Волшебный локон Ампары - Шарова Надежда - Страница 52

— Нет, — сказал Ледогоров, — не только я. К сожалению, так думает и Джугаш-Улья Каганберья…

Из-под закраины бетонной крышки островка в радиальных направлениях со свистом стали взмывать, в виражах доворачивая на восток, первые реалеты.

— Каганберья опасен, — напомнил фундатор и посмотрел в спину последнего из уходящих эвархов. — Под следствием — опасен вдвойне.

Последним из уходящих был ватагар. Юрмед Вертоградов остановился перед люком, оглянулся через плечо и лишь после этого ступил на ленту эскалатора.

Кир-Кор почувствовал какое-то особенное, непонятное ему напряжение Ледогорова. Спросил:

— Мы ждем чего-то?

— Подожди меня здесь, — рассеянно сказал экзарх. И уже на ходу: — Если шверцкаргер сядет, а я задержусь — найдешь во что переодеться в лобовом салоне.

«Я никуда не спешу», — подумал Кир-Кор и прихлопнул на голом плече какого-то прозрачнокрылого, настырно жаждущего крови обитателя этой прекрасной долины. Он уже осознал, что другого времени для интима с натурой может и не найтись…

3. ПРОРИЦАНИЕ ВАТАГАРА

Шверцкаргер вернулся без павильона — Кир-Кор увидел в синеве облачного разрыва силуэт «шляпы» без каких бы то ни было искажающих ее дополнений.

Серебристо-голубая аэромашина выпустила посадочные опоры и, агрессивно жужжа, села в центр островка. Жужжание смолкло. Ледогоров задерживался. Под днищем грузовика отвалилась квадратная челюсть бремсберга и выпустила наружу полосатый бело-черно-голубой трап. Ярко взблескивала, вращаясь на выдвижном штыре, небольшая сложно фигурная антенна, шипели сопла эжекторов вентиляции. Кир-Кору вдруг мучительно захотелось спрыгнуть в поток и добраться до водопада. «Финшельский рецидив», — подумал он. Ущипнул себя за ухо.

Нет, осознание того, что аэромашина не вписывалась в этот роскошный пейзаж, ничего, к сожалению, не меняло, и ничего иного не оставалось, как проявить законопослушание и толерантность. «К трапу!» — сам себе скомандовал Кир-Кор. «Слушаюсь, капитан!» — откликнулся внутренний голос.

Подвижные ступеньки трапа подхватили законопослушного пассажира и пронесли его сквозь пространство грузового трюма в тамбур спардека. Трюм наполовину был заполнен громоздкими тюками в светлой упаковке и белыми бочками, аккуратно прижатыми к стенам захватами грейферов. То, что на шверцфайтерах именуется гондеком, в интерьерах шверцкаргеров отсутствует, зато спардеки грузовика и боевой аэромашины одинаковы, как близнецы. Тот же коридор вокруг пилотской рубки, те же два пандуса — спуски в девятиместный сегменте — видный салон, который практически ничем не отличается от лобовой рубки. В том числе — низким потолком и теснотой. Свободно здесь можно было только сидеть и только в первом ряду (два кресла). Во втором ряду и в третьем кресел побольше, комфорта поменьше.

За полупрозрачной стенкой в тылу последнего ряда просвечивал довольно вместительный гардероб, и в нем что-то было. Не веря глазам, Кир-Кор снял со штатива костюм, очень похожий на тот, который он так легкомысленно погубил в прыжке с катаготия на баньян. Точная копия! Рубашка из превосходного тонкого шелка девственной свежести и белизны, расшитые серебром светлые брюки… Стараясь не задевать головой потолок, он быстро переоделся. Вошел, склонив голову, Ледогоров.

— Это я сохраню в качестве сувенира, — сказал Кир-Кор, запихивая набедренную повязку в карман. — Спасибо за свежий костюм.

Экзарх улыбнулся. В синем блузоне с белым воротником затейливой вязки и в черных бейнзаунах с серебристой искрой он напоминал утонченного вельможу-эстета эпохи раннего Ренессанса.

