Опасное лето ( илл.) - Янссон Туве Марика - Страница 18

«Все-таки чудесно быть доброй», — думала она с умилением.

Мама пожала лапку Муми-троллю:

— О чем ты задумался?

— Я думаю о малышах Снусмумрика, — сказал Муми-тролль. — Неужели все они станут артистами?

— Кто-то, может, и станет, — рассуждала Муми-мама. — А неспособных усыновит Филифьонка. Видишь ли, она не может жить без родни.

— Но ведь они будут скучать по Снусмумрику, — сказал с грустью в голосе Муми-тролль.

— Только поначалу, — возразила Муми-мама. — А Снусмумрик будет навещать их раз в год и посылать поздравительные открытки ко дню рождения. Открытки с картинками.

Муми-тролль кивнул:

— Тогда все в порядке. А Хомса и Миса… Ты видела, с какой радостью Миса осталась в театре?

Муми-мама рассмеялась.

— Верно, Миса счастлива. Она будет играть трагедии всю жизнь и каждый раз делать себе новое лицо. А Хомса стал маэстро, он так же счастлив, как и Миса. По-моему, приятно, когда твои друзья находят то, что им по душе.

— Конечно, — согласился с ней Муми-тролль. — Это ужасно приятно.

Тут лодка остановилась.

— Мы застряли в траве, — пояснил папа, взглянув за борт. — Надо пробираться вброд.

Все вылезли из лодки и зашлепали по воде.

Маленькая хемулиха спрятала под платье что-то, чем она очень дорожила, но никто не обратил на это внимания.

Идти было трудно, потому что вода была почти по пояс. Но дно оказалось приятным, поросшим мягкой травой и без камней. Иногда резко мелело, и тогда цветущие кочки плыли навстречу, как райские островки.

Снусмумрик шел последним. Он был еще молчаливее, чем обычно. Все время оглядывался и прислушивался.

— Подавиться мне твоей старой шляпой, если они не отстали! — закричала Мюмла.

Снусмумрик лишь покачал головой.

Пролив начал сужаться. В теснине между скалистыми берегами уже виднелась нежная зелень долины. А вот и крыша с весело развевающимся флагом…

Еще один поворот, а за ним мост, выкрашенный в синий цвет. Жасмин уже расцвел! Все зашагали так быстро, что вода аж забурлила; шли, оживленно обсуждая, что им предстоит сделать, когда вернутся домой.

Вдруг резкий свист рассек воздух, пролив заполнили хемули, они были повсюду — впереди, сзади, со всех сторон.

Фрекен Снорк уткнулась головкой в плечо Муми-тролля. Это было ужасно: дойти почти до самого дома и оказаться в полицейских лапах!

Хемуль остановился перед Снусмумриком.

— Ну-у? — протянул он.

Никто не ответил.

— Ну-у? — повторил Хемуль.

И тут маленькая хемулиха проворно прошмыгнула вперед, поклонилась двоюродному брату и протянула ему черную коленкоровую тетрадь.

— Снусмумрик раскаялся и просит прощения, — сказала она застенчиво.

— Это я-то… — начал было Снусмумрик.

Огромный Хемуль, взглядом заставив Снусмумрика умолкнуть, открыл тетрадь и стал считать. Считал он долго, так долго, что вода успела опуститься до его лодыжек. Наконец Хемуль произнес:

— Все верно. Написано «запрещается» пять тысяч раз.

— Неужели? — удивился Снусмумрик.

— Помолчи, будь добр, — попросила маленькая хемулиха. — Мне так весело!..

— А таблички? — спросил ее брат.

— Может, он развесит их вокруг моего огорода? — предложила Муми-мама. — Например: «Лесных зверюшек просим оставить немного салата».

— Ну, конечно… это вполне допустимо, — растерянно ответил Хемуль. — Тогда, пожалуй, придется вас отпустить. Но чтобы больше этого не было!

— Нет, никогда, нет, — послушно ответили они.

— А ты, пожалуй, поезжай домой, — сказал Хемуль и строго посмотрел на свою маленькую кузину.

— Конечно, если ты не сердишься на меня, — ответила она и, повернувшись к семейству муми-троллей, сказала: — Большое спасибо. Теперь уж я знаю, что надо вязать. Вы получите носочки, как только они будут готовы. Скажите только по какому адресу их отправить.

— Достаточно написать «Долина Муми», — порекомендовал папа.

Весь оставшийся путь они бежали. Через вершину холма, меж кустов сирени и прямо к крыльцу. Тут они остановились, и словно гора свалилась с плеч. Они стояли молча, чувствуя, что снова дома.

Все было, как прежде. Прекрасные, ручной работы перила на веранде не сломались. По-прежнему красовался подсолнечник. Бочка с водой стояла на своем месте. Гамак посветлел и стал куда более приятного цвета. В единственной луже отражалось небо, и она вполне годилась малышке Мю — для купания.

Казалось, будто ничего с ними не произошло и никогда больше им не будет грозить опасность.

На садовых дорожках было полно ракушек и улиток, а вокруг крыльца лежали венки из красных водорослей.

Муми-мама заглянула в окно гостиной.

— Голубушка, не входи еще туда, — посоветовал Муми-папа. — А если войдешь, то закрой глаза. Я сделаю для тебя новую мебель, она будет точной копией старой — с бахромой, красным бархатом и всем прочим.

— Мне незачем закрывать глаза, — весело ответила мама. — Мне будет недоставать лишь вращающейся сцены. И я почти уверена, что на этот раз мы купим набивной бархат.

Вечером Муми-тролль пошел в палатку Снусмумрика, чтобы пожелать ему спокойной ночи.

Тот курил на берегу речки.

— У тебя есть все, что надо? — спросил Муми-тролль.

— Почти все, — кивнул Снусмумрик.

Муми-тролль остановился возле него и понюхал воздух.

— Ты что, куришь табак нового сорта? — спросил он. — По запаху он напоминает малину. Это хороший табак?

— Совсем нет, — немного смутился Снусмумрик. — Но ведь я курю его только по воскресеньям.

— Вот как! — удивленно отозвался Муми-тролль. — Да, сегодня воскресенье. Ну, спокойной ночи, я пойду спать.

— Будь здоров! — тихо отозвался Снусмумрик.

Муми-тролль направился к болотцу с прозрачно-рыжеватой водой, возле которого росло дерево с привязанным к нему гамаком. Он поглядел в воду. Украшения лежали на прежнем месте.

Тут Муми-тролль принялся что-то искать в траве.

Прошло несколько минут, и он отыскал берестяной кораблик. Задний штаг запутался в листочке, но был совсем целым. Даже маленький люк над трюмом не сдвинулся со своего места.

Муми-тролль возвращался домой через сад. Вечер был прохладный и тихий, мокрые цветы пахли сильнее обычного.

Мама сидела на крылечке, поджидая его. Она что-то держала в лапе:

— Угадай, что это?

— Шлюпка! — охнул Муми-тролль и засмеялся.

Он смеялся не потому, что ему было очень весело, а потому, что чувствовал себя бесконечно счастливым.