Отпуск за свой счет - Азерников Валентин Захарович - Страница 13

– Есть сравнительно немного явлений, которые воспринимаются во всем мире одинаково. Среди них не последнее место занимает киносъемка. По своему влиянию на поведение человека она даже превосходит неполное солнечное затмение и выигрыш любимой футбольной команды. Магнитное поле, возникающее вокруг проходящей на натуре съемки, столь велико, что притягивает все живое, находящееся в радиусе двух-трех километров. Возраст, пол, занятость на работе роли не играют. Эта сила прямо пропорциональна количеству снимающихся любимых актеров, мастерство же режиссера значения не имеет. Готовый фильм может быть хорошим и плохим, интересным и неинтересным; съемки – интересны всегда. Более того, съемки будущего плохого фильма практически ничем не отличаются от съемок будущего гениального. Это, может быть, не очень справедливо, но что поделать, кино не юстиция, на справедливость тут и не рассчитывают. В живописи еще хуже. Маленькая акварель, которую художник при жизни не мог продать даже за ужин, после его смерти иногда кормит наследников много лет, причем три раза в день.

Хождение на съемки – занятие опасное. Оно порождает разочарование. Эпизод, производящий при съемке неизгладимое впечатление, причем не один, а несколько раз, в кинозале можно вообще не увидеть. А если и увидишь, то расстроишься – тогда он казался таким значительным… Мы вообще склонны думать, что все, что происходит при нас, имеет особое значение.

Вторая опасность, подстерегающая зрителя на съемочной площадке, – несоответствие живых кумиров тому облику, который они имеют на экране. Когда выясняется, что Он мал ростом и кривоног, а Она – дылда и ее снимают поэтому всегда сидя, нервное потрясение бывает столь велико, что наиболее слабонервные вообще перестают ходить в кино и переносят свою нерастраченную любовь на домашних животных.

Но при всем при этом топтание на съемках – занятие полезное. Во-первых, оно укрепляет здоровье, все-таки свежий воздух. Во-вторых, оно сближает людей. Даже заклятые соседи, имеющие диаметрально противоположные взгляды по всем жизненным вопросам, здесь находят давно утраченный общий язык и в конце даже начинают вновь обращаться друг к другу по имени – если вспоминают его.

К тому же, не следует забывать, что съемки, как это ни странно, ведутся не для нас…

Наконец фотопробы были сделаны, и режиссер подошел к Кате.

– Все хорошо. Еще некоторые формальности – утвердить все это у руководства, но здесь нет проблем.

– Послушайте, – не выдержала наконец Катя. – Вы что, глухой? Не слышите, что вам говорят? Я не собираюсь сниматься, я вообще уезжаю завтра, мы здесь проездом.

– Ну, хорошо, я договорюсь, – режиссера ничем нельзя было смутить. – В посольстве? С кем? Меня там все знают. Продлить визу – нет проблем.

Катя вздохнула, словно говорила с тяжелобольным, и сказала тихо и внятно:

– До свидания.

Как ни странно, но эта простая фраза подействовала. Режиссер вдруг сообразил, что Катя действительно уходит. И его лицо сразу стало растерянным и грустным.

– Но как же? Вы не понимаете. У вас талант, я вижу. Это ваш шанс. Его нельзя упускать. Вы потом этого себе никогда не простите.

– Я уже слышала однажды нечто похожее, – сказала Катя, посмотрев на Юру. – С меня хватит. – И она пошла в гостиницу.

Режиссер и Юра, словно парализованные, неподвижно смотрели ей вслед – пока она шла из света площадки в сумрак сада, а потом снова возникла у ярко освещенного подъезда отеля.

Катин автобус проезжал через деревню Ормашаг. Перед многими домиками странно высились одинокие деревья: тонкие с кроной на самой макушке.

– Здесь мы имеем, – объясняла гид, – характерный местный обычай. Молодые люди, кто имеет любимую, должны в ночь на первое мая посадить у нее перед домом дерево. Выкопать в лесу, принести и посадить. И утром все видят, как он ее любит. Чем выше дерево, тем крепче. И это дерево должно простоять месяц, весь май. А тридцатого его спиливают, и тогда родители девушки устраивают как бы прием в честь ее возлюбленного.

– А свадьба когда? – спросила одна из туристок.