Сели в первом ряду. Шверцкаргер завел шмелиную песню, слегка покачнулся, начиная подъем. Округлая стена салонного сегмента вдруг будто лопнула посредине и раздвинулась в стороны — и стало очень светло и красиво: синь неба, ярко-белые быстрые облака… Грузовик набирал высоту совсем не в том направлении, куда ушли реалеты. Впереди проступали сквозь дымку громады гор, на левом траверзе сливалась с горизонтом ультрамариновая гладь Авачинского залива. Фундатор вглядывался в даль, молчал. Кир-Кор пошутил:

— Летим на Курилы?

— Нет. Сейчас сбросим груз и… домой. Это недолго.

— Я никуда не спешу.

Жужжа, как трудолюбивая пчелка, грузовик упрямо тянул и тянул в одном направлении. Перевалил через изборожденную складками выпуклость старого, давно погасшего вулкана с озерцом в полуразрушенной кальдере.

— Трудяга, — сказал Кир-Кор. — Снабжением занимается, ритуальные павильоны таскает.

— Представительский павильон, — уточнил Ледогоров. — Нуклеусу экзархата часто доводится посещать отдаленные районы полуострова.

— Летающий ареопаг?

— Ну… — Ледогоров в затруднении развел руками. — Жизнь не стоит на месте и, бывает, преподносит проблемы, которые тривиальными не назовешь. Их надо решать, и по возможности профессионально, быстро. Уж как-то так получилось, что в такого рода делах нуклеус нашего экзархата приобрел весомый авторитет. Тебе это кажется странным?

— Вовсе нет! Возможно, я еще легкомыслен, но не настолько, чтобы не замечать на этой планете очевидных вещей.

— Одобряешь, значит, нашу позицию?

— Сдается мне, в эпоху аксиологического нигилизма на Земле ваша позиция — самый действенный способ упорядочивания общественного бытия.

Кир-Кор поймал на себе изучающий взгляд фундатора.

Ледогоров сказал:

— Много значит сам факт бытийности киновий, девидер, экзархатов, суфиатов… Словом, важен фактор инфраструктуры.

— Кто-то из социологов утверждал, что психосоциум в здравомысленном обществе всегда структурирован, — вспомнил Кир-Кор. — Если нет — в здравомыслии общества следует усомниться.

— Это верно. Только в устойчивых инфраструктурах — малых, средних, больших — есть условия для неторопливой кристаллизации личности. И напротив — размывание «человеческой массы» в глобальную однородность способно создать на планете лишь океан сатанизма.

— Океан мараказма, — согласился Кир-Кор. — Как дважды два.

— Распад семьи и развал психосоциумных ячеек уже ставили нас на грань ментального кризиса. До полной катастрофы было рукой подать. Страшное время… — Ледогоров провел ладонью вдоль подлокотника. — Успевали, к счастью, опомниться.

— Главная задача эвархов — стараться успевать?

— Эвархи считают главным все, чем они занимаются. Но санкта санкторум[9] их, скажем так, интересов — институт парампары. Преемственность в деле воспитания Носителя Совести должна быть непрерывной, как человеческая история. Все эвархи — ректоры гимнасиев, академий, палестр… и все — деканы парампар. А кстати… знаешь ли ты, сколько учебных предметов предлагается воспитанникам гимнасиев нашего экзархата?

— Думаю, не меньше, чем в гимнасиях Новастры. Сорок три?

— Ошибся на сорок. Три учебных предмета.

— Три?! — переспросил Кир-Кор. — Образовательный тривиум?..

— Я удивил тебя?

— Более того. Ну и… что же в учебном каноне?

— Мировая история, история мировой культуры и гигиена, — перечислил фундатор. — Три луча знака Ампары.

— История и гигиена — это, конечно, прекрасно… Однако где география? Где все остальное? Я наслышан, что у вас в девидере есть математики, врачи, естествоиспытатели с мировыми именами, есть хорошо оборудованный научный центр. — Кир-Кор вопросительно смотрел на экзарха. — Неужто сотрудники Центра не аборигены?

Лицо экзарха выглядело усталым, и выражение мировой скорби в его глубоких серых глазах заметно усилилось. Ледогоров ответил:

— Все отрасли знаний закономерно группируются между собой и образуют три основных информационных потока. Все это — в трех нижних лучах белого знака Ампары. Ступай вдоль любого из них — найдешь искомое. И только от тебя самого зависит, что именно обретешь: знания дилетанта, гения или просто крупного специалиста в облюбованных тобой областях человеческих достижений.

Минуту Кир-Кор обдумывал странности системы камчатского просвещения.