Никодимово озеро - Титаренко Евгений Максимович - Страница 29

? Как это не отпустишь? — удивился Сергей, пропустив пока мимо ушей все, что она говорила вначале.

? А так. — Алена сдвинула брови. — Не пойдешь — и все.

Сергей скользнул взглядом по сторонам.

? Брось ты... Что я, — под кустами ночевать буду?

? Погуляй где-нибудь, а потом приходи к дому попозже. Или заночуешь тут, или вместе уедем... Ну часик погуляй, Сережка?.. Потом что-нибудь придумаем!

Противиться ей, когда она просит, было трудно. Уж лучше бы капризничала — ругалась, что ли, — оно как-то привычней.

? Ты же знаешь, что лучше мне пойти.

? Не лучше, — возразила Алена. — И может, Лешка проснется сегодня, сам все расскажет...

Она подошла вплотную к нему, сняла какую-то пушинку с рукава свитера. — Ведь ты опять поплывешь на тот берег! Опять ночью полезешь куда-нибудь! А вдруг с тобой что случится?! — Она помолчала, чтобы он осмыслил весь ужас подобной перспективы. — Что я тогда?

? Никуда я не полезу, ничего со мной не случится!

? Дай слово, что придешь и будешь сидеть дома?

Сергей демонстративно поморщился.

? Слово я не буду давать. Зачем? Сказал, никуда не полезу, — значит, не полезу... — Он помедлил, разглядывая теперь Аленины босоножки, поскольку стояла она очень близко и соврать правдоподобно было почти невозможно. Потом глянул в глаза ей. — Пойду я, Алена, ладно?..

Она не ответила. И ничего не сказала, когда он пошел.

А он долго не мог решить, правильно ли поступил, оставив ее одну в Южном. Потому что, уходя, он дважды оглядывался назад и видел, что она в своем коричневом с белой отделкой на воротничке и карманах платье по-прежнему стоит на том же месте, близ рыжего муравейника... Хотел обернуться еще раз, но прибавил шаг, чтобы уйти с ее глаз.

* *

*

Николай и Костя двигались по улице Космонавтов куда-то к центру Южного, когда Алена вышла из лесу на опушку. Она задержалась, чтобы остаться незамеченной.

Перед больницей и домом Галины никого не было. Десятка два домашних уток, волоча по траве отяжелевшие зады, проковыляли к одинокой лужице на дороге и, встряхиваясь и распустив крылья, начали омывать себя грязной жижей.

Сергей ушел, и Алена машинально прикидывала, что сейчас он уже на дороге от рудника, минут через пятнадцать-двадцать, а может и сразу, поймает машину и через полчаса будет дома... За это время с ним ничего не случится. А потом... возможно, что-нибудь переменится, и она либо вместе с теткой Валентиной Макаровной, либо одна приедет следом. Она думала так ради самоуспокоения. Шансов сбежать от Лешкиной матери у нее не было. Но ведь не каждую же ночь станут обнаруживаться трупы!

? Это замечательно, что ты пришла! Ты умеешь помнить обещанное! — такими восклицаниями встретила ее Галина. — Терпеть не могу, кто забывает свои слова! Ты умница! — радость, ее, как всегда, была неподдельной. Она любила общество, шумные, компании и, должно быть, радовалась каждому новому человеку. Лишь крайняя необходимость или обязательства в связи с окончанием техникума вынудили ее жить в глуши: так естественно было представить ее где-то в большом, ярком городе — не гостьей, а хозяйкой больших пьяных празднеств, с многочисленными каждодневными знакомствами, с обязательным «очень приятно!», с поцелуями в ручку, ? она бы никому не дала скучать.

Внешне она была постоянно ласкова и предупредительна. Но иногда чувства эти как бы соскальзывали с лица вместе с приветливой улыбкой: взгляд ее становился отсутствующим, а мысли сосредоточивались на чем-то, не имеющем отношения к разговору. В эти минуты бывало особенно заметно, что зрачки ее расширены.

? Я не совсем потому, что обещала. Просто мне захотелось зайти, сказала Алена, опять присаживаясь на краешек узенького дивана, где сидела раньше.

? Это еще лучше! ? возразила Галина. — Вы заходили к Леше? Я видела в окно.

? Заходили, все по-старому. Сергей уехал домой, а я буду с тетей Валей.

Галина внимательно посмотрела на нее.

