктофон?

— Да принес, принес… — Андрей выложил на стол аккуратную коробочку, которую я тут же смахнула в сумку. — Пользоваться-то хоть умеешь или показать?

— Как-нибудь разберусь.

— И, пожалуйста, поосторожней с фигурантами. Все как решили, без самодеятельности. Тем более что Хитрик твой у нас в разработке по делу об убийстве Анатолия Коновалова.

Я не сразу сообразила, что Анатолий Коновалов — это бритый Толян, дружок Оли.

— Кроме того, есть предположение, что и в смерти Ольги Стрельцовой он замешан, — продолжал Андрей. — Как видишь, мы тоже не в носу ковыряем. Хотя некоторые не в меру ретивые барышни так и норовят у милиции хлеб отнять, — язвительно добавил он.

— А ребятки, что меня умыкнули, тоже с ним связаны?

— Нет, они из другой команды. Что и удивительно. И вообще, пока этот момент мне не совсем ясен. Словно какого-то звена не хватает.

Надо же, не совсем ясен! Мне тоже в этой истории один момент не совсем ясен. Вернее, совсем не ясен. Но я пока лучше помолчу. Хватит с них и того, что узнали. Видишь, как раскраснелись. То ли от волнения, то ли от пива.

Солнышко тем временем выползло на середину неба и со всех сторон облизало тень от зонтика над столом. Пора было расходиться. Мы еще раз обсудили план действий, и я велела парням больше сегодня пива не пить. Чтобы ничего не перепутать во хмелю. По тому, как они переглянулись и презрительно фыркнули, я поняла, что совершенно не представляю, что такое настоящий мужской хмель.

Ну что же, революционная тройка выработала проект приговора вредителям, теперь можно и разбежаться до времени.

По дороге домой я заскочила в хозяйственный магазин. У меня там был блат, самый приличный блат за всю мою жизнь. Эля Богомазова, с которой мы просидели за одной партой последние пять школьных лет, трудилась в магазине на ниве советской, а теперь акционерной торговли в должности товароведа. В прежние времена у нее всегда можно было разжиться дефицитным мылом и стиральным порошком «Лотос». Сейчас блат в торговле как социальное явление угас. Всего навалом, кроме денег. Их не раздобыть ни по какому блату.

Эля, как всегда, приветливая и, как всегда, ярко накрашенная, была на рабочем месте, несмотря на воскресный день. А что вы хотите? Дедушку Маркса помните? Капитализм, потогонная система. То-то! Ударяться в школьные воспоминания мне было абсолютно некогда, а потому уже через пятнадцать минут я выкатилась из хозмага с куском полиэтилена и рулоном оберточной бумаги изысканного серого цвета, которыми меня безвозмездно снабдила щедрая одноклассница.

Кошки уже сидели в прихожей у входной двери и заметно волновались. Их тревожила безрадостная перспектива остаться без обеда.

— Ничего, родные, сейчас поедим и примемся за дело. Только, чур, не мешать! — Я щедрой рукой навалила в миски сухого корма. Гулять так гулять!

Но, между прочим, у меня самой не было никакого аппетита. В душе нарастал и ширился самый примитивный мандраж. Интересно, а как в таких ситуациях чувствует себя Настя Каменская? Чтобы отвлечься от тревожных мыслей, я взялась за упаковку картины. Сначала обернула ее тремя слоями серой бумаги и все хорошенько закрепила скотчем. А потом сверху еще намотала полиэтилен, перевязав полотно бечевкой. Теперь шедевр был надежно защищен. Поискала глазами, куда бы его пристроить. В конце концов прямоугольный плоский пакет отправился под кровать.

Чем ниже опускалась часовая стрелка по кругу циферблата, тем сильнее сосало под ложечкой. И пустырника уже выпила, и заветного бальзама — тревога не отпускала. Неважный из меня получается сыщик, больно трусливый. А прошвырнусь-ка я по квартире с тряпкой! Чего время зря терять? Мне это всегда помогало. Чем серьезней проблема, тем ожесточенней уборка. Нервная энергия сублимировалась в физическую и частично рассасывалась в борьбе с пылью и вековыми завалами в шкафу.

Первой под мою безжалостную руку попала прикроватная тумбочка.

— Зачем они здесь? — спросил еще в первый свой визит Валевич, поднеся к глазам плоскогубцы, мирно покоящиеся рядом с моим ложем. Конечно, можно было приколоться и сказать, что, когда у меня бессонница, я осуществляю мелкий ремонт по хозяйству. Но все было гораздо проще и сложней одновременно. Плоскогубцы на тумбочке — орудие психологического воздействия. Я стучу ими по батарее, когда соседи начинают уж слишком доставать. Сначала было неловко усугублять тяжелую ночную ситуацию в доме дополнительным шумом. Когда в очередной раз у веселой парочки до трех ночи бесилась попса, я терпеливо накидывала халат, давила на кнопку звонка и вежливо и униженно пыталась объяснить, что мне рано вставать. Молодка молча выслушивала мой тоскливый монолог, пяля оловянные глаза, и захлопывала дверь. Даю голову на отсечение, она совершенно не понимала, о чем идет речь. Половина слов просто не входила в ее лексикон. Тогда я начала долбить по батарее. Как ни странно, иногда помогало. Это был их знакомый метод. Простой и грубый, как тамтамы дикого племени.

Я печально вздохнула. У настоящей женщины на тумбочке должен находиться дорогой ночной крем от морщин, изящный ночничок для любовных утех в романтическом полумраке и томик «Алхимика» модного Пауло Коэльо. А у меня что? Коробочка берушей за семь рублей, плоскогубцы и пачка снотворного. Такой вот пессимистический натюрморт. Хватит! Начинаю новую жизнь. Завтра же пойду к соседям и устрою жуткий скандал с воплями и матом. И плоскогубцы отныне пусть лежат там, где им и положено быть — в кладовке. Я нарочно накручивала себя. Я раздувала свою смелость, как неопытный турист раздувает умирающий огонек костра. Нет, в самом деле — доколе?! Сколько можно бояться соседей, начальников, хулиганов, Хитрика, Селье и себя саму?!