– О, это как договорятся. Может быть, осенью, когда убран урожай.

– А если она разлюбит за это время? – спросил один из туристов.

– Или он? – уточнила туристка.

– О, тогда хорошо, – сказала гид.

– Что же хорошего? – удивилась туристка.

– Хорошо, что не поторопились. Значит, дерево было большим, чем любовь.

– Значит, липа была, – сказал турист.

– О, липа… Это порода дерева?

– Нет, – сказала туристка, – это порода мужчин. Обманывают которые. – И она посмотрела на Катю. Катя безучастно смотрела в сторону.

– О, я поняла, – обрадовалась гид, – это идиоматический оборот.

– Да, это точно, оборот. Иногда в такой оборот попадешь, не знаешь, как выбраться, – сказала туристка и снова посмотрела на Катю.

– Ладно, – сказала Ада Петровна. – Кончайте.

Когда Катин автобус въехал в Печ и подрулил к отелю «Паннония», первое, кого увидела Катя, был Юра, прохаживающийся около подъезда.

– О! Привет, – пошел он ей навстречу, как будто они заранее договорились о свидании.

– Здравствуй, – спокойно сказала Катя.

Юра посмотрел на ее прическу и деланно улыбнулся.

– Помяла все-таки. Я ж предупреждал.

Катя поправила волосы.

– Слушай, – сказал Юра. – Мы тут с Ласло неподалеку… Тут дом его… Бабушка. Она ждет нас.

– Счастливо, – сказала Катя.

– Нет, тебя тоже. – Юра оглянулся и помахал через стекло рукой Ласло, сидящему в холле гостиницы.

– Здравствуйте, Катя, – сказал, подходя, Ласло.

– Здравствуйте, Ласло.

– Слушай, скажи ей. Не верит. Насчет бабушки.

– Она очень вас просит. Ждет. Это близко отсюда, – сказал Ласло.

– Неудобно, – сказала Катя. – Я ведь не одна. У нас программа.

– Вечером мы вас обратно доставим – в отель, – Ласло подошел к гиду, что-то ей сказал. – Нет проблем, – вернулся он к Кате.

Катя посмотрела на Аду Петровну, словно спрашивая у нее совета. Ада Петровна деланно равнодушно пожала плечами:

– Отчего ж не поехать. Поезжай. Надо укреплять дружбу между народами.

– Я не знаю, – нерешительно сказала Катя. – Не хочется мне.

– Ну, раз не хочется, тогда другое дело. Тогда не езжай, – сказала Ада Петровна.

А потом она махала рукой вслед удаляющемуся автобусу, увозившему Катю, а автор не удержался, чтобы не заметить по этому поводу:

– Да… Женское непостоянство – вещь непостижимая. По загадочности с ним может сравниться только тунгусский метеорит. С одной стороны, непостоянство женщин выводит из себя ровные мужские души, привыкшие знать наперед все, что может быть, и не знать того, чего быть не может. Но – с другой – что было бы в мире, если бы все, что обещают женщины, свершалось? Не говоря о том, что половина человечества давно бы уже горела в аду, ниспосланном пророчествами другой половины, очень скоро вообще некому стало бы и гореть, ибо каждая женщина хоть раз в месяц клянется, что ее глаза никогда больше не увидят этого… (дальше можно подставить любой эпитет), и если бы эти клятвы не нарушались через минуту или день (это зависит от климата), то опасения демографов насчет перенаселения земли не имели бы под собой никакой почвы. Так что можно назвать женское непостоянство слабостью, а можно – силой. Откуда посмотреть…

Ласло, подобно Кате, рано потерял мать и воспитывался у бабушки. Они жили недалеко от Печа, в селе Чёкёс. Это очень самобытное место, в нем до сих пор сохранились старинные и кажущиеся странными обычаи. Тут еще можно увидеть старух, носящих не темное платье, а белое, ибо этот цвет считается более приличествующим для пожилого возраста. А на похороны надевают траур желтого цвета.

Когда Катя увидела бабушку Ласло в белом, она, с присущей ей сдержанностью, ничем не показала своего изумления, словно и не мыслила себе, что в этом возрасте можно носить что-нибудь иное. Юре не удалось скрыть удивления, и Ласло пришлось совершить небольшой экскурс в историю родного края.