? Я представляю, как тяжело Валентине Макаровне! — сказала она.

? Да теперь уже ничего. Но хозяйка куда-то уехала, она одна, — объяснила Алена, — приходится думать все время о том же...

Галина убрала с радиолы Костины галстуки. Было заметно, что порядок в доме — ее рук дело.

? Поставим какую-нибудь пластинку?

? Как хотите, — сказала Алена.

? Танцевальную?

? Лучше песню. Только не громкую...

Галина выложила на стол горку пластинок. Поставила верхнюю.

? Негромкая — это значит грустная. Раньше мне тоже нравились грустные... — Она замолчала.

Сорвала я цветок полевой,

Приколола на кофточку белую...

Приток воздуха с улицы неслышно колыхал тонкий, в золотых лепестках тюль, и ужасной нелепостью показалась Алене сама возможность какой-то связи между этой комнатой, больничной палатой, «где в белых простынях, отрешенный, ждет своей участи Лешка, и тем кошмаром, что произошел (или продолжается еще?) а месте бывшей усадьбы.

? Ты в Южном ночевать будешь? — спросила Тайна. — Вместе с Валентиной Макаровной?

? Да... — Алена кивнула.

? Посмотри пока, что еще поставить, а я приберу а кухне. До сентября думаете здесь быть, или пока наскучит?

Алена встала, подошла к пластинкам.

? Нет... Мы, наверное, скоро уедем.

Галина засмеялась.

? Ну вот! Нервы не выдержали?! Надо думать, что все обойдется, все будет хорошо! Мы еще вместе таких дел напридумываем! — Она подкинула на ладони Аленины волосы. (Почему-то всем обязательно наго было тронуть их, словно для проверки: настоящие или ненастоящие?) Остановилась в дверях. — Ветра нет, я оставлю дверь открытой. Найди, что тебе нравится...

Алена слышала журчание воды в кухне, легкое позвякивание тарелок... Не оглядываясь, по торопливым, семенящим шагам проследила путь Галины из кухни в свою комнату, потом опять в кухню... Потом к ней. Опустила проигрыватель на пластинку. «Бьется в тесной печурке огонь...» Отец дома заиграл ее. Мать всегда вспоминает при этом войну и становится не такой, как обычно. Алена войну не помнила и не могла помнить, но хотела бы. Потому что ей казалось, все у взрослых там: не только страх, ужас, но и радость, и одухотворенность, и даже счастье. Она пыталась понять это и не могла.

? Галя... Это вам покажется странным, но скажите... — Алена помедлила. — Вам очень нравится Леша?

? Как?.. — Та заметно смешалась. — Конечно!

? Нет, — сказала Алена, — не просто, а — вы понимаете меня — по-настоящему? Просто могут нравиться многие.

Галина подошла и, почти не глядя на этикетки, стала перекладывать из одной стопки в другую пластинки, которые отобрала Алена. Потом, не дослушав, зачем-то переставила звукосниматель в начало диска, убавила громкость. «Про тебя мне шептали кусты...»

? Я, Оленька, люблю его!

? Я думала, любят не так... — сказала Алена, машинально передвигая к себе вдруг ставшие центром внимания пластинки.

? А как? — спросила Галина. Губы ее скривились в саркастической улыбке.

? Я думала, что бывает, ну... стыдно, что ли. Когда боятся, что узнает кто-нибудь, когда даже думают об этом потихоньку.

Галина засмеялась. Но смех ее был чуточку нервным.

? Боже! Какая ты еще маленькая!

? Но ведь это же навсегда, — возразила Алена. — Это же все вдвоем, всю жизнь: есть, пить... детей иметь.

Галина шагнула от радиолы к столу, потом к диванчику за спиной Алены, и, хотя не переставала улыбаться при этом, было заметно, что разговор тяготит ее.

? Вот именно! Потому что навсегда — чего уж прикидываться: люблю — да и только! — И, остановившись против Алены, посмотрела выжидающе: все ли точки над «i» поставлены?

Алена, отвела свой взгляд, упрямо повторила:

? Нет... Все совсем не так. Я знаю, иногда говорят: того люблю, этого!.. Многие говорят. Но ведь это если на один день, ненадолго: всегда кто-то нравится больше других. Но это еще совсем не по-настоящему. И мне кажется, такое у вас к Лешке... У него, может быть, нет. — Она посмотрела на Галину.